Бездомный мрак
Шрифт:
Среди груды бумаг, разбросанных повсюду, мое внимание привлекла одна визитка темно-синего цвета со знакомой эмблемой. Я поднял ее и прочел. Это был рекламный листок гостиницы «Балчуг». Ничего интересного. Я бросил его на место и двинулся дальше.
В спальне находился еще один телефонный аппарат. Он работал. Вся надежда оставалась на Татьяну Русанову. Еще одну хранительницу секретов. Найдя ее номер в телефонной книжке, я позвонил ей. Трубку сняли тут же, будто ждали моего звонка.
— Кто это? Алло?
— Твой клиент. Помнишь еще?
— Ах, это ты, Тимур, — голос звучал
— Наверное, если твой метод меня определил правильно. За мной идет охота.
Я уже дважды уворачивался от пуль. Антон пропал. Квартира напоминает Мамаево побоище. Где его искать? Я не знаю, что мне делать?
— Значит ты наконец все понял?
Ее слова остались для меня загадкой. Но я не стал развивать эту тему.
— Что мне делать?
— Приезжай ко мне. Я покажу тебе его логово.
— Хорошо. Скоро буду.
— Скорее. Теперь нельзя упускать ни секунды.
Она бросила трубку.
И опять сплошные ребусы.
Из записной книжки на ковер выпали остальные листки. Я о них успел забыть.
Все те же квитанция камеры хранения и листок с четырехзначным числом.
Стоп… Я поднял глаза и увидел картину, висящую над кроватью. «Три грации». Та же, что и у меня. Я встал на кровать и сдвинул картину в сторону.
Там находился сейф.
Я набрал число, написанное на бумажке, и повернул ручку. Дверца открылась.
Вот он секрет бумажки из записной книжки. Но вспомнил я о нем слишком поздно. В сейфе ничего не было, за исключением пустого конверта. Того самого конверта, что мне передал нотариус. В углу стояло имя: Тимур Аракчеев.
Без содержимого конверт ничего не значил.
С улицы доносился шум. Вой сирены.
Я подбежал к окну и отдернул занавеску.
Возле моей машины толпились вооруженные до зубов, омоновцы. Кто-то указал пальцем наверх. Мне показалось, что меня заметили, и отпрянул назад. Не надо иметь много мозгов, чтобы начать поиски подозрительного типа с единственной квартиры в доме, окна которой озарены иллюминацией. Нормальные люди давно уже спали. Я еще раз прильнул к окну. К подъезду бежали бойцы, готовые вступить в неравный бой с монстром. В их представлении я таковым и был.
Для такой ситуации мои мозги слишком туго соображали. Дотянул до долгого звонка в дверь. Начали стучать, а потом ломать. Похоже, я влип. Но только не так глупо. Не время мне сидеть за решеткой.
Выход удалось найти, когда дверь раскалывалась на части. На кухне есть черный ход. Правда, выходом его не назовешь, эти ребята тоже не лыком шиты, и дом уже окружен. Но тем не менее я побежал вниз, и меня смог остановить только крик. Судя по топоту, их было немало, и мы летели друг другу в объятия. Дальше окон моя фантазия не срабатывала. Этажа четыре я уже промахнул, а пятый не смертельный, если зацепиться за дерево. Я выбил ногой стекло и высунулся наружу. Меня обдало ледяным ветром и струями дождя, но пыл не охладило. Двумя этажами ниже находилась мокрая покатая крыша соседнего дома. Она сверкала всеми цветами радуги, отражая рекламные огни.
Решение принято, думать не приходилось. Опыт уже имелся. Второй прыжок за день. И я прыгнул. Сильного удара мне почувствовать не пришлось, меня подкосило, как на ледяной горке, и понесло по скользкой жести вниз. Небольшое препятствие об водосборник лишь на мгновенье задержало меня на месте, но я успел вцепиться в карниз мертвой хваткой. И здесь опыт имелся: над котлованом я уже однажды висел. Но в том случае мент меня спас, а в этом они стреляли вслед.
Пули искрили по жести, но не пугали меня. Главное, не смотреть вниз. Я еще не созрел до встречи со смертью. Пока все долги не раздам — не сдохну. С таким настроением и с самолета падать не страшно. У меня открылось второе дыхание, и руки вытащили тело на крышу. Почти что чудо! Удивляться потом будем, а раз ноги коснулись опоры, то им надо работать. Я, как акробат-лунатик, бежал по краю, глядя только вперед.
Омоновцы палили мне вслед. Прыгать вниз смельчаков не нашлось. Оно и понятно. Больно будет.
Всевышний услышал мои мольбы и предоставил в мое распоряжение пожарную лестницу, так что бег с препятствиями продолжился. Я, как заправский матрос, перебирал ногами по скользким перекладинам. Ветер раздувал плащ, и грозил сорвать меня с места и закружить в воздухе, как осенний лист. Ступени кончились не там, где надо. До земли оставался целый этаж. Мне уже не привыкать тыкаться мордой в дерьмо, так что контейнер с мусором, стоявший в трех метрах в стороне, меня устраивал. Я изобразил из себя ныряльщика, резко оттолкнулся и угодил прямо в цель.
Я очутился во дворе. Бежать можно только вправо, чтобы не выскочить на ту же улицу. Подворотни мелькали одна за другой. Где и как меня вынесло на площадь, не помню. Но тут было хоть какое-то движение.
Через пять минут какой-то псих остановился. Мой вид его не напугал, но он попросил заплатить вперед. Я дал ему двадцать долларов и попросил добросить до «Балчуга». Нет, на этот раз не подсознание опережало мои мысли, а твердые убеждения.
Доехали мы быстро. Можно было и пешком дойти. Но время поджимало. Я вышел из машины, снял с себя перепачканный плащ и бросил его в урну. В таком и на вокзал не пустят. Костюм еще сохранил свежесть, но ветер пронизывал меня насквозь.
Швейцар открыл передо мной дверь. Значит, я не так плох, как казалось. Я шел уверенной походкой и знал, куда иду.
Шваркнув ногой по двери, я ворвался в комнату ночного детектива и застукал его с пивной бутылкой в руках.
— Черт! Вы опять меня напугали, — присмотревшись ко мне, он тихо спросил:
— С каждой новой встречей, вы выглядите все хуже и хуже. Хреновую работенку подобрали. Не холодно? — Послушай, Аркаша, у меня осталось сорок долларов. Двадцать тебе, двадцать мне на такси. Сделай для меня последнюю услугу.
— Могу и бесплатно. Вы, я вижу, сами поиздержались. Последнее пальтишко продали. Скоро в одних носках объявитесь.
— Мне не до шуток. Вот двадцатка. Меня она все равно не спасет. Я уже понял, какую роль в этой жизни играют деньги. Иди к администратору и выясни достоверно и точно, проживал ли в отеле в день убийства Катерины Кислицкой некий Антон Романович Гольдберг.
Он не сказал ни звука, встал и вышел. Ждать пришлось недолго. Вскоре он вернулся и смотрел на меня с восхищением.