Безликий
Шрифт:
Просунул руку между нашими телами, растирая мою плоть горячими пальцами, вглядываясь в мои пьяные глаза.
— Ненавижу, — с рыданием, переходящим в стон.
— О даааа, ненавидь…им имадан, какая же ты там горячая для меня. Я с тобой как животное…ненасытное, жадное, голодное. Что ты делаешь со мной, маалан? Пока смотрел на тебя спящую, — двигается во мне все быстрее и быстрее, говорит срывающимся шепотом, от которого все тело покрывается мурашками, жадно целуя мои губы, скулы, шею, — думал с ума сойду…одержим тобой, девочка-смерть…одержим…тобой…шеана, Саанан раздери. Удушил бы тебя, суку лассарскую, за
— Нет! Отвратительно, — выплевывая ему в лицо, не позволяя целовать, уворачиваясь от его губ и чувствуя, как по телу проходит уже знакомая волна приближающегося урагана. Снова…унижая меня еще больше, вызывая отвращение к себе с такой силой, что меня знобит от этой ненависти. Скоро я сойду с ума. Я долго не выдержу. Меня тошнит от реакции на его ненавистные ласки.
— Отвратительно?! А так? — забросил мои ноги себе на плечи и, опираясь на подушку, вошел еще глубже, и мои глаза сами закатываются от невыносимого ощущения наполненности…от ощущения каждой вены на его плоти, от ощущения его мощи, безжалостно таранящей мое лоно.
— Сдохниии, — искренне, исступленно хватая пересохшими губами раскалённый ядовитый воздух.
— Сдохну! Когда-нибудь…но не пока тебя трахаю, — зло сморит мне в глаза и остервенело долбится в мое тело, — не пока ты кончаешь подо мной и так кричишь. Давай еще раз…девочка. Давай, для меня, пока я не взорвался сам.
Отпустил мои руки, и я впилась ими в его плечи, оставляя кровавые борозды. С наслаждением сдирая его кожу и дрожа от напряжения. Все нервы гудят, как от озноба, натянуты до разрыва. Не так я представляла себе секс с мужчиной…совсем не так. Это не секс, а война… и я в ней всегда проигрываю. Унизительно, жалко и почти без сопротивления.
— Да! Вот так! Сходи с ума! Оставляй на мне свои следы…
Сама не понимаю, как обхватила его бедра ногами, изгибаясь, двигаясь навстречу, обезумевшая, взмокшая.
— Даааааа, девочка…как же ты близко.
Обхватил мое лицо ладонью, погружая большой палец мне в рот, набирая бешеный темп, от которого мне хочется выть и, обезумев, раздирать его ногтями.
— Кончай и смотри мне в глаза. Ненавидь меня. Громко ненавидь. Очень громко. Давай, закричи мне, как ненавидишь.
— Ненавижууу…будь ты, — оргазм, как стрела в висок, как высшая мера за то, что допустила все это безумие, — прокляяяят…Рееейн.
— Им имадан…, шеана моара… — сквозь пелену адского наслаждения вижу, как он запрокинул голову, как натянулись мышцы у него на груди, словно сейчас лопнут от напряжения, как приоткрылся рот в вопле наслаждения. Рычит, рвано двигаясь во мне, изливаясь внутри моего тела… а я… меня трясет от наслаждения и искренней ярости.
Откинулся на спину, тяжело дыша, а я снова свернулась на краю кровати, обхватив колени руками, стараясь не всхлипывать и не дрожать. Просто ждать, когда он уйдет и оставит меня одну, чтобы я терла свое тело мочалкой до красноты и рыдала над своим очередным поражением.
— Иди ко мне, маалан.
Тронул мою спину, а я дернулась от гадливости. Пусть он убирается. Пусть не трогает меня хотя бы после.
— Не прикасайся ко мне.
Усмехнулся и дернул за волосы, разворачивая лицом к себе и заглядывая в глаза.
— Несколько минут назад ты кончала подо мной…от каждого, мать твою, прикосновения
В темноте его глаза опять зафосфорились, как у настоящего зверя, как у гайлара в лесу, но мне не было страшно. Самое страшное уже случилось.
— Я не знаю, почему мое тело так меня предает. Я не знаю, что ТЫ делаешь с ним и какими саананскими силами ты заставляешь меня хотеть тебя, но внутри…там внутри я тебя не просто ненавижу. Я тебя презираю. И я не знаю, что это, но мне больно хотеть тебя…мне больно! — всхлипнула, глотая слезы.
— Похоть…вожделение. Вот что это. Банально просто, девочка-смерть. А боль и удовольствие всегда ходят по руку друг с другом.
— Нееет, меид — это грязь, скверна, болото. Вот что это.
Сжал мои волосы на затылке с такой силой, что я всхлипнула, притянул на себя, и его кожа под моей зашипела.
— А ты святая, да? Ты у нас непорочная?
— Нет…я — воин. Лассарский воин. А ты убил моих людей и держишь меня рабыней. Насилуешь мое тело. Ты — мой смертельный враг, и все, чего я хочу — это когда-нибудь лично оторвать тебе голову, валласар. И каждое твое прикосновение оскверняет не только мое тело, но и мою душу, мой народ. Неужели ты этого не понимаешь?
Взгляд Рейна стал не просто тяжелым, он стал весом в каменную глыбу, тянущую на самое дно бездны.
— Воин? Ты? Нет! Ты просто глупая женщина, которая жаждала потешить свое эго, прикрываясь смертями своих людей. Будь ты воином, ты бы сражалась головой, а не эмоциями. Ты бы стала моей женой и получила все, чего пожелаешь…потому что я готов был дать тебе все, а ты просто эмоциональная папенькина дочка, только и умеющая вопить — я велеария Лассара. Да никто ты теперь. Моя шлюха и подстилка. И ублажаешь меня, как я захочу и когда захочу. А теперь ляг и заткнись.
— Убирайся! — прошипела я, задыхаясь от ярости.
— Я буду спать здесь. С тобой, в этой постели. А утром ты ублажишь меня еще раз и, как бы тебе это ни было ненавистно, опять будешь кричать подо мной.
Рейн буквально швырнул меня на себя, прижимая с такой силой, что я задохнулась от боли в ребрах. Не знаю, каким образом он собирался спать. Я слышала, как горит его кожа на груди, чувствовала запах паленого мяса. А он лежал и не шевелился. Что он такое? Или не чувствует боли? Я же сжигаю его до костей, а он лежит на спине и держит меня за плечи.
Мы не спали оба. Он скрежетал зубами, а я смотрела в темноту и думала о том, что, когда убью его стану по-настоящему счастливой…еще один раз в своей жизни. Никому и никогда я не желала смерти настолько сильно, как ему.
Утром он встал с постели и голым прошелся по комнате, натягивая на ходу штаны. Я чуть приоткрыла глаза, глядя на струпья кожи и волдыри у него на груди. Больной, невменяемый ублюдок всю ночь терпел только для того, чтобы я лежала у него на груди?! Он сумасшедший!
Повернулся ко мне спиной, подхватывая рубашку с пола, а я увидела, что на его коже нет живого места. Вся спина покрыта уродливыми узловатыми шрамами от шипованных плетей инквизиции Лассара, и внутри что-то сжалось в тугой узел от понимания, что мы все просто жертвы обстоятельств и войны между нашими государствами. Это она сделала нас такими.