Бестия. Том 1
Шрифт:
— Мою норку! — потребовала она.
Стюардесса кивнула.
— Сию минуту, мадам, — и склонилась к Джино. — У вас есть чем добраться до Нью-Йорка, мистер Сантанджело?
— Откуда? Я же не рассчитывал сесть в Филадельфии.
Девушка захихикала.
— Конечно. Подумать только!
— Вы можете организовать машину?
— Естественно. Но вам лучше переночевать в Филадельфии. Весь Нью-Йорк сидит без электроэнергии, и никто не знает, надолго ли это.
Джино раскинул мозгами. У него забронирован номер
— Можете порекомендовать приличный отель?
Девушка улыбнулась.
— Конечно, мистер Сантанджело. Я и сама собираюсь там остановиться.
Лаки забылась неглубоким, тревожным сном. Стивен с облегчением вздохнул. Без ее постоянного нытья вынужденное пребывание в этом черном, похожем на материнское чрево ящике даже не лишено своей прелести.
Можно полностью расслабиться. Забыть обо всем на свете. Некоторые платят за такой вид психотерапии бешеные деньги.
Лаки пробормотала что-то нечленораздельное.
Вообще-то он не сердится на нее за грубость. Просто она напугана.
Ха! Чтобы дамочка с таким язычком чего-нибудь испугалась!
— В чем дело? — она вдруг резко проснулась и начала протирать глаза. — Господи Иисусе! Мы еще здесь?
— Конечно.
— Я сейчас описаюсь, — таким тоном, будто это он виноват.
Стивен не нашел что сказать.
— Мне хочется писать, — злобно повторила она. — Прямо сейчас.
— Мне очень жаль, — саркастически заметил он, — но создатели лифта не предусмотрели в нем туалет.
— Мерзавец!
Стивен заткнулся. Пусть беседует сама с собой.
Духота становилась непереносимой. Кондиционер не работал, и лифт превратился в печку. Стивен разделся до трусов, но все равно тело покрылось густой, липкой пленкой пота, как в сауне.
Он вспомнил, как во время медового месяца они с Зизи отправились в сауну. Маленькая Зизи. Динамит. Пять футов два дюйма похоти. Мама оказалась права.
— Фу! — воскликнула Лаки. — В последний раз я делала в штаны, когда мне было два года.
— О Господи!
— Не очень-то задирайте нос. Вас ждет то же самое.
Дарио было слышно, как маньяк носится по комнате, круша мебель и сыпля ругательствами.
У него бешено стучало сердце. Что он сделал такого ужасного? Да, он голубой — так что? Это не преступление. Он всегда хорошо с ними обращался. Платил, если они давали понять, что не отказались бы от денег.
Боже! Только потому, что он сын сукина сына Джино Сантанджело, вся его взрослая жизнь превратилась в одну большую ложь. Дарио вздрогнул и зажмурился. Гангстер может настигнуть его в любую минуту, и все будет кончено.
Кэрри никак не могла отыскать мясной рынок на Сто двадцать пятой Западной
Кэрри поспешила убраться. За пятьдесят лет ничего не изменилось.
Гарлем по-прежнему кишит крысами.
Наконец она различила в полумраке очертания мясного рынка. Здесь тоже было полно людей, набивавших сумки говядиной, курами — всем, что попадалось под руку.
Кэрри оглянулась по сторонам. Ее явно никто не ждал.
Кого же я все-таки ищу?
Ей ничего не оставалось, как замереть на месте и ждать. Посмотрим, кто подойдет.
— Сколько тебе лет, Джил? — поинтересовался Джино.
— Двадцать два, — ответила хорошенькая стюардесса, стоявшая перед ним в костюме Евы.
— Двадцать два, значит?
— Опыта мне не занимать, — и она захихикала.
— Конечно, — согласился он.
Пять минут назад она появилась в его номере — и вот пожалуйста, стоит перед ним в чем мать родила и готова в любую минуту прыгнуть в постель, как будто нет ничего более естественного. Может быть — для нее. Но что происходит с ним самим?
Джино смертельно устал, до отвала набил брюхо; мочевой пузырь властно напоминал о себе; дико хотелось спать.
Это была ее затея. После ужина она заявила: «Я хочу зайти к вам, посмотреть, все ли в порядке».
Очутившись в номере, она первым делом ринулась в спальню и вышла оттуда абсолютно голая. Недурное тело. Ему доводилось видеть и получше, и похуже. Слишком худа, на его вкус.
— Скажи: что может быть нужно такой молодой, красивой девушке, как ты, от такой старой развалины, как я?
— Мистер Сантанджело! Это вы-то развалина? Слава о вас гремит по всему миру!
Интересно, она оскорбится, если он откажется?
— Иди ко мне, — хорошо поставленным голосом стюардессы проговорила Джил. — Давай, снимай штаны.
— Мне шестьдесят девять лет, — пробормотал Джино, желая воздействовать на нее и в то же время сбрасывая два года, потому что невыносимо признаться, что тебе перевалило за семьдесят.
— Мое любимое число! — воскликнула она, возясь с молнией у него на брюках.
У него началась вялая эрекция. Вот уже несколько недель не барахтался в постели с какой-нибудь бабенкой. В семьдесят один год это перестает иметь значение. Не то чтобы он заделался импотентом. Просто теперь, чтобы завести его, требовалось что-то особенное.