Бета Малого Льва
Шрифт:
давно в прошлом, и решать тут нечего...
Она медленно разжала руки, выпуская его пиджак и его самого.
– Хочешь, я не пойду никуда?
– спросил Ричард, склоняясь над ее ухом.
– До конца спектакля?
– усмехнулась она.
– До утра. Хочешь?
– Это... это уже реанимация, - насмешливо прошептали ее губы, сами прошептали, не
спрашивая ее желания.
В ней всегда жили две женщины: одна страстная и мечтательная, другая строгая и
придирчивая.
Ричард стоял у открытой дверцы модуля, и ей было видно, что никакой он не герой, и
совсем не взрослый. Мальчишка, который устал и ничего не понимает, которому страшно и
одиноко, и которому просто хочется, чтобы его пожалели. И нет того взрослого, на которого
он смог бы взвалить свои проблемы.
– Вернись, - подумала она, - я ничего не забыла, я одна знаю, какой ты. Я помогу тебе, я
решу все твои проблемы, я буду любить тебя, я зацелую тебя и убаюкаю и буду ждать тебя,
сколько нужно, вернись, Ричард...
Но та, другая, рассудительная, спокойно стояла и смотрела, как стремительно исчезает
его модуль в мареве заката.
************************************
****************************24
Эммочка играла скверно, она была какая-то вялая и сонная, наверно, не отошла еще от
Карнавала. Алина не могла спокойно наблюдать за чужой игрой, ей все время хотелось
выбежать на сцену и показать этой вареной кукле, что надо делать. К тому же у Эммочки
были короткие ноги, это резало глаз, и все время хотелось шлепнуть ее по крепкому, низко
сидящему заду. Алина знала, за что Марсон держал Эммочку в труппе: за мягкий текучий
голосок, от которого он имел обыкновение таять. А то, что она глотала половину слов, а
вторую половину попросту было не слышно в дальних рядах, его не волновало.
Эммочка была ей не соперница, она играла во втором составе, но в последнее время
стала наступать Алине на пятки. Это раздражало. Но если бы только это!
Рядом сидела женщина, которую она ненавидела. Которая буквально свалилась с неба,
потрясающе нагло и беспардонно вмешиваясь в ее жизнь. Она строила из себя несчастную
жертву. Все вокруг словно ослепли: никто не видел, что она притворяется, что совсем не так
слаба, скромна и несчастна, как изображает из себя.
Ловко у нее получается! То она вдруг тает от ужаса, то мгновенно берет себя в руки, то
двух слов не свяжет, то рапортует как автомат, только от зубов отлетает, то в обморок падает,
то не ест по два месяца, и хоть бы что ей. А кто-нибудь смотрел ей в глаза? Кто-нибудь видел,
какая там жуть? Какое дикое упрямство? Эту хворостину обухом не перешибешь, сама
сломает, кого хочешь. Та еще стервочка.
А как она одевается! Гениально! Ее платья только кажутся скромными. На самом деле
все подчеркнуто: и роскошные бедра, и высокая грудь, и изящные колени. И это надо уметь,
так заколоть волосы, как бы небрежно, не заботясь о своей внешности, чтобы открыть
стройную шейку, на которой будто случайно вьются выпавшие локоны. И кто сказал, что она
не использует макияж? А эти тени вокруг глаз - это что, от усталости? От тяжелой жизни? А
эти черные ресницы? Неужели свои?
– 63 -
Мужчины, как же вы наивны! Любите ее, прелестную, скромную, слабую, несчастную,
загадочную, с тихим голосом, как у мямли-Эммочки, с вечно опущенными глазами, в
которых холодная бездна и решительность.
Наверное, она догадывалась, что Алина видит ее насквозь, видит все ее приемы и
примочки, как актриса у актрисы, поэтому и позволила себе такой взгляд, не злой, но
откровенно предупреждающий: не суйся.
На Зеле было темно-зеленое платье с глухим воротом, как быстро она сообразила, что в
театр надо надевать темное! Ни одного украшения на ней не было, как на монашке, глаза
равнодушно смотрели в пол. Это она при Ричарде пялилась на сцену, изображая
неподдельный интерес, а когда он исчез куда-то, сразу отключилась. Ничего ей было не
интересно. У нее была своя цель.
– Зела, тебе плохо?
– подчеркнуто-участливо спросила Алина.
– Нет, - Зела покачала головой.
– Ты смотришь в пол.
– Нет-нет. . Я просто задумалась.
Известие, что эта красотка - всего лишь подстилка для извращенных мутантов, Алина
встретила с глубоким удовлетворением. Ей только жаль было, что она не видела лица
Ричарда в тот момент, когда он об этом узнал. Все-таки Зела ему нравилась. Пусть он не
собирался с ней связываться, тем более открыто, но не нравиться ему она не могла, не
слепой же он и наивен, как и все мужчины.
Теперь, кажется, можно было вздохнуть спокойно. Никому, и уж тем более Ричарду, не
захочется стать триста тридцать первым любовником этой скромницы, да еще после какого-
то синего урода. И Ольгерд, наверное, в шоке. Несчастный мечтатель, так ему и надо! Если б
не его прихоть, никакой Зелы здесь бы не было!
Алина не боялась соперниц, даже Флоренсия Нейл не смогла ей помешать, но то, что
соперница свалится прямо с неба в обличье богини любви и сразу прилипнет к ее Ричарду