Безликий
Шрифт:
— Ваши щеки вспыхнули… Что могла представить девственница-ниада…вы расскажете мне об этом?
Не ответила, только почувствовала, как зубец гребня порвал перчатку. Астрель наконец обернулся к нам.
— Мне нужно прочесть молитву отречения ниаде, а она должна поставить свою подпись под ним. Нам нужно остаться у алтаря одним.
Теперь уже усмехнулась я, зная о ритуале и ожидая именно этого. Когда все отступили назад, и мы остались с астрелем одни в центре пятиконечной звезды, он подошел ко мне и откинул вуаль с моего
— Предатель, — прошипела я, едва слышно.
— Всего лишь хочу выжить и вам советую того же.
Он пафосно поднял глаза к потолку и, сложив руки на груди, начал говорить свою речь об отречении, оставляя паузы для моих «да». Орошал меня водой, окуная пальцы в золотой чан и ступая по каждому лучу звезды.
А я лишь ждала, когда он подойдет ко мне слишком близко, чтобы оросить мое лицо и провести по нему пальцами. Наконец-то он встал напротив меня, удерживая в одной руке чашу с голубой водой.
— Ты отказываешься от благ небесных, от своего призвания, чтобы вручить себя смертному мужчине. Такова твоя добрая воля и выбор, и Иллин наш Великий примет твое решение, так как великодушие и доброта его бесконечны. Согласна ли ты, Одейя дес Вийяр стать частью дома Даалов, стать частью от крови его и плоти, отрекаясь от Рая ради сотворения новых жизней и во имя Иллина? Клянешься ли в вечной верности и любви Рейну дас Даалу?
Я смотрела в маленькие глазки астреля, потом опустила взгляд к его толстой шее, прикрытой воротником расшитой сутаны, под подбородком, ближе к уху пульсировала вена. Он нервничал, а я сильнее сжала гребень. Так сильно, что он уже оцарапал кожу.
По зале прошел легкий ропот от того, что невеста тянула с ответом. Подняв глаза, я посмотрела астрелю в лицо.
— Конечно, ваше Преосвященство….
Глазки астреля блеснули триумфом, и он удовлетворенно кивнул мне, а я в этот момент прокричала:
— Конечно же, нет! Будь ты проклят!
И вонзила гребень в его дряблое горло с такой силой, что почувствовала, как зубья вошли в плоть, словно в масло, с характерным треском разрывая кожу.
Тишина воцарилась на секунду… а мне казалось, она растянулась на вечность, пока он оседал к моим ногам, открывая рот, как рыба, выброшенная на берег, харкая кровью и хватаясь за мое платье окровавленными пальцами.
Вокруг раздались вопли и крики…но я их почти не слышала, я с безумным триумфом смотрела на подыхающего у моих ног астреля. Вот так, падаль! Вот она твоя участь! Вот чего ты заслужил, жирная свинья, и когда-нибудь Данат отправится следом за тобой!
Когда на моем запястье сомкнулась чья-то рука, сжимая до хруста, я медленно повернула голову и встретилась с бешеным диким взглядом под кожаной маской, продолжая улыбаться и тяжело дышать, чувствуя, как адреналин воет внутри, словно снежная стихия за окнами Адвера.
— Вот тебе мой ответ, Даал — НИКОГДА!
А потом его губы растянула усмешка, похожая на оскал… Я бы могла
— Это был ТВОЙ выбор, Одейя дес Вийяр. Вместо моей жены ты станешь моей рабыней.
Он поднял взгляд на орущих гостей. Кое-где опять слышались вопли «сжечь шеану!».
— Лассарка сделала свой выбор. С нее будет срезана метка ниады, она будет заклеймена, как велеарская рабыня и отныне станет моей собственностью и собственностью Валласа. Если её отец захочет, он сможет ее у нас купить после того, как она познает все прелести рабства и надоест мне, как наложница.
Он больше не смотрел на меня. Повернулся к жрецам. И я, несмотря на клокочущую во мне ненависть, осознала всю мощь его власти над ними. Над этими жалкими людишками, сразу закрывшими свои рты, не смеющими ему возразить и поднять на него глаза. Восхищение и страх. Дикое восхищение и дикий страх. Вот что он внушал им…И мой поступок ничего не изменил…
— Всем оставаться в зале. Сейчас здесь пройдет церемония отречения заново по законам Валласа. Вы! Жрецы! Вы срежете с нее метку и поставите на спине клеймо Даалов. Клеймо моей скайи. Всех оставшихся в живых лассаров согнать на площадь и заклеймить. Этого унести и сжечь.
Кивнул на мертвого астреля и снова повернулся ко мне.
— Для меня от твоего выбора ничего не изменилось. Для тебя перевернулась вселенная.
— Ты уже сжег ее дотла. Лучше сдохнуть под пытками, чем носить твое имя.
— Сдохнешь. Когда я решу, что ты мне надоела, или когда твой отец не даст за тебя надлежащий выкуп, сдохнешь.
— А, может быть, сдохнешь ты, когда он придет сюда, чтобы…
Он не дал мне договорить… замахнулся, и от удара по лицу я пошатнулась, из разбитой губы закапала кровь, потекла по подбородку.
— Твои крики, ниада, станут музыкой для этой залы, где их ждали намного сильнее, чем венчальные мелодии арф. Ты угодила моему народу больше, чем можешь себе представить.
— Но я не угодила ТЕБЕ! Я вижу ярость в твоих зрачках. Глухую ярость и ненависть. Это дорогого стоит! И нет! Я не закричу. Даже не надейся, проклятый валласар. Такого удовольствия я тебе не доставлю.
Рейн склонился ко мне, приподнимая за волосы.
— Доставишь. Намного быстрее, чем думаешь. Ты доставишь мне столько удовольствия, сколько я захочу. И как я захочу! Раздеть наголо! Распять на алтаре и закончить ритуал!
Меня схватили с двух сторон. Ломая сопротивления, выкручивая руки, а я смотрела плывущим взглядом в толпу и видела, как в ней полыхает жажда крови и триумф. Проклятый валласар прав! Я им угодила! Они все скандируют мое имя и слово «Заклеймить! Заклеймить! Заклеймить!»