Безмолвный
Шрифт:
Шерлок не был психопатом, набираю я в окошке для комментариев. Вы его не знали. Нет никаких доказательств того, что он – мошенник. Пресса раздула сенсацию, а вы доверчиво все проглотили. Не было ни дела, ни суда, не было вообще никаких улик. Неужели вы так глупы, что верите всему, что пишут в газетах? Думаете, в правительстве ничего не знали ни о Шерлоке, ни о Мориарти? Да последнего пытались схватить за годы до того, как о нем впервые услышал Шерлок. Шерлок был хорошим человеком. Лучшим человеком, которого я только знал. Не нравятся мои рассказы,
Отправить.
Ублюдок чертов.
Дать бы тебе по физиономии, Джо из Бристоля.
Ты не психопат. И не мошенник. И, тем более, не преступник. Ты - мой друг. Мой лучший друг. И убивал – я, не ты. У меня выше меткость.
Черт.
Мой друг ушел, а я и не заметил. Получил срочное сообщение? Ссора с подружкой? Мать велела идти домой и заняться стиркой? Кто знает. Он ушел.
Телефон на столе гудит. Мне пришло сообщение. Теперь я их редко когда получаю, ведь раньше почти все они были от тебя, а тебя больше нет. От кого бы это?
Номер неизвестен.
Не стоит, Джон. Это не поможет.
Что? Это о чем вообще? О моем комментарии? От редакторов? Издателя? Обновляю страницу. Мое сообщение исчезло.
Майкрофт?
Господи. Неужели нельзя оставить меня в покое? Не трогайте меня. Дайте справиться со всем этим. Я больше никому не нужен. Я – неважен. Кому какое дело, что я говорю? Просто… отстаньте.
Иди к черту, Майкрофт.
Отправить. Вот тебе.
Ублюдок.
____________________
От переводчиков
* Цитата из работы «Об искусстве письма» Артура Квиллер-Коуча (1863 – 1944), видного английского литературоведа, критика и издателя. Значение – как бы писатель не прикипел к определенным метафорам, приемам и фразам, нужно выкидывать их из текста, если они там бесполезны.
«Если вы почувствовали желание оскоромиться и вставить в текст образчик излишнего стилистического изыска, так последуйте ему с чистым сердцем, но – удалите его перед тем, как отправить рукопись в издательство. Убивайте любимых».
** В оригинале - triple-miled soap, трижды пилированое мыло.
Пилированное мыло - высший сорт мыла. Его получают при перетирании высушенного ядрового мыла на валиках пилирной машины, а затем прессуют в бруски. Трижды пилированное мыло, дорогой продукт, подвергается такому процессу трижды.
========== Глава 11: «…и видеть сны»* ==========
– Джон.
Горит свет. Я в кровати. Одеяло из грубой шерсти придавило ноги. Не могу пошевелиться, и это хорошо. Прижатый к этой узкой постели, я чувствую себя в безопасности. Ветви деревьев стучат в окно, выстукивают морзянкой: он не понимает. Конечно же, не понимаю. Я никогда не понимаю.
Где-то там, снаружи, притаилась опасность. Поднимается вода. Но здесь ее нет. Ты стоишь у гардероба, рубашка расстегнута, свободно болтается. Я смотрю, как ты раздеваешься? Да. Смотрел. Всегда. Как хищник. Любовник.
Но это не про нас. Я так не поступаю. Этого между нами нет.
– Извини, - я пытаюсь отвести взгляд, но не могу. Я отворачиваюсь, но ты все еще здесь. Твоя грудь, живот, выпирающие тазовые кости так близко, что к ним можно прикоснуться. И я прикасаюсь. Удерживаю тебя. Иначе - тебя унесет потоком, иначе - ты исчезнешь. Прижимаюсь лицом к твоему бедру. От тебя пахнет торфяным болотом. Это пугает. Ты кладешь мне руку на голову. Вздрагиваю.
– Джон.
– Извини, - ложусь обратно на кровать, смотрю на тебя искоса.
Ты стягиваешь рубашку до конца. Это настоящий стриптиз, я и не знал, что ты на такое способен. Смотрю на изгибы твоего позвоночника. Я могу представить, как разворачиваются у тебя за спиной крылья. С крыльями ты смог бы летать и никогда бы не упал.
Ты куда мускулистей, чем считают. Крепкий и сильный, подвижный. Живой. Прекрасный. Вот какой ты. Прекрасный.
– Ты прекрасен.
– Джон, - в твоем голосе упрек. Как стыдно. Почему я так говорю? Не знаю. Я не знаю.
– Извини.
У двери лежат три собаки. Ни одна из них не похожа на того кошмарного хаунда. Лежат смирно и просто смотрят на тебя, как я. Пудель, бигль и ирландский волкодав. Лежат в ряд. Ждут. Стерегут дверь.
– Джон.
– Да?
– Я натаскивал этих собак годами. Они скорее умрут, чем допустят, чтобы с тобой что-то случилось.
Ты садишься рядом со мной на кровать. Кладешь мне руку на бедро, затем наклоняешься и целуешь. На вкус ты как виски и дым костра. Приятно. Ты у меня в крови. Ты прекрасен. Зачем ты целуешь меня?
Целуешь меня вдоль линии подбородка. Горячее дыхание на моей шее.
– Так они поймут, что тебя надо защищать.
– Поцелуй еще раз. Чтобы они точно поняли.
Ты забираешься ко мне в кровать, обнаженный. Обвиваешь меня и снова целуешь. Между нами, между этими простынями – целый мир. Придавленный тяжелым одеялом. Я мог бы в нем жить. Но не живу. Никогда не жил. Печаль от осознания этого заставляет всхлипнуть. По лицу текут слезы. Ничего не могу с этим поделать.
– Они поняли, - шепчешь ты мне на ухо. Притягиваешь меня к себе, и я плачу как ребенок. Мы сливаемся, как будто были так созданы. Но мы не были. Не были.
*
– Джон.
Минуту назад я был где-то еще. Ведь так? Где я был? Не помню. Теперь я тут. Ну, конечно, я тут.
Я в гостиной. На мне халат. Теперь я вспомнил, что только что вышел из душа. Стена сломана. Это я сделал? Думаю, да. Я сорвал с нее череп буйвола. Он был конструктивно важен. А теперь стена рухнула. Вместо нее – огромная дыра, как будто ее прокусило какое-то чудовище. Видны наслоения обоев. Розовые с красным и зеленым, черные с лиловым. Узоры – «огурцы» и клетка. Оказывается, сами стены – это несколько слоев обоев, один поверх другого. Миссис Хадсон все никак не могла определиться. Новый жилец – новые обои. И так больше века. Квартира, наверное, все уменьшалась с каждым новым слоем. За слоями орнаментов и расцветок скрываются целые комнаты.