Без свидетелей

Сэйерс Дороти Л.

Мисс Климпсон не сомневалась в том, какой совет даст ей священник. «Вам не нужно отступать со своего пути и предавать свою подругу. Храните молчание, если можете, но если вы говорите, вы должны говорить правду. Вы должны сказать своей подруге, чтобы она не ждала, что вы снова будете лгать. Он вправе попросить вас сохранить тайну, но не больше».

Пока все хорошо. Но тут возникает следующая проблема.

«Должна ли я потворствовать тому, что она плохо поступает?» — и снова разъясняющая запись, похожая на реплику в сторону: «Мужчина на Саут-Одли-стрит».

Это было несколько таинственно… Нет! — напротив, это объясняло все загадки, всю ревность, все ссоры и так далее.

В течение недель

апреля и мая, когда считали, что Мэри Виттейкер все время находится в Кенте с Верой Финдлейтер, она ездила в Лондон. А Вера обещала Мэри сказать, что они пробыли вместе все это время. А поездки в Лондон были связаны с мужчиной, живущим на Саут-Одли-стрит, и с этим было связано что-то греховное. Вероятно, тут имелась в виду любовная связь. Мисс Климпсон добродетельно поджала губы, но в действительности она была скорее удивлена, чем шокирована. Мэри Виттейкер! Мисс Климпсон ожидала от нее чего угодно, но только не этого. Но это так хорошо объясняло ссоры, ревность и чувство покинутости. Как Вере удалось узнать об этом? Может быть, Мэри Виттейкер сама призналась ей? Нет, следующая фраза под заголовком «Ревность» гласила: «ездила за М.В. в Лондон». Так она проследила за ней и сама все увидела! А потом, в какой-то момент, она выложила подруге все, что знала, упрекнула ее. Наверное, поездка в Лондон имела место до того, как мисс Климпсон беседовала с Верой Финдлейтер. Тогда девушка казалась еще такой уверенной в чувствах Мэри. Или, может быть, Вера, предпринимая намеренный самообман, просто старалась убедить саму себя в том, что эти дела с мужчиной ничего не значили? Вполне возможно. И, может быть, какое-то проявление жестокости со стороны Мэри заставили вскипеть и выйти на поверхность все жалкие подозрения, укоризненно, крикливо и неистово. Так они дошли до скандала и разрыва.

«Странно, что Вера никогда не приходила ко мне рассказать о своих огорчениях», — подумала мисс Климпсон. — «Может, ей просто было стыдно. Бедное дитя! Я ее не видела почти неделю. Думаю, надо ей позвонить и встретиться с ней. Тогда, может быть, она мне об этом расскажет. В этом случае», — воскликнула совесть мисс Климпсон, внезапно появляясь из-под ударов врага с яркой и лучезарной улыбкой, — «в этом случае я буду знать эту историю вполне законно и смогу совершенно достойным образом поведать о ней лорду Питеру».

На следующий день, в пятницу, она проснулась, испытывая неприятные угрызения совести. Записка, все еще засунутая в ее ежедневник, беспокоила ее. Мисс Климпсон с утра пораньше заглянула в дом Веры Финдлейтер, но услышала только, что девушка гостит у мисс Виттейкер. «Тогда они, наверное, помирились», — сказала себе мисс Климпсон. Ей не хотелось видеть Мэри Виттейкер, безразлично, заключалась ли ее тайна в убийстве или обычной безнравственности. Но мисс Климпсон чувствовала мучительное желание выяснить вопрос о ее алиби для лорда Питера.

На Веллингтон-авеню мисс Климпсон сообщили, что обе девушки уехали в понедельник и пока еще не вернулись. Мисс Климпсон попыталась успокоить служанку, но у нее и самой возникло дурное предчувствие. Она вдруг без всякой видимой причины почувствовала тревогу. Она заглянула в церковь и прочла свои молитвы, но мысли ее были далеки от того, что она говорила. Повинуясь импульсу, она перехватила мистера Тредгоулда, когда он входил и выходил из ризницы, и спросила, можно ли ей будет следующим вечером прийти и изложить ему один вопрос совести. Пока все было хорошо, и она почувствовала, что «хорошая прогулка» может помочь ей встряхнуться.

И мисс Климпсон отправилась в путь, разминувшись с лордом Питером на четверть часа. Она доехала поездом до Гилфорда, а оттуда пошла пешком, пообедала в придорожном кафе, вернулась в Гилфорд и оттуда отбыла домой. Дома она узнала, что «мистер

Паркер и еще куча джентльменов спрашивали ее весь день, и что за ужас, мисс, оказалось, что мисс Виттейкер и мисс Финдлейтер исчезли, полиция начала розыски, и что за ужас эти автомобили, мисс, не правда ли. Остается только надеяться, что они не попали в аварию».

В порыве вдохновения в голове мисс Климпсон вдруг всплыли слова «Саут-Одли-стрит».

Конечно, мисс Климпсон не знала, что Вимси находился на Крауз-бич. Она надеялась найти его в Лондоне. Дело в том, что у нее внезапно возникло необъяснимое желание, которого она и самой себе не могла объяснить, наведаться на Саут-Одли-стрит. Она понятия не имела, что она будет там делать, когда окажется там, но знала, что ей обязательно нужно на Саут-Одли-стрит. Это было следствием прежнего внутреннего неприятия того, чтобы открыто использовать исповедальную записку. Ею подспудно владела надежда узнать историю Веры Финдлейтер из первых рук. Итак, мисс Климпсон села на первый поезд до Ватерлоо, оставив для Вимси или Паркера письмо, на случай, если они снова объявятся. Это письмо было столь таинственным и невразумительным, и там было столько вставок и подчеркиваний, что, может быть, этим джентльменам повезло, что оно никогда не попало к ним в руки.

На Пиккадилли ее встретил Бантер и сообщил, что его светлость находится на Крауз-бич вместе с мистером Паркером, а он, Бантер, как раз намеревается выехать, чтобы присоединиться к ним. Мисс Климпсон немедленно снабдила его запиской на имя своего работодателя, которая была еще несколько более запутанной и таинственной, чем ее письмо. Затем достойная дама отправилась на Саут-Одли-стрит. Уже прохаживаясь по ней, она поняла, насколько неопределенной была ее догадка, и до чего мало можно узнать, просто ходя по улице. Кроме того, ее вдруг осенило, что если мисс Виттейкер занимается на Саут-Одли-стрит какими-то секретными делами, то вид знакомой, ходящей дозором по тротуару, несомненно, должен ее насторожить. Сраженная этой мыслью, мисс Климпсон резко нырнула в лавку аптекаря, и купила там зубную щетку, чтобы скрыть свои передвижения и выиграть время. Можно скоротать много минут, сравнивая форму, размер и щетину зубных щеток, да и аптекари иногда попадаются милые и разговорчивые.

Оглядевшись в аптеке в поисках предмета для разговора, мисс Климпсон заметила жестянку с нюхательным табаком, на которой стояло собственное имя аптекаря.

— Я еще возьму упаковку вот этого, — сказала она. — Что за замечательная это вещь. Совершенно великолепная. Я годами ей пользовалась, и я действительно он нее в восторге. Я рекомендую это всем моим друзьям, особенно от сенной лихорадки. У меня есть одна приятельница, которая часто проходит мимо вашей аптеки, которая только вчера мне сказала, как она страдает от этого недуга. «Дорогая, — сказала я ей, — тебе нужно всего лишь купить жестянку этого потрясающего снадобья, и ты все лето будешь в полном порядке». Она была так благодарна, что я ей об этом сказала. Она к вам еще не заходила? — и мисс Климпсон очень точно описала аптекарю Мэри Виттейкер.

Кстати, следует заметить, что в борьбе между совестью и тем, что Уилки Коллинз называет «детективной лихорадкой», в душе мисс Климпсон совесть в данный момент терпела сокрушительное поражение. Совести пришлось закрыть глаза на количество умышленной неправды, которое еще некоторое время назад потрясло бы ее.

Но аптекарь никогда не видел приятельницы мисс Климпсон. Делать нечего: ей пришлось ретироваться и подумать, как быть дальше. Мисс Климпсон удалилась, но перед уходом она ловко уронила свои ключи в большую корзину с губками, которая стояла сбоку от нее. Мисс Климпсон чувствовала, что ей нужен будет предлог, чтобы еще раз наведаться на Саут-Одли-стрит.