Бездна между нами
Шрифт:
– У меня родители с прибабахом, – объяснил Оушен.
Я пожала плечами.
Шкуру с кошки мы снимали в полном молчании. Действительно, кому охота болтать, когда такую гадость делаешь? Мертвая плоть чвокает под скальпелем. Воняет формальдегидом. Мысль всего одна: до чего ж дебильная программа в этом учебном заведении и кому это надо – сдерживать рвотные позывы еще целых два месяца, терзая все один и тот же кошачий трупик…
– Сейчас я должен бежать, давай после школы закончим, – прошептал Оушен.
Мне показалось, он эту фразу выдал внезапно. Не сразу
– Что? – переспросила я.
Он черкнул в лабораторной тетрадке.
– Нам ведь надо еще отчет написать о сегодняшних изысканиях. – Оушен покосился на часы. – А сейчас будет звонок. Вот я и предлагаю: давай после школы закончим. Согласна?
– Что? Нет, после школы я не могу.
Его уши чуть порозовели.
– Вот как? Ну да. Конечно. Извини, я не подумал, что ты… что тебе… что тебя не выпускают…
– Офигеть! – Я расширила глаза. – Нет, ну просто офигеть! – тряхнула головой, вымыла руки. Вздохнула.
– В каком смысле?
– Слушай, я не знаю, что ты там навоображал про меня и мою жизнь, но имей в виду: мои родители не собираются менять дочь на отару коз. Понял?
– На стадо коз, – поправил Оушен, чуть кашлянув. – Отара бывает овец, а козы…
– К черту коз, – отрезала я.
Он смутился.
– Просто у меня дела после занятий, – продолжала я.
– Вот как…
– Поэтому надо придумать другой вариант. О’кей?
– Да. Конечно. А что у тебя за дела?
Я уже запихивала вещи в рюкзак, вопроса не ожидала. Уронила пенал. Наклонилась за ним. Выпрямилась. Оушен все еще смотрел на меня.
– А тебе не все равно?
Он заерзал на стуле.
– Нет. Не знаю. Я просто…
Я задержала на нем взгляд. Проанализировала ситуацию. Пожалуй, я слишком резка с этим Оушеном, сыном прибабахнутых родителей. Я сунула пенал в рюкзак, дернула «молнию». Вскинула рюкзак на плечи. Пояснила:
– Я занимаюсь брейк-дансом.
Оушен умудрился разом и нахмуриться, и улыбнуться.
– Это шутка, да?
Я закатила глаза. Прозвенел звонок.
– Все, мне пора.
– А как же лабораторная, Ширин?
Помедлив, взвесив варианты, я написала ему номер своего мобильника.
– Вот, можешь прислать эсэмэс. Сегодня разрулим.
Он уставился на бумажку.
– Только не увлекайся, – добавила я. – Будешь эсэмэсить без удержу – придется взять меня в жены. Так моя вера велит.
Оушен побледнел.
– Что-что?
Я еле сдерживала улыбку.
– Мне правда пора идти, Оушен.
– Да подожди ты. Я серьезно. Ты сейчас пошутила, так ведь?
– Ну сколько можно! – Я тряхнула головой. – Все, пока.
Брат, как и обещал, нашел препода, согласного на затею с брейк-дансом. К концу недели клуб получил статус официального. Впервые за годы учебы я участвовала в школьной жизни; это было странно. Внеклассная деятельность как-то не вязалась с моим восприятием себя.
И все равно я была на седьмом небе.
Мне всегда хотелось чем-нибудь таким заниматься. Лучше всего, конечно, брейк – моя давняя любовь. Помню, я смотрела выступления девичьих команд. Как они мне нравились, эти девчонки! Такие ловкие, такие классные. А главное – сильные. Хорошо бы на них походить, думала я. Только брейк-данс – не балет; клуб в «Желтых страницах» не найдешь. Ни в одном из прежних городишек не было школы брейк-данса. И престарелые танцоры не писали объявлений: мол, даю уроки, согласен на оплату аутентичными персидскими яствами. Если бы не Навид, мне бы и сейчас никакая учеба не светила. Навид, оказывается, уже два года занимался; он мне накануне вечером тайну раскрыл. Я как посмотрела – просто ахнула. Для меня мечты о брейке оставались словами; для брата – руководством к действию. Он здорово преуспел. Прямо гордо за него стало. И досадно на себя.
Навид рискнул – и у него получилось.
Я-то думала, наши вечные переезды вообще никаким планам не оставляют места. Никогда ни в какие сообщества не вступала, ни в какие школьные клубы. Ни разу не купила школьный альманах. Не сохранила ни единого телефонного номера, не запомнила ни единого названия улицы; вообще ничем, с моей точки зрения, лишним не обременила память. Смысл? Все равно переедем. Навид с тем же самым переездным кошмаром справлялся иначе. Тренировался втихую. Объяснил: выжидал подходящий момент. Этот год у него – выпускной, вот Навид и решил: пора. Потом – колледж; все изменится. Нет, правда, таким братом можно гордиться.
Я вошла, помахала сразу всем.
Нам отвели одну из школьных танцевальных студий. Приятели Навида так на меня и уставились, будто раньше не видели. Оценивали.
– Значит, ты тоже брейк танцуешь? – уточнил Карлос.
– Да нет пока, – смутилась я.
– Скромничает, – пояснил брат. Выступил вперед, улыбнулся мне. – У Ширин апрок очень приличный и футворк четко получается.
– Но я не умею выполнять силовые элементы, – сказала я.
– Не страшно. Я тебя научу.
Я и задумалась: зачем брат это делает? Заметил, что мне одиноко, и хочет подбодрить? Может, я и навоображала, но впервые за долгое время брат будто снова стал моим близким другом. Оказывается, мне его дружбы не хватало; ох как не хватало.
Еще одна подробность: Навид страдает дислексией. Проблемы начались в средней школе. Навид заваливал все предметы подряд. Я не сразу поняла, что мы с ним ненавидим школу по разным причинам. Для брата слова и буквы не имели смысла. Не выстраивались. Не звучали. А сказал он мне об этом только за два года до этих событий, когда над ним нависла угроза исключения из школы.
Точнее, не сказал, а проорал.
Мама велела мне с ним заниматься – делать домашние задания.
Репетитора мы себе не могли позволить. Я была, мягко говоря, не в восторге. Натаскивать старшего брата – вот новость! Я иначе себе свое свободное время представляла. Тем более что брат натаскиваться не желал. Просто отказался делать домашнее задание. Я разозлилась.