Без жалости

Клэнси Том

Такое почти завершение карьеры должно было быть предметом крайнего удовлетворения для Максуэлла, но его снедали служебные заботы. Взгляд вице-адмирала остановился на данных по суточным потерям самолетов, вылетевших со станции «Янки». Два легких ударных бомбардировщика типа «Корсар» не вернулись на авианосец, и сопутствующая надпись гласила, что оба были с одного корабля и из одной эскадрильи.

— Есть подробности об этом? — спросил Максуэлл у контр-адмирала Подулски.

— Я проверил, — ответил Казимир. — Скорее всего столкновение в воздухе. Андерс был пилотом на ведущем бомбардировщике, а на ведомом пилотом был Робертсон, совсем неопытный летчик. Что-то произошло, но никто не видел что именно. Сообщений о запуске ракет «земля — воздух» не поступало, и они находились

на слишком большой высоте для огня зенитной артиллерии.

— Парашюты?

— Нет. — Подулски покачал головой. — Командир дивизиона видел огненный шар в небе. Оттуда упали только обломки.

— На что они были нацелены?

— Подозревали, что там скрытая стоянка грузовиков. — Уже по лицу Каза можно было судить о результатах. — Остальная часть группы продолжала полет, сбросила бомбы, с хорошей кучностью, но вторичных взрывов на земле не последовало.

— Значит, все это было напрасно. — Максуэлл прикрыл глаза, пытаясь понять, что случилось с двумя самолетами, с намеченной операцией, с его военно-морским флотом, со всей страной.

— Отнюдь, Голландец. Кто-то считал это важной целью.

— Каз, тебе не кажется, что сейчас утро и для этого еще слишком рано, а?

— Так точно, сэр. Командир авианосной группы расследует случившееся и, наверно, примет — для вида — какие-нибудь меры. Если тебе требуется объяснение, вот оно: вероятно, Робертсон, будучи новичком, слишком нервничал — ведь это был его второй боевой вылет, — и скорее всего ему показалось, что он что-то увидел, он слишком резко отвернул, а эти два самолета летели в хвосте группы, и никто не заметил случившегося. Черт побери. Голландец, мы видели, как это происходит.

Максуэлл кивнул.

— Что еще?

— А-6 попал под огонь ракет «земля — воздух» к северу от Хайфона. Осколки изрешетили его, но пилот и штурман-бомбардир сумели вернуться к себе на авианосец. Они получат за это кресты «За летные заслуги», — доложил Подулски. — В остальном сутки в Южно-Китайском море прошли спокойно. В Атлантике тоже ничего особенного. На востоке Средиземноморья отмечена возросшая активность сирийцев с их новыми МиГами, но пока это еще не наша забота. Завтра мы встречаемся с представителями компании «Грумман», а затем отправляемся в Капитолий, чтобы обсудить с почтенными слугами народа программу создания истребителя-бомбардировщика F-14.

— Как тебе нравится эта программа?

— Отчасти мне жаль, что мы недостаточно молоды, чтобы попробовать его в полете. Голландец. — Каз попытался улыбнуться. — Но, Боже милосердный, раньше мы строили целый авианосец за те деньги, которые теперь уходят на создание одного такого истребителя.

— Ничего не поделаешь, Каз, — это прогресс.

— Да, у нас его слишком много, — проворчал Подулски. — И вот что еще. Мне позвонили с реки Пакс. Наш друг, возможно, уже вернулся домой. По крайней мере его яхта стоит у причала.

— И ты заставил меня так долго этого ждать?

— Нет смысла спешить. Он ведь штатский, правда? Наверно, спит до девяти или десяти.

— Как это, должно быть, приятно, — пробормотал Максуэлл. — Надо когда-нибудь попробовать,

Глава 11

Изготовление

Пять миль могут показаться продолжительной прогулкой. Это всегда длинный заплыв. И особенно длинный, когда плывешь один. Это обстоятельство стало очевидным для Келли еще до того, как он достиг середины дистанции, однако, несмотря на то что вода к востоку от его острова была неглубокой и во многих местах он мог встать на дно, Келли не остановился, как не позволил себе и сбавить скорость. Он изменил длину гребков, чтобы на левый бок приходилась большая нагрузка, радуясь боли как посланнику выздоровления. Вода была именно такой, как ему хотелось, подумал он: достаточно прохладная, чтобы не допустить перегрева, и достаточно теплая, чтобы энергия слишком быстро не покидала тело. В полумиле от острова его скорость замедлилась, но Келли мобилизовал все свои внутренние силы, заставив себя снова плыть быстрее, пока не коснулся дна на восточной стороне Бэттери-Айленда. Когда он встал, то едва мог заставить себя двигаться, и тут же его мышцы начали неметь, но Келли принудил себя идти к берегу. И в этот момент он заметил вертолет. Он дважды во время заплыва слышал шум его роторов, но не обратил на это внимания. Келли давно привык к вертолетам, и их шум казался ему таким же естественным, как жужжание насекомого. Однако видеть вертолет, стоящий на песчаном берегу, было весьма необычно, и он направился к нему, но его окликнул голос из бункера:

— Я здесь, чиф!

Келли повернулся. Голос был знакомым. Он протер глаза и увидел повседневный белый мундир очень высокопоставленного морского офицера — это было очевидно по золоту погон, сверкающих на утреннем солнце.

— Адмирал Максуэлл! — Келли был искренне рад встрече с этим человеком, но его смущало, что ноги до колен в грязи, которая налипла на них, пока он шел от берега. — Жаль, что вы не позвонили заранее, сэр.

— Я пытался, Келли. — Максуэлл подошел к нему и пожал руку. — Мы звонили сюда уже пару дней. Где ты был, черт возьми? На работе? — Адмирал был изумлен тем, как мгновенно изменилось лицо молодого человека.

— Не совсем.

— Почему бы тебе не принять душ? А я пока поищу себе газированную воду. — И только теперь Максуэлл увидел едва зажившие шрамы на спине и шее Келли. — Господи Боже мой!

Впервые они встретились на борту авианосца «Китти Хоук» три года тому назад. Максуэлл был тогда командующим авиацией Тихоокеанского флота, а Келли — едва живым боцманом первого класса. Человек в положении Максуэлла не мог забыть об этом. Келли отправился спасать летный экипаж бомбардировщика, который пилотировал младший лейтенант Уинслоу Холлэнд Максуэлл-третий, американский морской летчик. После двух суток, которые Келли провел в районе, слишком опасном для спасательного вертолета, не сумевшего прочесать его, он вернулся обратно с Голландцем-третьим, раненым, но живым. Сам же Келли подхватил серьезнейшую инфекцию от гнилой воды, в которой ему приходилось скрываться. Как, до сих пор спрашивал себя Максуэлл, как можно отблагодарить человека, спасшего твоего единственного сына? Келли выглядел таким молодым на больничной койке, таким похожим на его сына — вызывающе гордый взгляд и скрытый за ним застенчивый, но проницательный ум. Если бы в мире господствовала справедливость, Келли получил бы медаль Конгресса за мужество, проявленное во время одиночной спасательной экспедиции, предпринятой им вверх по течению коричневой реки, но Максуэлл даже не стал тратить бумагу на представление к награде. Извини, Голландец, скажет ему командующий Тихоокеанским флотом, я готов сделать для тебя что угодно, но это будет напрасной тратой сил, будет выглядеть, понимаешь, слишком подозрительно. Поэтому адмирал Максуэлл сделал все, что мог.

— Расскажи мне о себе.

— Моя фамилия Келли, сэр. Я — боцман первого…

— Нет, — прервал его Максуэлл, покачав головой. — Нет, ты гораздо больше похож на главного боцмана, каким и являешься с этой минуты.

Максуэлл провел на борту «Китти Хоук» еще трое суток, якобы проводя личную проверку летных операций, однако на самом деле присматривая за своим раненым сыном и молодым коммандос, который спас его. Он был рядом с Келли, когда прибыла телеграмма, извещающая о смерти его отца, служившего пожарным и скончавшегося от сердечного приступа прямо во время тушения пожара. И вот теперь, понял адмирал, он прибыл сюда сразу после еще какого-то несчастья.

Келли вернулся после душа в майке и шортах, слегка приволакивая ноги от усталости, но с чем-то строгим и сильным во взгляде.

— Сколько ты проплыл, Джон?

— Почти пять миль, сэр.

— Хорошая тренировка, — заметил Максуэлл, передавая ему банку кока-колы. — Отдохни немного.

— Спасибо, сэр.

— Что с тобой случилось? Эт№ раны на плече выглядят свежими. Келли коротко рассказал о случившемся, как солдат солдату, потому что, несмотря на разницу в возрасте и занимаемом положении, они оба были солдатами, и во второй раз Голландец Максуэлл сидел и слушал как приемный отец, которым он стал.