Без пощады
Шрифт:
Отчего-то вспомнился Меркулов с его бредовыми идеями побега.
– Ну и что, родной? – Я скривился в недоброй ухмылке. – Вот сидишь ты здесь… фляжка пуста, галеты закончились… Какие перспективы?.. Дожидаться появления нашего десанта?.. Лет этак сто?.. Дурак ты, товарищ капитан-лейтенант…
«А ведь это конец всех надежд, – тут же завелся внутренний голос. – Настоящий конец. В лагере можно было утешать себя тем, что внезапно откроется возможность побега… Захватить вертолет и заложников… Прилететь в космопорт… Завладеть кораблем… Взлететь… Пробиться в открытый космос… Да, сорвется, да, не получится! Всегда найдется сотня неучтенных обстоятельств… Но ты погибнешь в бою, а если повезет – даже с оружием в руках! А теперь, Пушкин, считай, что побег тебе удался… Забудь о Ферване, забудь о Шапуре. Представь себе, что ты вырвался с лагерного плато, окруженного смертоносными слоями Мути! Сделал то, что оказалось не по силам Злочеву… А теперь почитаешь за высшее благо снова вернуться в лагерь за глотком чистой воды… Ты не знаешь, как распорядиться свободой! Потому что на этой планете «свобода» означает «смерть». Клоны победили тебя, Пушкин… И притом два раза, ведь до лагеря ты никогда не дойдешь… У тебя уже нет сил».
Хорошо, что я пригорюнился и перестал болтать в полный голос. Потому что в противном случае я никогда не расслышал бы звуки у себя за спиной. Звуки тихие и однообразные, будто котенок драл когтями клубок шерсти.
Я оглянулся.
Курица!
Не большая и не маленькая, не тощая и не тучная, не белая и не черная… Курица!
Обычная птица курица!
Курица вульгарис!
Ням-ням!
Игнорируя мое присутствие, рябая скребла лапой клок травообразного растения и ловко выклевывала из него невесть что (семена?).
– Не-ет. – Я хихикнул. – Иди прочь отсюда… и возвращайся жареной!..
Глазам своим я не поверил. Обычная ли это галлюцинация или новый спецэффект планеты, телепатически воспринимающий и отображающий визуально тайные вожделения незваного гостя? Разница – чисто академическая.
Ну откуда взяться посреди голого нагорья курице из плоти и крови? Она что – тоже манихей? Или замаскированный егерь «Атурана»? Акселерированные птицы осназ! Вроде братца Лиса и братца Кролика!
Я пожал плечами и отвернулся.
«Пушкин, не сходи с ума, – строго приказал я. – И забудь о жратве! Нет никакой жратвы в мире, это поповские сказки, понял? Враждебная идеология! Русские пилоты питаются солнечным светом и мировым эфиром! По праздникам получают флогистон и люксоген, но праздник был три дня назад».
Звуки прекратились, что укрепило мою уверенность в идеалистической природе «курицы».
– Так называемой курицы, – с расстановкой, наставительно сказал я и полез за сигаретами.
Оба нагрудных кармана, однако, оказались пусты.
«Ах, ну да…»
Я запустил руку в правый карман форменных брюк.
Сигарет не нашлось и там, зато пальцы мои наткнулись на твердые шарики, которые показались мне неестественно теплыми.
«Да не „шарики“, балда! Это камешки, которые ты нашел у Злочева!»
– Логично… Камешки…
Я достал несколько штук.
– Камешки как камешки…
К этому глубокомысленному выводу я уже приходил дважды. Один раз – еще там, на тропе, рядом с раненым лейтенантом. Второй – в бараке, разглядывая камешки украдкой под одеялом.
Оба раза, правда, на них не падали прямые солнечные лучи…
После чего я отложил их до лучших времен. Слава богу, не в тумбочку, а обратно в карман. Весили они всего ничего, места занимали мало…
Камешки? Как бы да, но не совсем обычные…
Во-первых, они почему-то нагрелись. Как я раньше не обратил на это внимания? Может, повышение температуры произошло вот только что?
Во-вторых, на солнечном свету их шершавая поверхность проявила сеть тонюсеньких стеклянистых жилок.
«Подумаешь минера-ал… Лучше бы фруктовый сахар!»
Я призадумался, так ли уж они мне нужны, эти камешки.
«И так ли безопасны? А вдруг они банальным образом радиоактивны? Или ситуационно радиоактивны? Если верить Фервану, именно на ситуационной радиоактивности работают детекторы гросов…»
Я решил впредь таскать с собой только три штуки, а остальные закопать здесь.
Но «подумаешь минерал» стремился остаться в центре моего внимания всеми силами. Камешки дрогнули и поползли по ладони…
Я испугался (любой бы испугался!) и стряхнул их наземь. И вот, будто железные опилки под воздействием магнита, камешки, перекатываясь по земле, сложились в стрелку, похожую на журавлиный клин. Правда, опилки в школьном опыте распределяются совсем не так, не по прямым линиям… Впрочем, и в моем случае обе линии, образующие крылья клина, на самом деле не являлись геометрическими прямыми. Они были слегка искривлены, и, если их мысленно продлить, точка пересечения находилась довольно далеко у меня за спиной.
Мне стало интересно, где именно пересекаются линии.
Я поднялся, огляделся и сразу наткнулся взглядом… на ту же курицу! До нее не было и двух шагов!
Конечно, я ее напугал. Пару раз подскочив и вяло взмахнув крыльями, она удалилась на безопасную дистанцию.
«Если это галлюциноз, меня уже ничто не спасет… Но если нет… Передо мной бегает прорва мяса! И крови! Трехразовое питание! И питье!»
О камешках я и думать забыл.
Так началась самая нелепая охота, какую только можно вообразить.
Я двинулся на добычу, широко расставив руки. При этом я заискивающе улыбался и непрестанно приговаривал: «Цыпа моя, цыпочка».
Несколько раз цыпочка просто убегала от меня. Она уводила меня все дальше от каньона – примерно в том направлении, куда указывала стрелка из моих волшебных камешков.
Наконец она подпустила меня почти вплотную, но когда я уже готов был броситься на нее, ловко увернулась от моих растопыренных пальцев и бросилась обратно к каньону.
Я рванул за ней, но от резких движений сразу же сильно закружилась голова. Я был так неловок, что у меня перепутались ноги, и я растянулся в полный рост, едва успев подставить ладони.