Бесстыжая
Шрифт:
— Кажется, я где-то это видела, — сказала я. — Только не припомню где.
Сакс пожал плечами:
— На базаре их много продается. Я хочу, чтобы ты легла на песок и медленно пропустила эту ткань между ногами.
— Нет проблем, — сказала я.
Я вышла под золотистые лучи предзакатного солнца и растянулась на песке. Сакс включил маленький магнитофон, из которого полилась томная мелодия. Мне это нравилось. Я сливалась с мелодией, позволяя ритму проникнуть в тело, которое постепенно охватывало эротическое напряжение. Я представила себе, что кусок шелка —
И тут поднялась адская суматоха.
Только что я млела под звуки томной мелодии, а мгновение спустя воздух задрожал от оглушительного крика. Раскидывая во все стороны камеры, ко мне мчался Уильям. Он набросился на меня, выхватил кусок ткани и поднял его над головой, что-то крича на языке, которого я не понимала.
И я вдруг вспомнила, где видела ткань с этим рисунком: на фоне такого же шелка был изображен султан на портрете. Я с ужасом поняла, с чем только что забавлялась.
Вокруг нас столпились солдаты, грубо схватив Сакса и операторов.
— Вы все арестованы, — завопил Уильям, — вы оскорбили честь моей страны! — Он помахал куском ткани перед носом Сакса.
— Но это всего лишь кусок ткани, — сказал озадаченный Сакс.
— Это национальный флаг Камара! — побагровев от натуги, орал Уильям. — Его осквернение карается смертной казнью. Уведите их!
— Постойте… — запротестовала я, но Уильям схватил меня за запястья и надел на них наручники. — Вы не имеете права! — крикнула я.
Уильям, кажется, даже не слышал меня. Он замотал меня в простыню, которой я прикрывалась от солнца, потом снял с себя ремень и застегнул его на моей талии, чтобы простыня не съезжала вниз. К моему ужасу, он взвалил меня на плечо, придерживая за колени, и куда-то понес.
Я орала во все горло, но никто не обращал на меня внимания. Уильям засунул меня на заднее сиденье военного джипа, связал мне ноги веревкой, сел за руль, и мы куда-то поехали. Я пыталась высвободить руки, но мне это не удалось.
Мы ехали около часа. Насколько я понимала, мы углублялись в пустыню, но вскоре я уже ничего не могла видеть, так как быстро стемнело.
— Куда это, позвольте узнать, вы меня везете? — спросила я.
— К его величеству, чтобы он вынес вам приговор за ваше преступление, — ответил он через плечо. — Вы узнаете, что никто не смеет осквернять национальный флаг Камара.
Мысль о том, что предстоит предстать перед толстым стариком, меня не вдохновляла. Судя по его виду на портрете, он был давно уже не способен оценить то оружие, которое имелось в моем арсенале.
Время от времени Уильям говорил с кем-то по рации, наверное, договаривался о том, чтобы нас встретили, потому что, когда джип остановился, нас ждали несколько человек с конями. Мощеная дорога кончилась, впереди был песок. Уильям сел на коня, двое мужчин подняли меня, уложив лицом вниз поперек конского крупа перед ним, и мы галопом помчались по пустыне.
Наконец он остановил коня. Кроме песка, мне ничего не было видно, но, повернув голову, я увидела огни и огромный шатер, вход в который охраняла вооруженная стража. Уильям снял меня с коня и, придерживая рукой, поставил на ноги, а сам тем временем отдавал приказания. Кто-то побежал в шатер. Вокруг нас стояли люди с горящими факелами, а чуть поодаль я, кажется, заметила пальмы и верблюдов. Интересно, в каком это веке я оказалась?
Неожиданно Уильям снова взвалил меня на плечо и направился в шатер. Через несколько шагов он опустился на одно колено и сбросил меня на землю, так что я, беспомощно перекатившись несколько раз, остановилась возле какого-то помоста. Я лежала на животе, волосы рассыпались по лицу, и я смогла разглядеть только затянутый красным бархатом помост, целую гору атласных подушек и босую мужскую ногу.
Нога была смуглая, весьма изящной формы. Мне захотелось посмотреть, что находится выше, но нога, наступив на мои ягодицы, пригвоздила меня к месту. При всем изяществе формы мускулы на ней были стальные.
— Отпустите меня немедленно! — крикнула я.
Человек на помосте — его лица мне не было видно — что-то резко сказал Уильяму, который, наклонившись, прошипел мне на ухо:
— Запрещается говорить с султаном, если он не заговорит сам. Молчи, иначе нас обоих казнят.
— Плевать мне, что он султан какой-то карликовой страны, — огрызнулась я. — Он не имеет права так обращаться со мной!
По наступившей напряженной тишине я догадалась, что султан понимает английский. Но я была в такой ярости, что даже не испугалась. Я снова принялась вертеться и брыкаться, хотя знала, что это бесполезно. Однако султан приподнял ногу и перевернул меня на спину.
Взглянув вверх, я увидела молодого человека с красивым, бронзовым от загара лицом. На нем был надет широкий белый плащ, который держался на плечах с помощью золотых шнуров, на голове его был белый тюрбан, какие традиционно носят арабы. Он был ни капельки не похож на толстого старика, которого я видела на портрете.
— Кто, черт возьми, ты такой? — возмущенно спросила я. — Великий визирь или кто-нибудь в этом роде?
На сей раз тишина была не просто мертвой, а гнетущей. Наконец он заговорил:
— Я султан Абдул Камар Хассамид.
— Врешь! — грубо оборвала его я. — Султан — толстый старик. Я видела его портрет.
Красивые губы тронула улыбка.
— Понятно. Вы видели портрет моего деда, он был очень популярен среди народа. Некоторые до сих пор предпочитают его портрет моему.
И тут я заметила в его лице некоторое сходство со стариком, изображенным на портрете. Это лицо было отмечено печатью многовекового монаршего величия и абсолютной власти. В его чертах было что-то жестокое, как будто он привык к тому, чтобы его воля исполнялась беспрекословно. Я судорожно глотнула воздух. Господи, неужели я сама накликала на себя беду?