Бесстрашный горец
Шрифт:
– Ты думаешь, что твой отец сумасшедший? – перебила его Фиона.
– Да.
– Ну что ты. Никакой он не сумасшедший. Просто избалованный ребенок! – выпалила Фиона.
– Ты не понимаешь…
– Вот как? Ты считаешь, что я не понимаю? – Схватив руку Эвана, Фиона поднесла ее попеременно к каждому шраму на своих щеках. – Вот что такое сумасшествие, Эван. Я его прекрасно знаю, поскольку мне довелось испытать его на себе. Вот эти отметины – на щеках, на животе, на бедрах – оставил настоящий сумасшедший. Я видела его безумные глаза, глаза человека, говорившего о любви и в то же время причинявшего мне боль. Я ощущала
Фиона вновь легла на спину и прикрыла глаза рукой, пытаясь сдержать непрошеные слезы. То, что Эван не стал оставлять в ней свое семя только потому, что считал, будто в нем течет кровь сумасшедшего, немного ее успокоило во всяком случае, не она тому причина, – однако она понимала, что ей потребуется некоторое время, чтобы перестать чувствовать боль.
Эван осторожно обнял жену за тонкую талию и вновь привлек к себе. От ее слов дрожь прошла по его телу. Фиона и раньше рассказывала ему, что Мензис ее преследовал, что четыре раза ему удалось схватить ее. Но он как-то не задумывался, что ей довелось пережить, какие чувства она испытывала, когда этот мерзавец оставлял на ее нежной коже отметины. Она права. Этот человек – настоящий сумасшедший, страшный безумец. И хотя Эван был не совсем согласен с Фионой относительно своего отца – все-таки он не вполне нормален, считал Эван, – он твердо знал, что с Мензисом его не сравнить.
Глядя на искаженное болью лицо Фионы, Эван понял, что она все еще переживает оттого, что он лишил ее возможности забеременеть. К своему стыду, он почувствовал, что ему это льстит. Фиона хочет родить от него ребенка, и ей неприятно, что он отказал ей в этом. Представив себе, как живот Фионы округляется по мере того, как в нем растет его ребенок, Эван довольно улыбнулся. И в то же время он чувствовал, что не вправе рисковать их будущим, поскольку в глубине души все-таки сомневался в том, что его отец нормален.
– Фиона, – прошептал он, зарывшись лицом в ее густые растрепанные волосы, – я не мог оставить в тебе свое семя…
Вздохнув, она убрала руки с глаз и взглянула на него:
– Твой отец не сумасшедший, Эван.
– Но он повсюду видит врагов. Настроения его меняются каждую секунду. Он может пребывать в ярости, а уже в следующее мгновение, завидев хорошенькую девушку, думает лишь о том, как бы побыстрее задрать ей юбку. Взрослый мужчина и к тому же глава клана не должен так себя вести.
– Не должен, – согласилась Фиона. – Но это еще не говорит о том, что он сумасшедший. Если он повсюду видит врагов, то только потому, что у него их и в самом деле предостаточно. – Она глубоко вздохнула, стараясь придумать довод, который переубедил бы Эвана. – Постарайся хотя бы на мгновение представить отца не взрослым мужчиной и главой клана, а маленьким мальчиком.
Эван так и сделал и изумился тому, как
– Признаюсь, он часто ведет себя так, словно еще не вырос.
– Так оно и есть. Все его слова и поступки говорят о том, что твой отец так и не стал взрослым. Он остался ребенком, причем крайне испорченным. Такое впечатление, что в детстве его ничему не учили, а если и учили, то он не усвоил из этих уроков ничего. Если ему чего-то хочется, он должен это получить немедленно, а такое поведение свойственно детям. Он не думает ни о последствиях, ни о будущем. Когда ему в чем-то отказывают, он приходит в ярость. Он не способен на чем-то сосредоточиться. Все это говорит о том, что твой отец не вырос, он так и остался ребенком. По правде говоря, единственное различие между твоим отцом и испорченным мальчишкой заключается в том, что твой отец спит с женщинами, которые рожают ему детей, да еще в том, что он в гневе способен причинить кому-то боль и даже убить. – Фиона нахмурилась. – Скажи мне, бывали такие случаи, когда он в ярости сделал кому-то больно или убил человека?
Поразмыслив несколько секунд, Эван наконец ответил:
– Он может быть очень кровожаден в бою, однако я не могу припомнить, чтобы он убил кого-то в гневе. Если кто-то ненароком оказывался у него на пути, он мог отшвырнуть его с дороги, стукнуть, поставить синяк, но обычно, когда он злится, он клянет всех на чем свет стоит, может что-то сломать, разбить. Несколько раз он приказывал нам поступить жестоко с людьми, с которыми поссорился, но мы, естественно, ничего подобного не делали.
– И, как я понимаю, он не наказывал вас за то, что вы его ослушались?
– Да. Похоже, он просто забывал о том, что отдал нам такой приказ.
– Он когда-нибудь насиловал женщину, если та ему отказывала?
– Нет. Хотя он очень разозлился на тебя за то, что ты научила здешних женщин говорить ему «нет».
– Вот видишь, а я цела и здорова.
Эван захлопал глазами и уставился на жену. Он не мог не признать, что в словах Фионы есть доля истины. Чем больше он думал о своем отце как об испорченном ребенке, тем больше убеждался, что она права. Если отец ведет себя не так, как положено, это еще не значит, что он ненормальный.
– Он не сумасшедший, – прошептал Эван.
– Да, – ответила Фиона, чувствуя жалость к мужу. Бедняжка, сколько же лет ему пришлось страдать! Какой, должно быть, ужас он испытывал, думая, что его отец ненормальный.
– Он просто старик, сохранивший характер испорченного ребенка.
– Боюсь, что это так. Подумай сам, Эван, если бы твой отец был сумасшедший, его безумие наверняка передалось бы по крайней мере одному из его многочисленных сыновей или одному из детей твоего брата. Но ведь этого не произошло?
– Верно. – Эван взъерошил рукой волосы. – Знаешь, я так долго был уверен, что мой отец ненормальный, что сейчас мне трудно убедить себя, что я ошибался.
– Ты и в самом деле ошибался. – Фиона улыбнулась, поймав на себе его хмурый взгляд.
– И не я один.
– Думаю, многие так считали. Наверное, поэтому по замку ходят слухи, что он убил своих жен. Трудно представить себе, что взрослый мужчина может вести себя так, как твой отец. Ведь он большой и сильный, так что никому и в голову не приходило, что в душе он сущий ребенок.