БЕЗ ПРОТИВОРЕЧИЙ

Рэнд Айн

– Вы вообще когда-нибудь во что-нибудь верили, сеньор Д'Анкония? – сердито спросила женщина.

– Нет, мадам.

Женщина тотчас же отошла в сторону. Франциско рассмеялся.

– Ив чем же соль шутки? – холодно спросила Дэгни.

– В глупости этой женщины. Она даже не подозревает, что сказала тебе правду.

– И ты думаешь, я поверю этому?

– Нет.

– Тогда что же ты находишь столь забавным?

– О, я вижу здесь сегодня много забавного. А ты что, не видишь?

– Нет.

– Вот

как раз это я и нахожу забавным – в числе прочего.

– Франциско, оставь меня, пожалуйста, в покое.

– А я что, навязываюсь тебе? Разве ты не заметила, что первая заговорила со мной сегодня?

– Почему ты все время следишь за мной?

– Из любопытства.

– И что же тебя интересует?

– Твоя реакция на вещи, которые ты не находишь забавными.

– Какое тебе дело, как я на них реагирую?

– Это один из моих способов хорошо проводить время. Мне весело, чего, кстати, не скажешь о тебе, Дэгни. Или я не прав? К тому же ты здесь единственная женщина, на которую приятно посмотреть.

И он посмотрел на нее так, что ей следовало бы рассердиться и уйти. Но она стояла неподвижно, тем самым бросая ему вызов. Она стояла в своей обычной позе – выпрямившись, высоко подняв голову, в неженственной позе руководителя. Но обнаженное плечо выдавало хрупкость скрытого под черным платьем тела, и поэтому ее поза придавала ей истинную женственность. Ее гордая сила как бы бросала вызов силе еще большей, а хрупкость напоминала о возможности поражения. Она этого не осознавала. Она не знала никого, кто смог бы это увидеть.

Глядя на нее, Франциско сказал:

– Дэгни, какое бесполезное великолепие!

Ей ничего не оставалось, как повернуться и поспешно уйти. Впервые за многие годы она почувствовала, что краснеет, – краснеет потому, что вдруг поняла: Франциско выразил словами то, что она ощущала весь вечер.

Она почти бежала, стараясь ни о чем не думать. Ее остановила музыка. Это были звуки, внезапно донесшиеся из радиоприемника. Она заметила, как Морт Лидди, включивший его, замахал руками, подзывая своих друзей и выкрикивая: «Вот она! Вот она! Я хочу, чтобы вы послушали».

Величественный всплеск звуков был прелюдией из Четвертого концерта Хэйли. Звук нарастал в мучительном триумфе, выражая отрицание боли, гимн далекому видению. Потом мелодия оборвалась. В музыку словно швырнули пригоршню булыжников, смешанных с грязью, затем раздался звук перекатывающихся камней и капающей воды. Это был концерт Хэйли, переделанный в популярный мотивчик. Возвышенная радость превратилась в пошлое кабацкое веселье. И все же именно следы музыки Хэйли придавали форму этой мелодии, поддерживая ее, словно спинной хребет.

– Неплохо, да? – хвастливо сказал Морт Лидди, нервно улыбаясь. – Очень даже недурно, да? Лучшая киномузыка года. Премия на фестивале и долгосрочный контракт.

Это ведь моя музыка к фильму «Рай в твоем саду».

Дэгни стояла, обводя взглядом гостиную, словно ее вид должен был стереть в сознании звуки мелодии. Она медленно озиралась в поисках убежища и вдруг увидела Франциско, который стоял, прислонившись к колонне и скрестив руки на груди. Он смотрел ей прямо в глаза и смеялся.

Не дрожи так, подумала Дэгни. Уходи отсюда. Ее захлестывал гнев, который она была не в силах сдержать. Не говори ничего. Иди спокойно. И уходи, уходи отсюда, говорила она себе.

Дэгни пошла к выходу. Она двинулась медленно и осторожно, но услышала слова Лилиан и остановилась. За вечер Лилиан повторила это уже множество раз в ответ на один и тот же вопрос, но Дэгни услышала ее слова впервые.

– Это? – говорила Лилиан, выставив руку с металлическим браслетом на обозрение двум холеным дамам. – Почему же, нет. Это не из скобяной лавки, это особо ценный подарок моего мужа. О да, я понимаю, он ужасен. Но видите ли, по идее этот браслет просто бесценен. Конечно, я охотно поменяла бы его на обыкновенный бриллиантовый, но почему-то мне никто этого не предлагает, хотя ему цены нет. Почему? Дорогая моя, это первая вещь, сделанная из металла Реардэна.

Дэгни больше не видела и не слышала ничего вокруг. Она чувствовала, как гробовая тишина давит ей на барабанные перепонки. Она утратила чувство времени. Сейчас она не осознавала никого: ни себя, ни Лилиан, ни Реардэна – и не осознавала смысла своего поступка. Это было мгновение, вырванное из времени. Она видела лишь браслет из зеленовато-голубого металла.

Дэгни сорвала со своей руки бриллиантовый браслет и услышала свой спокойно-ледяной, лишенный эмоций голос, прозвучавший в мертвой тишине:

– Если вы смелее, чем мне представляется, вы поменяетесь со мной.

Она протянула свой бриллиантовый браслет Лилиан.

– Мисс Таггарт, вы что, шутите? – сказал женский голос.

Говорила не Лилиан. Лилиан смотрела прямо в глаза Дэгни и понимала, что та говорила серьезно.

– Дайте мне этот браслет, – сказала Дэгни, подняв руку выше. Бриллиантовый браслет заискрился под лучами света.

– Это просто возмутительно! – выкрикнула какая-то женщина. Ее голос прозвучал необыкновенно резко.

Дэгни наконец осознала, что вокруг стоят люди и что все они молчат. Теперь она слышала звуки, даже музыку: откуда-то издалека доносился изувеченный концерт Хэйли.

Она заметила Реардэна. У него было такое лицо, словно в душе его тоже что-то исковеркано, как и музыка, но она не могла понять что. Он наблюдал за ними.

Лилиан изобразила на лице жалкое подобие улыбки. Она сняла браслет, положила его на ладонь Дэгни и взяла бриллианты.

– Спасибо, мисс Таггарт, – сказала она.