Без Надежды
Шрифт:
– Чего ты так вдруг? – Она поднялась следом за мной. И растерянно замерла, не зная, как поступить. Не заявлять же прямым текстом: «Я не хочу, чтобы ты уходил. Останься, Денис»!
Нет, хорошо воспитанным девушкам так поступать не положено!
– Поздно уже, – сказал я. – Не хочу стеснять тебя.
– Да ничего. – Наташка дернула плечиком и робко шагнула ко мне. – Я ложусь поздно. А тебе что, завтра утром надо куда-нибудь ехать?
Завтра утром мне надо было опять отправляться на свой наблюдательный пост. Следить за обосновавшимися у меня на даче ментами.
–
– Вот видишь. – Наташа застыла напротив меня, дожидаясь, когда я возьму ее за хрупкую талию. И начну целовать. – Вот видишь… – Она подняла ко мне личико. Похлопала густыми ресницами. Призывно раздвинула губки.
– Но все равно мне пора.
– Тебя разве дома кто-нибудь ждет?
– Я же тебе говорил, что я здесь один. Как, впрочем, и ты.
– А я уже не одна. – Ее руки цепко обвились вокруг моей шеи. Всем телом она крепко прижалась ко мне. – Вернее, я очень на это надеюсь, что не одна. С тобой… Останься, Денис! Не уходи! И поцелуй меня… Ну же!
У меня на лице появилась самодовольная улыбочка победителя. Не мытьем, так катаньем, но я своего добился: хорошо воспитанная Наталья отбросила к чертям условности и сама сделала первый шаг к разрешению щекотливой проблемы.
– Ну, Денис!
Я нежно захватил губами ее язычок – она вцепилась в довольно длинные волосы у меня на затылке. Я жадно облапил Наташку за упругую попку – она еще крепче прижалась ко мне животом. Я с трудом втиснул ладонь между нами, чуть сместил ее по пояску халата, добравшись пальцами до узла – светловолосую нимфу тем временем начала пробирать легкая дрожь.
Узел на поясе оказался довольно тугим, пришлось провозиться с ним не меньше минуты, а Наталья пока делала все возможное для того, чтобы к завтрашнему утру мои губы распухли и посинели. И даже и не подумала хоть немного помочь мне в неравной борьбе с неприступным халатом. Впрочем и препятствий при этом мне не чинила. Одним словом, сам ввязался в игры на раздевание, сам и выпутывайся. Сумеешь раздеть – и флаг тебе в руки, не справишься – какой же тогда ты мужчина! Так, слабое подобие – и не более. Срамотища! Позорище!
Евнух!
Ну не-е-ет! Уж этим-то я никогда не был. И со вставшими у меня на пути препятствиями в виде хитроумных застежек и тугих узелков всегда расправлялся если и не шутя, то успешно.
Справился и на этот раз. Пояс упал к нашим ногам. Следом за ним одна за другой сдались три пуговички, легко проскочив в свободные петли. Наташка на секунду отцепилась от моей шевелюры и опустила вниз руки, чтобы позволить халату соскользнуть вниз. И вновь притиснулась ко мне бедрами, продолжила взбивать колтун у меня в волосах и жадно кусать мои губы. В одних только узеньких трусиках. Вся такая горячая! Вся такая доступная!
Я слегка оттянул резинку ее трусов, коснулся пальцами копчика, скользнул ладонью чуть вправо. И еще чуть-чуть… И еще… Словно по направляющей, моя рука по резинке медленно огибала бедро – чуть выпирающая косточка таза… за ней глубокая впадинка… дальше вновь должна начаться небольшая возвышенность, выпуклый
Наташа оторвалась от моих губ, судорожно втянула в себя воздух и слегка отстранилась назад, чтобы мне было удобнее. Переступила на месте, чуть-чуть расставила ноги.
Она ждала. Но я уже решил, что пока не оправдаю ее ожиданий. Не все то хорошо, что делается на скорую шаловливую руку.
А мою руку при этом никак нельзя было назвать скорой. И уж тем более шаловливой – она, лишь коснувшись мягких пушистых волосков на лобке, на миг замерла и, словно испугавшись того, что преступила границы дозволенного, осторожно выбралась из-под резинки и медленно заскользила вверх по мелко дрожащему животу. Лишь чуть касаясь гладкой горячей кожи, пальцы описали широкую окружность вокруг пупка, снова вернулись к узкой полосочке трусиков, перебрались через нее, не замедляя своего и без того ленивого хода, сползли вниз по бедру, достигли коленки и, словно срикошетив от нее, опять устремились вверх.
Наташка уже больше не издевалась над моими губами, не пыталась выдрать на память у меня из затылка прядку волос. Она замерла, опустила голову мне на плечо и жарко дышала в самое ухо, иногда перемежая громкие вздохи коротким, чуть слышным постаныванием. Я обнаружил, что у нее две макушки и подумал: «Эта красотка должна быть счастливой. Кажется, есть такая примета», и, уткнувшись лицом в мягкие светлые волосы, вдохнул в себя легкий аромат недорогого шампуня.
Моя ладонь вновь миновала границу трусов, пересекла по диагонали живот и начала восхождение на крутую возвышенность груди. Подушечки пальцев несильно сдавили набухший от страсти сосок, другая рука в этот момент совершала неторопливое путешествие вдоль Наташиного позвоночника.
Я коснулся щекой ее ушка, обхватил губами мягкую нежную мочку, и вдетая в нее маленькая сережка чуть заметно стукнула меня по нижнему зубу. Наташка снова переступила ногами и опять так плотно, как только могла, притиснулась ко мне бедрами. Легкая дрожь, которая еще десяток секунд назад лишь иногда охватывала ее тело, стала стремительно увеличивать амплитуду. Теперь это была даже не дрожь, а небольшой колотун.
Я оставил ухо в покое, провел губами по длинной тоненькой шейке и поцеловал хрупкое обнаженное плечико. Бережно отстранил продолжавшую жадно вжиматься в меня Наташу и, медленно опустившись на корточки, отвел в стороны спадавшие ей на грудь длинные русые волосы.
За короткое петербургское лето красавица умудрилась загореть так, словно провела по меньшей мере неделю на каменистых пляжах черноморского побережья Кавказа, и теперь ее грудь живописно прочерчивал отчетливый след от узкого верха бикини. Так и хотелось зацепить его пальцами и сдвинуть в сторону, но я лишь блаженно зажмурил глаза и, положив ладони Наташе на бедра, опять привлек белобрысую нимфу к себе, уткнулся лицом ей в живот. Мой язык проник в нежную впадинку пупка, моя щека ощутила, насколько сейчас напряжен у девочки пресс, мои пальцы вновь просочились под резинку трусов и потянули их вниз, обнажая круглую попку.