Бестолковые рассказы о бестолковости
Шрифт:
Далее все просто, судорожное пересечение лысыми и тупыми (то есть не изгнанными с позором из строя увольняемых) счастливчиками границы контрольно-пропускного пункта и четыре часа свободы. На свободе бушевала дискотека 80-х: громко зарождавшаяся «попса», невинные винные коктейли, табачный дым, запах разгоряченных молодых женских тел и армейского гуталина, инстинкты, инстинкты, инстинкты, подавление инстинктов, стремительный побег (осталось тридцать минут до угрозы впадения в новый специализированный военный грех, а молодость еще топорщится на другом конце на реке Неве стоящего города).
Праздник пива
А иногда отдыхали военные и в отсутствие особей женского пола. Устраивали себе отдых от беспорядочной половой жизни. Временно исключали, так сказать, всевозможные неразборчивые и случайные связи. Они просто отдыхали и пили пиво. В широких военных кругах было известно,
Как же удавалось военным культурно-пенно-массово отдохнуть в такой вот никак не способствующей, а часто противодействующей этому отдыху, можно даже сказать, агрессивно сопротивляющейся этому отдыху среде? Да очень просто. У военных ведь, у них всегда все просто. Накануне, например, в пятницу всеобщим тайным голосованием из среды желающих отдохнуть военных избиралась очередная жертва. Жертвенный военный должен был в субботу убедить какого-нибудь оставшегося ответственным военноначальствующего в необходимости ухода в город сразу после занятий. Это была одна из самых сложных задач грядущего мероприятия. Здесь военноначальствующего нужно было сначала удивить. Придумать что-нибудь ему доселе неведомое, а он уже столько всяких обоснований в течение службы наслушался: от внезапного в своей катастрофичности разлива сибирских рек в середине зимы до массового падежа скота от налетевшего на планету метеоритного дождя. И все это происходило, как правило, очень далеко, где-то на малой родине военного. И все напасти эти сваливались на «край родной навек любимый» исключительно по субботам и воскресеньям. А военные по этому поводу всегда сильно переживали. Переживали они всегда за попавших в беду родственников. И поэтому им надо было срочно попасть за забор своего строгого заведения. Зачем же это? Чем могли помочь они, находясь на таком удалении от тех неудачливых мест? Преимущественно словом. Тогда ведь нельзя было сказать это утешительное слово по мобильному телефону, никуда при этом не выходя. Не было их, мобильников в смысле, тогда еще и в помине. Нет, были и тогда, конечно же, разные такие средства мобильной связи, но в лучшем случае были они устройствами ранцевого типа. И несмотря на столь внушительные размеры до мест свершения катастроф эти тяжелые ранцы никак не доставали. Поэтому и не было тогда у военных экстренной связи с малой своей родиной. А поэтому очень надо было им обязательно выйти за опостылевший забор и добраться до специального междугородного пункта телефонной связи. И сказать там свои теплые в утешении слова. Но для этого прежде всего надо было чем-то удивить скептически настроенного военноначальствующего. Не дать ему шансов вскричать в своем гневном скепсисе что-нибудь типа: «Вы уже когда-то отпрашивались спасать девочку из огня, а потом неделю лежали с триппером в санчасти!». А методов удивления военноначальствующих всегда было непаханое в творчестве поле. И тут уж каждый военный как может, так и изгаляется на свой лад. Главное здесь — это отсутствие однообразия. Стандартным нытьем и частым всхлипыванием лицо военноначальствующее уже не проймешь. Военноначальствующему должен быть представлен хоть какой-нибудь, но — документ. И документы все время представлялись.
«Ну какие там могут быть документы, — спросит ехидный читатель — уж не из вожделенного ли для каждого военного пивного заведения? Так, мол, и так, в связи с юбилеем нашего пивняка приглашаем ваших особо одаренных военных в количестве … в такое-то время…, далее — подписи, сургучные печати». Да конечно же, не так все это происходило. Несколько по-другому. И вот как. Военный, узнав о своей жертвенной судьбе, немедленно телефонирует на свою малую родину какому-нибудь другу детства текст необходимого ему документа.
Далее весь процесс предельно упрощается. Сидит себе военный на какой-нибудь лекции, поклевывая во сне носом, во сне родной дом вспоминает, а тут, откуда ни возьмись, посылаемый дневально-суточный. Вежливо так, по-военному испрашивает пардону у лектора, размахивая при этом телеграммой с пометкой «Срочно» и, видимо, для пущей убедительности, некультурно так тычет пальцем в направлении вдруг переставшего клевать и насторожившегося военного. Сон в руку! Материализация чувственных идей! Военный, вежливо простившись с лектором и дав ему соответствующие случаю обещания «отработать пропущенный материал» и «ничего не запускать», срочно покидает пределы аудитории и военно-учебного заведения в целом.
Военный убывает на вокзал для встречи неожиданно приезжающих (щей) (щего) (щих) матери, отца, родителей и т. д. Добросовестно прибыв на вокзал к означенному в телеграмме времени, военный, огорченный в сыновних чувствах, никого из ожидаемых прибытием на пероне почему-то не обнаруживает. Он раздраженно беседует с проводниками, проявляя элементы своего врожденного бескультурья, огорченно тычет пальцем в текст телеграммы. Тщетно. Никто не приехал. И гостинцев ему никаких в этот раз не привез.
Скупая мужская слеза уже готова сорваться на щеку военного в такие нелегкие для него минуты. И тут в одно мгновение прошибает его окостеневший мозг молния смутного воспоминания. Точно! Проведя ведь такую непростую работу по обоснованию необходимости своего временного условно-досрочного освобождения он, военный, ведь так уже вжился в образ, так вдохновенно врал военноначальствующему, повизгивая от восторга скорой встречи с родственниками, что совершенно забыл о первоначальных целях секретного военного замысла.
Ну что же. Бывает. Не случайно ведь существует в народном быту анекдот про тупого отца и еще более тупого сына. А анекдоты — они никогда не возникают просто так и на пустом месте. Анекдот — это несколько приукрашенный рассказ о вызывающих смех реальных событиях, реально протекающих в реальной жизни.
(Напомним для тех, кто никогда этот тупой анекдот не слышал. В этом анекдоте повествуется о том, что сидели как-то за столом отец и сын. Оба они были страшно тупые. Яблоко-то ведь от яблони, как известно, недалеко падает-то. Отец читает сыну какое-то очередное, интеллектуальное свое нравоучение. Сын старается внять глубокому смыслу отцовской проповеди, но в итоге так ничего до него и не доходит. Отец в раздражении кричит на сына: «Какая же ты все-таки дубина! Ну просто законченный идиот! Д-е-р-е-в-о!» И для придания созданному образу большей убедительности стучит по крышке стола кулаком. Сын, приподнимаясь со стула: «Ой, кто-то пришел! Слышал? В дверь постучали». Отец, усаживая сына на место: «Да сиди ты, дурак! Я сам открою!». И не шутит ведь этот отец. Он действительно идет открывать!)
Мироощущение жертвенного военного под воздействием внезапного воспоминания мгновенно преображается. Он немедленно прибывает в культурно-питейное заведение и резервирует пару-тройку длинных деревянных столов. Резервирование заключается в объединении разрозненных поверхностей крышек столов в одну общую поверхность и усеивании этой поверхности желтыми зернами пивных кружек. Далее для жертвенного военного начинается полоса испытаний. Снаружи пивного заведения образуется очередь. Персонал пивного заведения проявляет озабоченность, персонал работает в условиях планового народного хозяйства. Стремясь обеспечить выполнение плана, жертвенный военный глотает пенистый напиток непривычными для себя глотками умирающего от жажды бедуина. Он прыгает вокруг поверхности стола, изображая присутствие большого коллектива военных, и изредка повествует стесненным и поэтому с недовольством поглядывающим на пустующие столы присутствующим, указывая на обилие початых кружек, о том, что ребята военные были, пили пиво и временно вышли в туалет. Почему так долго не приходят? Да вы посмотрите, сколько пива-то выпили! Весь стол был кружками заставлен. Официант-торопыга подсуетился и пустые кружки убрал. А новые что-то никак не принесет. А потому-то военные пока и не выходят. Куда им торопиться? Пиво же еще не принесли…
К моменту прихода основной группы жаждущих пивного отдыха военных, жертвенный военный приходит в мертвецки пьяное состояние. Молодой и не измученный еще нарзаном организм перестает понимать жертвенного военного и переходит в режим временной консервации. Жертва последними усилиями воли сдает пост военным, прорвавшимся сквозь сложившиеся на входе заслоны, и медленно сползает на пол. Военные заботливо укладывают своего боевого товарища на отбитую в бою у посетителей скамейку, изначально входившую в комплект сдвинутых для них столов.