Без Веры...
Шрифт:
— Хм… — непроизвольно кошусь туда же, не зная толком, что ответить. В нормальной ситуации со сбором на пикник помогают все домашние, но после нашего вчерашнего конфликта лезть под руку с помощью чревато. Ольга Николаевна по характеру та ещё бульдожка, и не преминет понять это как капитуляцию, со всеми вытекающими неприятными последствиями, в виде моего обитания под её каблучком до конца лета. Поэтому…
— Лично я пройдусь, — отвечаю максимально дипломатично, и человеческий детёныш понял меня правильно. Кивнув, он сполз со стула
— … какое погулять? — слышу звонкий голос хозяйки дома.
— Ну, милая, а зачем… — успокаивающим баритоном отозвался супруг, пребывающий явно на нашей стороне.
— … пойдёмте уже, Лжедмитрий, — трогаю ребёнка за плечо и подталкиваю в сторону двери, — пока Ольга Николаевна не передумала.
— А? — не сразу понял он, но почти тут же исправился и заторопился, обуваясь весьма быстро и не слишком ловко, — Пойдёмте, Алексей Юрьевич!
К сожалению, Ольга Николаевна отчасти всё-таки переиграла меня. Не сумев отстоять перед мужем свою точку зрения, она заодно как-то очень ловко трансформировала моё желание погулять после завтрака в «Выгулять детвору».
— Массовик-затейник, — бурчу себе под нос, без малейшего восторга глядя на «общественную нагрузку», возбуждённую ранним подъёмом, домашней суетой и предстоящим пикником.
— … а я вот как могу! — услышал я, и повернувшись, успел увидеть залихватский плевок Лёвочки Ильича через дырку, образовавшуюся на месте молочного зуба. Слюна лихо вылетела, а я мысленно простонал, ожидая среди учеников новую эпидемию.
Хлопнув в ладоши, я громко говорю:
— Письмо из путешествия!
— А? — снов завис Дмитрий Младший.
— Это как? — заинтересовался Миша Охрименко, который любит бабушку (папу он боготворит) и поесть.
— Вот так… — не сразу отреагировал Лёвочка Ильич, и снова плюнул, но в этот раз слюна не вылетела лихо, а повисла на курточке.
— Вы путешествуете по страницам учебника географии или приключенческой книги… — отвечаю я, дипломатично не замечая его оплошности, и уводя мальчишек вместе с молчащей Софьей от парадной в сторону беседки в соседнем дворике, — и описываете происходящее вокруг вас.
— Алексей Юрьевич, — Евдокия появилась неотвратимая и непреклонная, как валькирия из скандинавских саг, как дух Возмездия… — детям собираться пора.
Киваю и поднимаюсь со скамьи в беседке, дети тянутся за мной, как привязанные.
— … я индеец с плювательной трубкой! — прыгает вокруг меня Лёвочка Ильич, пытаясь демонстрировать мастерство, меткость и прочие важные качества индейского воина. Он прекрасно знает слово «сарбакан», но есть у мальчика чутьё на Слово, и «плювательная трубка» в контексте его новых умений вполне уместно.
Под взглядом горничной семейства Сабуровых мальчик стухает и приходит в себя. Евдокию он не боится, но уважает, как и почти все здешние мальчишки.
Она вдова матроса, погибшего в Русско-Японскую, и сама участвовала в обороне Порт-Артура, будучи сестрой милосердия. Но георгиевскую медаль людская молва упорно приписывает не добросовестному труду в госпиталях, а тому, что она якобы поднимала бойцов в штыковые атаки.
У Евдокии двое детей, живущих с родителями погибшего мужа в маленьком городке на Волге, небольшая пенсия и льготы. Не от государства, как можно было бы ожидать, а от общества военных моряков, благодаря которым её старший сын имеет возможность обучаться в прогимназии.
Льготы эти каким-то боком связаны с Дмитрием Олеговичем, за что она очень ему благодарна. Евдокия давно могла бы найти себе «партию» или место получше, но боится, что сын потеряет «льготы» и держится за Сабуровых, как за спасательный круг.
В общем, вроде как благодетели, но как по мне, благодеяния их с небольшой червоточинкой. Не знаю, как правильно сформулировать… но как по мне, горничная многократно отработала оказанное благодеяние.
Впрочем, им видней… Лезть в чужие взаимоотношения и поднимать пролетариат на борьбу с угнетателями я точно не собираюсь! Да и вообще, в этом времени многое по-другому.
Высшие слои общества имеют привычку подгребать под себя людей разными (и не всегда корректными) способами, Сабуровы на фоне многих и многих просто душки. Этакие отголоски феодализма и крепостного права, когда лакей со слезами на глазах целует барину ручку, живёт его интересами и счастлив отголосками чужого счастья. Впрочем, не лезу…
Детей растащили по квартирам, а я поднялся наверх вместе с Младшим, дабы погрузиться в эпицентр Хаоса. Ольга Николаевна была везде и повсюду, командуя Архипом и мужем. Бравый капитан второго ранга подчинялся ей с видимым удовольствием, что выше моего понимания… а он ещё и подмигивает!
— Боже… — стенала хозяйка дома, держась за виски с видом великомученицы, — какой пикник, если невозможно достать обычных лобстеров?
— Пироги с голубями готовы! — вылетев из кухни, отрапортовала хозяйке Евдокия, на что получила милостивый кивок.
— Бараньи лопатки, ветчина, жареная птица… — ставила галочки Ольга Николаевна.
— … пледы, зонты, ракетки для бадминтона, — вторила ей Люба, возбуждённая репетицией будущего семейного счастья.
— Экипажи уже подъехали, — доложил запыхавшийся Архип, — так что прикажете?
— Боже… — томно простонала Ольга Николаевна, аристократическим жестом прикасаясь к вискам тонкими пальцами, — за что мне всё это?
Поезд наш, составленный из полутора десятков экипажей, фаэтонов, чёрт знает каких шарабанов, двух авто и нескольких велосипедов, напомнил мне провинциальную цирковую труппу. Не хватало только учёных собак…