Без права на жизнь
Шрифт:
Успокоительно киваю братишке, расходимся. Боров по дороге инструктирует:
— Короче, прием в шныри — это типа правки. Пасть сам не разевай, отвечай, когда спросят, думай, не борзей. Фуфло будет гнать Лом, ты стой на своем твердо. И говори только правду: Кент дотошный, умный, памятливый, его хрен наколешь. Понял?
— Да, законник.
— Лады, я, если что, и на себя взять могу.
У Кента оказался настоящий рабочий кабинет в пятом ангаре. Классическая приемная с лавкой, журнальным
— Сиди, жди.
Благодетель зашел в кабинет. Я успел увидеть только небольшой тамбур (ничего себе), двустворчатые пластиковые «под дерево» двери закрылись на пружинах. Осторожно оглядываюсь. М-да, цивилизация: навесной потолок, две лампы дневного света, аккуратно окрашенные стены, небольшое деревце в кадке в углу. Охранник в чистых, но неглаженых брюках и рубашке. На ногах приличные летние туфли.
Уже заскучал и подумывал, можно ли полистать журналы, когда Боров выглянул и махнул рукой.
Да, кабинет роскошный. Два стола буквой «Т», застекленный шкаф с папками, во главе Кент в бежевом костюме и шейном платке, справа бандюк, который командовал на сортировке (точно, Лом), слева присаживается Боров. На столе письменный прибор, моя папка, калькулятор. Кент внимательно меня рассматривает, Лом косится с явной неприязнью. Боров с серьезным лицом украдкой подмигивает.
— Ближе подойди.
Делаю два шага.
— Ты хорошо понимаешь, зачем тебя сюда привели?
— Да, сэр Кент.
— От моего решения зависит вся твоя дальнейшая судьба. Ты можешь зажить по-человечески, а можешь сегодня же оказаться в карьере. Поэтому отвечай только правду. Ты понял?
— Да, сэр Кент, я все понял.
— Законник Боров сказал, что эти вещи ты отремонтировал сам. Это правда?
— Да, сэр Кент.
— Чем ты ремонтировал?
— У меня в шалаше, сэр Кент, есть инструменты. Шалаш — это место, где я живу, инструменты спрятаны рядом.
— Гонит (это Лом).
— Где ты взял инструменты?
— Что-то нашел, что-то сделал сам, сэр Кент.
Холеная рука ложится на папку.
— Это тоже отремонтировал ты?
— Да, сэр Кент. На папке слетела застежка молнии. Я разогнул и снял стопор, вправил молнию. Мой друг отполировал папку тряпочкой с кремом.
— Каким?
— Для рук, сэр Кент, другого не было.
— В натуре, гонит.
Боров выкладывает на стол зажигалку.
— А это — гонит?
Очки.
— Гонит?
Встает, трещит застежкой ремня:
— Нехилый гон получается, а, Лом?
Кент рассматривает очки.
— Как ремонтировал?
— На очках была сломана дужка, сэр Кент, и выпадало стекло. Оправу аккуратно выправил, стекло перестало
Боров одобрительно кивает. Продолжаю:
— В зажигалке, сэр Кент, сточился кремень, согнулась пружина. Я взял детали от другой, заменил. В ремне испортилась возвратная пружина. Разобрал застежку, поставил похожую пружину от авторучки, отшлифовал кнопку, собрал. Так же отполировали ремень кремом. В калькуляторе был неисправен аккумулятор, я сумел найти рабочий, заменил.
— Ты сейчас назвал несколько специальных слов. Откуда их знаешь?
— Я не могу сказать, сэр Кент. Знаю, но откуда — не помню.
— А как ремонтировать, откуда знаешь?
— Не помню, сэр Кент. Вижу сломанную вещь, понимаю, как она устроена и как ее ремонтировать. Само в голове всплывает.
— Да гонит он, Кент. Помню, не помню. Фуфло.
— Ты так думаешь, Лом? Зомбак, руки покажи.
Протягиваю руки, поворачиваю.
— Ничего не видишь?
— А хули там видеть? Грабли, как грабли.
— Они чистые, Лом. И ногти подстрижены. На лицо его посмотри.
— Ну, рожа.
— Он выбрит. Чем одеколонился, Зомбак?
— Лосьон «Олд мэн», сэр Кент.
— А еще он причесан. Расческа где?
Достаю, показываю расческу.
— Хорошо. Когда стирал майку и рубашку?
— Вчера, сэр Кент.
Допрос прерывает стук в дверь и появление еще одного законника. По-моему, Вялый.
— Нашли, сэр Кент.
На стол ложится ветровка Лупеня и его дубинка. Сердце дает сбой.
— В нычке у крыс на продуктовой нарыли. Барахло Лупеня в кровянке в куче зарыли, уроды опущенные. Там и место есть, где его кончали — мусор перерыт, с кровью.
— Как нашли?
— У крыс один покоцанный, тряпками замотан (оп-па! По-моему, я знаю, кто под раздачу попал). Парни начали шмонать реально и нашли.
— Что крысы говорят?
— А что базарить? Отмазывались, ну парни их и забили.
— Нахера?! Как узнать теперь: кто такие, почему Лупень один поперся?
— Да че там узнавать… Они из наших бывших, из опущеных. Лупень их знал, да и мы тоже.
— Та-а-ак. Под кем ходили?
Вялый виновато смотрит на Лома.
— Ясно. Выйди пока, Вялый, подожди за дверью.
Помявшись, бандюк добавляет:
— Нычки у них богатые были. Бухла много, курево. У нас пока сложено.
— Не зря братва базарила, что Лупень нычки дохляков шерстит. А один шмонал, чтобы не делиться.
— Помолчи, Боров. Вялый, выйди.
Жесткий, отдающий ледяным холодом, властный взгляд Кента упирается в Лома.
— Косяк на тебе, старшина. Твой бык, ты за него отвечаешь.