Бета-самец
Шрифт:
— Да в норме.
— Как мама?
— Тоже. Спасибо.
Мимо них под крики «Ноги! Ноги!» прокатилась тележка со свиными головами. Одна из голов показала Топилину язык.
Качнувшись, Валюша прислонилась к прилавку боком.
— Слышала, ты человека насмерть сбил.
Топилин скривил губу.
— Да нет. Не сбивал.
— Брешут?
— Да брешут.
— А-а-а, — протянула Валюша. — Побрехать у нас любят.
Ему тяжело с ней встречаться. Но это необходимо. Как необходимо «поплывшему» боксеру вдохнуть нашатыря. И Топилин, всегда спонтанно, наведывается на
— Вам вроде крытый павильон обещали построить?
— Обещали. Даже деньги собрали. В счет будущей аренды.
— И что?
— Обещают. Может, даже построят. Экскаватор вон в июне пригнали. За мясным стоит. Плиткой мостить, я так понимаю, вы будете?
— Да наверное. Кто ж еще.
Обмен информацией, ради которого он сюда пришел, состоялся: все по-прежнему, ничего не изменилось. Но приличия ради нужно хоть немного продлить беседу. В этот раз это особенно сложно. Собравшись с силами, Топилин расспросил Валюшу о стоимости аренды, о том, насколько рентабельней торговать самой, чем нанимать. И, случайно покрутив головой, понял, что следует торопиться. От рыбного ряда со стопкой пластмассовых ящиков в вытянутых руках к ним направлялся Руслан, Валюшин сын от первого брака.
Сложен он был отлично: кряжист, разнузданно плечист. В жаркую погоду любил ходить по пояс голый — весь такой бугристый, тугой. Сводных братьев-сестер у Топилина не было. Но знакомя его с мальчиком Русланом лет десять тому назад, Валюша сказала так: «Считай, твой сводный брат. В каком-то смысле». Все эти годы, правда, обходилось без братаний — но и Топилин не зевал, вовремя успевал ретироваться.
— Ла-а-адно, — протянул он, закругляясь. — Мимо проезжал. Дай, думаю, заскочу.
— Будь здоров.
— И вам не хворать.
И Топилин отправился к выходу.
Нет, дело не в позициях. Положение второго человека при Антоне Литвинове нисколько не тяготило Топилина. Это место он занял сознательно и расчетливо, без трагического заламывания рук. В отличие от многих, прогнувшихся позднее — и против собственной воли.
С самого начала, с судьбоносных посиделок в «Версале», он понимал, что рано или поздно вожаком в их тандеме станет Антон Литвинов, у которого вся родня при портфелях, дальняя — при портфельчиках. Выбор все равно был — нулевой. Страну будто посадили в тюрьму пожизненно. Городами правили вчерашние карманники. Народонаселение — кто скрипя зубами, кто с огоньком неофитов — осваивало азбуку «понятий». Кооператоры откупались от братвы. Власть изображала власть. И всех, казалось, устраивало. Но не могло быть долгим правление урок. Не наблюдалось в этих людях страсти к порядку, без которой долго ведь не поцарствуешь. Не понимали они пользы системности.
Кооператор Топилин догадался быстро: в силу своего босяцкого буйства братва пожрет самое себя, а тихие кабинетные карлики, которых для оптимизации бизнес-процессов подкармливают такие, как он, вырастут в вальяжных великанов. Брататься
— Алло, Саш. Ну, что там?
— На завтра перенесли. Она сегодня не может.
— Почему?
— Днем ее к следователю вызвали для дачи показаний.
— Какие она там показания может дать?
— Мне почем знать… Вечером у нее какие-то дела. Я с бухты-барахты не хочу лезть. Дело тонкое.
— Да понятно, понятно. Правильно. Слушай, но меня этот тупоголовый удивил, следак наш. Ему же сказали, чтобы не торопился, переждал пару дней. Вот упырь в погонах. Развернул тут деятельность.
На Топилина следователь не произвел впечатления упыря. Скорее, напуганным показался. Первый раз, видимо, деликатное дело ему поручили, звонили сверху, неформально с ним беседовали.
— Антон, что ты дергаешься? Всё это они бы проделали в любом случае. Тебе же сразу сказали, что бумаги оформят, не могут не оформить.
— Да понятно, понятно. Сразу звони.
Все-таки удалось вытащить Веру в ресторан.
Пригласил ее в «Европу» на углу Пановой и Кутузовской.
Явилась в легком шоколадном платье, которое замечательно шло к ее теплым карим глазам. Сумочка кофейного цвета с золотистыми крапинками замечательно шла к платью.
— Потрясающе, — улыбнулся Топилин, прилежно любуясь сливочными туфлями.
Вера, как всегда, прекрасно вписывалась в планы Топилина.
— Луи Ветон, — сообщила она, привстав на носочки и слегка повернувшись перед тем, как усесться на предложенный стул.
«Новый наряд от нового мужика», — дошло до Топилина. И он огорчился.
Легкий настрой в первую же минуту рандеву дал серьезный крен и начал заваливаться в сторону ворчливой ревности. Держался как мог. Шутливый тон выдерживал.
— Как делишки?
— Судя по всему, хуже, чем у тебя, Верок.
Выдохнула, как бы попытавшись сдержаться и не сдержавшись:
— Ну да. Что есть, то есть.
— Что, старлей действительно так хорош? — поинтересовался Топилин, раскрывая винную карту.
Вера поднялась, прихватив со спинки стула сумочку. Шагнула туда, где только что привставала на носочки, повторила демонстрацию.
— Вопросов нет. Наглядно.
— Сам выбирал, сам покупал, — хвасталась Вера, вновь усаживаясь за столик.
— Превосходный выбор.
— Спасибо за комплимент, милый. Я долго к Андрюше присматривалась.
Ну вот, нарвался.
— Как это — долго? Мы весной только развелись.
— Ну, Саш… Ясно же было, что к тому идет.
Разговор катастрофически зацикливался на собровском старлее.
— И замуж уж берет?
— Заявление вчера подали.
— Поздравляю. Мы, стало быть, обмываем событие?
— Ты так приглашал… просто совпало…
Официант с лицом услужливого официанта — а это в Любореченске редкость — дожидался, пока его позовут, стоя за зеркальной перегородкой, прикрывавшей проход на кухню. Топилин подозвал его взглядом.