Без памяти

Джиллиан Алекс

Он не лжет. Теперь я уже на девяносто девять процентов уверена, что каждое его долбаное слово — правда. А необходимую ему «правду», я не помню.

— Не надо смотреть на меня так, словно единственная женщина на земле.

— Но это так, — касаясь носом моего, Леон замирает. Его лицо на мгновение сковывает болезненная маска, словно дышать рядом со мной, все равно что вдыхать ртуть или смертельный яд. — Для меня ты единственная, Алатея, Эмилия, Ми…неважно. С тех пор, как я тебя увидел. С первого взгляда ты моя, и ты единственная, кто интересует меня, как

женщина, по-настоящему. Таких как ты, больше нет…каково это, Тея? Знать, что самый влиятельный человек в мире в твоей власти?

— Ты себе льстишь. Самый влиятельный? — мне становится жутко от такого простого, но сильного заявления.

— Буду. Как только ты назовешь мне одно важное имя.

— Тогда зачем ты меня мучаешь? Держишь взаперти? — снова и снова пытаюсь понять я. — Почему мы не можем жить нормально и узнавать друг друга заново в более экологичной обстановке?

— Потому что я не простой человек, а ты поступила как маленькая крыска, и я должен выяснить зачем. Экологичная обстановка, как ты говоришь, начинается с абсолютного доверия, Тея. И тебе нужно вернуть мое. Просто назови имя.

— Если бы помнила… я бы сказала. Думаешь, я настолько хорошая актриса?

— Твои действия кричат об этом, Алатея. Ты пробралась в это место и хотела взять образец. Для меня все очевидно.

На его месте я бы рассуждала также.

— Я оказалась именно в этой комнате случайно. И объяснила почему пыталась сбежать.

— Сплошные оправдания, которые только злят и раздражают, Тея, — его ладонь плотным чокером обхватывает мою шею. Надменный и властный взгляд Леона безмолвно кричит о том, что ему ничего не стоит взять под контроль мое дыхание.

— А знаешь, что, Леон? Мне очень жаль, — тихо говорю я, опуская взгляд. — Мне жаль, что, если все было так, как ты говоришь. Жаль, что у меня не получилось убить тебя, — слова сами срываются с губ.

Не знаю, чего хочу ими добиться.

Это не правда.

Но мне хочется причинить ему боль. Уколоть, достучаться, докричаться. Иногда шепот звучит мощнее любого крика.

Он приподнимает мой подбородок, заставляя посмотреть в его глаза. Не разрывая зрительного контакта, медленно снимает футболку. Его тело — живое и проявленное воплощение силы, режима и регулярной дисциплины. Тело человека, обожающего все держать под контролем. Который не может жить иначе.

— Я дам тебе такую возможность. Здесь нет охраны, Тея. Никого нет, кроме тебя и меня, — Леон заставляет меня обхватить один из осколков, предварительно взяв его с лабораторного стола, и прикладывает острый край стекла к своей обнаженной груди. Его рука сжимает мою, а моя вот-вот начнет кровоточить, если он надавит сильнее.

— Убей меня, — направляя оружие прямо в область своего сердца, тихо шепчет Леон, касаясь моих губ своими.

Ноги становятся ватными. Я теряю способность дышать. В висках пульсирует ток крови, мелкая дрожь тарабанит меня изнутри.

— Убей меня, — его губы, едва касаясь, теперь целуют вену на моей шее. Уверена, даже сейчас он абсолютно все держит под контролем. Для него этот бег по лезвию — эмоциональный театр. — Я — чудовище, и ты это знаешь. Убить меня — даже не грех, детка. Ты чувствуешь это, правда?

— Что?

— Власть. Когда в твоих руках чья-то жизнь…это непередаваемые ощущения. В моих руках жизни миллиардов людей. Я влияю на них каждый день. Своими поступками, действиями и даже мыслями. Но сейчас только ты влияешь на меня.

Я не понимаю, зачем он все это говорит. Его слова пьянят и будоражат, Леон словно гипнотизирует меня и выбивает на подкорке моего подсознания масштабы своей личности.

Чувствую себя маленькой рядом с ним.

— Ты сумасшедший, — сильнее сжимаю осколок между нашими телами, надавливая на его грудь. Кровь мгновенно начинает сочиться через пока еще не глубокую рану. Его мышцы лица напряжены, он сдерживает эмоции, а может — действительно не чувствует боли.

— Давай, — Леон прижимается ко мне бедрами, углубляя давление острого предмета. — Порежь меня, Тея. Высеки свое имя на моей груди. Отомсти за все, что я с тобой делаю и сделаю. Потому что дальше…дальше будет только хуже. Такое зло, как я, нужно уничтожать в зачатке. Не жалея, не думая. Я никого не подпускаю так близко кроме тебя. И твой заказчик прекрасно об этом знал. Только ты можешь убить меня. Во всем мире. Только ты.

— Ты знаешь, что я не сделаю этого, поэтому так говоришь, — протестую дрожащим голосом протестую.

— А если скажу, что это твой единственный шанс спастись? Потому что я принесу тебе только страдания. Убей меня, я заслуживаю этого, — мне начинает казаться, что крови становится слишком много. Нереально много. Или это страх управляет мной и создает такую иллюзию.

— Я правда это сделаю, если ты так просишь, — рычу я, и от злости сдавливаю осколок. Мне так больно, что кружится голова.

— Себя не рань. Меня, только меня.

— Я не могу. Не могу, — у меня трясутся руки, роняю осколок на пол, теряя силы.

Моя ладонь в крови, и я знаю, что на руке останутся шрамы. И на его груди останется скорее всего еще один шрам. Еще один…? Только сейчас понимаю, что прошлась осколком по огромному шраму на груди Леона. Очевидно, он пытался его скрыть, зашлифовать, но не стал набивать поверх него тату. Такие шрамы остаются после сложных операций на сердце. Я даже не знаю, откуда знаю это, откуда в этом так уверена.

Быть может, потому что он действительно мой муж и уже рассказывал об этом? Я стараюсь вспомнить, но картинки разбиваются внутри головы и расползаются калейдоскопом несовместимых пазлов.

— Зачем ты делаешь это? — тихо спрашиваю я, едва управляя собственным голосом. — И откуда шрам на твоей груди? У тебя проблемы с сердцем?

Мои последние вопросы Леон просто игнорирует.

— Просто проверяю тебя, Тея. Значит, приказа убить меня сейчас, у тебя точно нет, — он берет меня за хвост, медленно оттягивая мою голову назад. Задерживает взгляд на моих глазах, заглядывает глубоко, будто в нутро, в душу.