Бестолковая любовь

Лобановская Ирина Игоревна

Ниночка еле слышно вздохнула. Словно маленькая птичка опустила крылья…

А Сева почему-то вспомнил, как Юля рассказала ему однажды — тихо и печально, — что, когда умер ее отец, от него осталось много всяких часов: и наручных, и даже на цепочке. Они с сестрой взяли их себе, на цепочке носили по всем правилам в жилетных кармашках и всем показывали — во какие часы интересные! Папины…

Но потом неожиданно все часы взяли и остановились. Одни за другими. И никак не хотели ходить. Ни один часовщик не мог их заставить.

Юля думала: почему вдруг

все сразу? Что случилось?

А потом ей рассказали… Это известное правило, никак до сих пор рационально не доказанное наукой, но действующее стопроцентно: почему-то после смерти владельца все его часы останавливаются. Статистика доказала: это бывает всегда. Но объяснить ничего невозможно.

«Есть многое на свете, друг Горацио…» — подумал тогда Сева.

Потом нагрянули воспоминания о снах… Эти сны навещали Севу часто и всегда оставляли в недоумении, в растерянности. Что они все значат? О чем пытаются намекнуть? Что хотят поведать и подчеркнуть жирной линией маркера? Для чего они все?

Сева не знал этого. И не мог догадаться, как ни старался.

Вот недавно приснилось…

Он ждал Николая в доме отдыха, куда они должны были вместе поехать. Якобы новый корпус. Так ему сказали. Очень красивая зима — кругом величественно-важные, пухлые снега, бело-фиолетовые, бесстрастные, бескрайние… Зато обшарпанный номер в дырах и грязных сальных обоях, желтые подозрительные пятна на стенах. Короткие раскладушки вместо кроватей. Но очень много выключателей и света — верхнего и бокового. Пьяные мужики курят на лоджии, проходят через номер и исчезают, гнусно ухмыльнувшись Севе. А брата все нет… И Сева ждет его и ждет…

Ну к чему все это?! К чему?!

Он попытался посоветоваться с Бакейкиным-младшим, и Николай тотчас радостно перехватил инициативу:

— Я сам сейчас расскажу, что тебе нынче приснилось. Представим себе: задорная танцевальная демонстрация под жарким солнцем. Все идут широкой колонной и танцуют, машут руками над головой. И состоит она из той части человечества, которую я люблю, — из девушек. То есть все девушки мира вот так идут манифестацией, танцуя и улыбаясь! А впереди всей колонны — ее авангард, так сказать — те девушки, которые мне нравятся больше других. Как думаешь, кто в авангарде?

— Это не вопрос. Конечно, пышнотелые брюнетки, — вздохнул Сева.

— Да! Это если мне снится такой сон. А если он выпадает на твою долю — впереди, конечно, Катя со своей двести лет не мытой косой. Самая милая для тебя пышечка из всех пышечек — идет во главе и танцует на ходу. Цыганочку, разумеется.

— Катя худенькая, — напомнил Сева.

— Безразлично, — махнул рукой брат. — А сны нам даются, как известно, чтобы вернуть нас к нашей любви. Песня об этом есть у Визбора. Усвоил?

И Севины рассказы о снах прекратились.

Еще Сева вспомнил, что Юля всегда считала себя глупой и необразованной. У нее была старшая сестра, искусствовед, окончившая Суриковское училище и работающая над диссертацией. Юля иногда вздыхала и говорила Севе:

— Как-то я в семье не удалась,

да… Ну, в семье не без урода. И этот урод — я. У меня еще брат есть. Тоже умный. Горный институт окончил. В аспирантуре учится. А я? Вот скажи мне, почему я такая?

Сева не понимал этого ее постоянного вопроса.

— Да какая такая?

Юля смущалась, путалась.

— Как тебе объяснить… Простая слишком. Учиться вот после школы не стала… На курсы пошла. — Она задумывалась и часто прибавляла: — Я мечтала стать великим стилистом, как Зверев, да… Побеждать в конкурсах. Прически фантазировать такие, чтобы весь мир вздрогнул и замер от восхищения. Да вот ничего из меня не получилось… Учу девчонок, как правильно держать ножницы…

— А что? — однажды возразил Сева. — Это тоже очень нужно!

Юля вспомнила печальную историю своего первого рабочего дня, обрезанное ухо клиента и смутилась еще больше.

— Ненужных профессий вообще нет! — разошелся Сева. — Но главное все-таки, чтобы ты по-настоящему любила свою профессию. Тогда она станет необходимой и полезной людям. Совершенно не важно, что ты делаешь в жизни: шьешь брюки или решаешь теорему Ферма. Важно, как ты это делаешь. Понимаешь?

Юля неуверенно кивнула.

Почему Сева вспомнил ее именно сейчас?..

Да потому, что эта Ниночка жутко ему напомнила Юлю, соседку снизу, тонкую, как сигаретка, и открытую, как подмосковное поле. Похожи они были, эти две смешные, забавные девчонки, живущие как-то вкривь и наперекосяк… Хотя в чем этот самый «перекосяк»?..

Сева вздохнул. Может, он как раз у других? А у этих двух девчонок все правильно и точно?.. Может… Или не может… Да зачем Севе разбираться в чужих судьбах?.. Ему бы со своей разобраться…

Николай достал таблетку активированного угля, сунул в рот и ткнул пальцем себе в пузо:

— Даю стране угля!

— А вот вам загадка! — крикнула Арбузова. — Цитата: «Там дамочки усталые в решениях легки». Как думаете, о каком месте и ситуации идет речь?..

Братья опять переглянулись.

— Наверное, о суде, — сказал Сева. — Это не вопрос.

— Э-э… Чего?! — Арбузова потрясенно приземлилась на стул.

— О суде, — вполне серьезно повторил Сева.

— Почему?

— Ну, судьи часто бывают женщины. «Усталые в решениях легки»… Когда такая юридическая дамочка уже порядком наслушалась всяких уголовных процессов, намаялась и голова болит, она легка в решениях. Живенько подмахнет приговор на пять лет в дали дальние и не светлые, не станет церемониться и миндальничать с очередным архаровцем на скамье подсудимых.

— Н-да, — протянула Арбузова. — Как интересно мысль повернулась у человека, блин… И главное — действительно весьма логично по всем пунктам. На самом деле, юноша, речь идет о курорте и о курортных романах, когда разморенные солнцем бабенки «слабы на передок»… Таков реальный смысл этих строк по контексту. А их автор, кстати, — Роберт Рождественский. Стыдно, молодой человек, не знать классиков!