Бэтман Аполло
Шрифт:
— Нет. Но долго. Вергилий тут не нужен. Можешь пока пообщаться с Софи, только далеко не уходи. Как закончу, позову…
Мне даже не верилось, что все складывается таким сказочным образом. Я обернулся — и опять увидел Софи.
— Эксбокс? — спросила она.
— Тут все вместе, — отозвался Озирис, почти не видный под латами. — Я постараюсь быстрее… Идите, не отвлекайте.
Софи взяла меня за руку и повела прочь.
— Надо же, — пробормотал я. — Отправился провожать на тот свет старого кровососа, и вдруг…
— Красивая девушка
Самым прекрасным в ее словах было то, что они были правдой. Мы отошли от места, где сражался Озирис, совсем недалеко — но нас полностью скрыла стена зеленых листьев.
Я абсолютно не удивился, увидев на крохотной поляне среди кустов кровать из спальни Дракулы — ту самую. Возможно, ее создал я сам. Скорее всего, так и было, потому что Софи при ее виде нахмурилась (если, конечно, это не было простым женским кокетством). Но затем она, видимо, поняла, что неизбежное неизбежно.
— Сними этот чертов костюм, — сказал я в короткой паузе между поцелуями. — Я хочу увидеть твою татуировку. И сделать себе такую же.
Я был уверен, что причина покажется ей убедительной.
Было слышно, как Озирис за кустами кряхтит и вскрикивает. Кажется, его постоянно сбивали с ног — но он вставал снова. Верещали электронные голоса и сирены, доносился звон боевого железа и что-то похожее на звяканье кассового аппарата, то ли считающего деньги, то ли накручивающего очки… Озирису точно было не до нас. А нам — мне, во всяком случае, — не до него.
Когда мы пришли в себя, Софи сказала:
— Сегодня опять исключительный случай. Но вообще не стоит делать этого в лимбо.
— Почему?
— Ну… Это считается падением. Трансгрессией. Принято думать, что вампир деградирует в своем человеческом аспекте.
— Ты же сама мне письмо присылала, — сказал я.
— В моем письме никакого разврата не было, — ответила Софи. — Он был в тебе. Я просто не возражала.
— Ты Иштар это расскажи, — сказал я. — Про трансгрессию. Я и сейчас боюсь, что я тебя поцелую, а ты вдруг начнешь бить крыльями…
— Успокойся. Не начну. Просто заниматься этим надо в нормальном бодрствующем состоянии при личной физической встрече. Это хороший тон.
— А у меня, веришь ли, вся личная жизнь в лимбо, — сказал я. — Как у студента, которому трахаться негде…
— Хочешь у меня погостить? — спросила Софи.
— Меня не отпустят, — сказал я. — Я же Кавалер Ночи.
— Это можно устроить. По линии папика-мамика.
— Какого папика-мамика?
— Узнаешь, — сказала она с улыбкой.
— Ты говоришь загадками.
— Женщина и должна быть загадочной, — ответила Софи. — Иначе общение с ней быстро наскучит. Знаешь, почему я не люблю делать этого в лимбо?
— Почему?
— Потому что здесь нельзя укусить до крови. А когда ты кусаешь любовника до крови, а он кусает до крови тебя — становишься с ним одним. Это что-то невероятное… Невыносимое…
— Я про такое даже не слышал, — сказал я.
— Обычные
Я посмотрел на ее татуировку, и мне в голову пришла тревожная мысль.
— Слушай, — сказал я, — может, это Озирис под вашим влиянием начал? Ну, краснуху посасывать? Сделал себе тату, а потом…
Софи наморщилась, и я почувствовал, что ей не нравится этот разговор. Возможно, я случайно сказал правду — а в таких случаях вежливые вампиры стараются быстрее сменить тему.
— Кстати, как там Озирис? — спросил я. — Мы ему не нужны?
И вдруг понял, что уже долгое время не слышу прежних звуков — ни металлических звяков, ни кассового звона, ни задыхающихся выкриков. Вместо этого до меня долетал неровный высокочастотный визг, похожий не то на звук циркулярной пилы, не то на акустическую запись в ускоренном воспроизведении.
— Что это?
— Он на быстрой скорости проходит, — сказала Софи. — Для того и попросил отойти. Чтобы разогнаться можно было. Иначе ты его ждал бы месяц.
— Я ему не нужен?
— Думаю, не особо. Дай мертвецу расслабиться.
— Ага, — сказал я. — А как мы поймем, что он закончил?
— Услышим. Иди сюда.
Мы опять надолго перестали говорить. Слова отвлекали.
Я не знал, что чувствует Софи — но все мои переживания невероятно растянулись. Каждое наше касание, каждый поцелуй длились, как мне казалось, часами. А Озирис, судя по долетающим звукам, наоборот, крайне убыстрил свое индивидуальное время. У меня мелькнула мысль, что эти два процесса, возможно, связаны и взаимно компенсируют друг друга.
Но все когда-нибудь кончается.
— Тебе пора, — сказала Софи.
— У нас есть еще полчаса, — прошептал я.
Я не был в этом уверен, но решил рискнуть.
И наступила еще одна маленькая сдвоенная вечность, трогательная и прекрасная. Я даже успел придумать происходящему название — «eternitee for two». Описывать подробности мне совершенно не хочется, потому что отчеты о подобных историях выглядят на бумаге (и даже на пленке) одинаково — и не дают никакого представления о том, что происходит в действительности… Он то, она это… Тьфу. Все неправда. Тут совсем, совсем другое.
Когда я опять стал обращать внимание на внешние звуки, я заметил, что электронного визга больше не слышно. Вместо него доносилось низкое тревожное урчание. Потом словно бы заверещал огромный зверь — и сразу раздался полный боли человеческий крик.
Это кричал Озирис. Затем его голос стих.
Вскочив с кровати, я кинулся туда, где оставил его, проклиная себя последними словами. Я оказался на месте всего через несколько секунд — но уже опоздал.
Озирис лежал на том самом пригорке, где я его видел последний раз. То есть я догадался, что это Озирис. А вообще там были просто куски мяса, смешанные с пропитанными кровью и грязью тряпками. Наверно, примерно так выглядит после взрыва террорист-смертник.