Безрассудная Джилл. Несокрушимый Арчи. Любовь со взломом
Шрифт:
– Я с восторгом, – начал он и умолк. В дверях появилась девушка… девушка, которую он узнал. Ее растерянность сказала ему, что и она его узнала.
И вот теперь, впервые с той минуты, когда он вышел из своей квартиры в компании Штыря, Джимми утратил ощущение реальности происходящего. Все ведь было именно так, как могло бы происходить во сне. Он заснул, думая об этой девушке, и вот она перед ним. Однако взгляд в сторону Макичерна вернул его в явь. В мире грез капитан полиции ни с какой стороны не умещался.
Полицейский стоял спиной к двери и не заметил пополнения их общества. Ручку двери Молли повернула очень тихо, а ее ноги в тапочках ступали беззвучно.
– Молли!
Она улыбнулась. Хотя ее лицо оставалось бледным, но вечерний костюм Джимми ее успокоил. Она не понимала, как он мог очутиться здесь, но, видимо, все было в порядке. Она прервала разговор, а не ссору.
– Я услышала шум, твои шаги на лестнице и послала собак вниз, тебе на помощь, папа, – сказала она. – Ну а теперь спустилась посмотреть, как ты.
Мистер Макичерн растерялся. Появление Молли поставило его в двусмысленное положение. Обличить Джимми как грабителя представлялось невозможным. Тот знал о нем излишне много. Собственно, капитан полиции боялся в жизни только одного: что его способы наживать деньги дойдут до ушей дочери.
И тут его осенила блестящая идея.
– Милочка, в окно влез вор, – сказал он, – а этот джентльмен его увидел.
– Как в бинокль, – сказал Джимми. – Крайне неприятный типчик.
– Но он выскочил в окно и сбежал, – докончил полицейский.
– И так стремительно! – поддержал Джимми. – Возможно, он цирковой акробат.
– Он тебя не ударил, папа?
– Нет-нет, милочка.
– Возможно, я его спугнул, – сказал Джимми небрежно.
Макичерн исподтишка метнул в него сердитый взгляд.
– Нам не следует злоупотреблять вашим временем, мистер…
– Питт, – сказал Джимми. – Моя фамилия Питт. – Он обернулся к Молли: – Надеюсь, вы остались довольны плаванием.
Макичерн вздрогнул:
– Вы знакомы с моей дочерью?
– Боюсь, только зрительно. Мы вместе плыли на «Мавритании». Я, к несчастью, во втором классе. Иногда я видел, как ваша дочь гуляла по палубе.
Молли улыбнулась:
– Я помню, что видела вас… иногда.
Макичерн взорвался:
– Так, значит, вы…
Он умолк и посмотрел на Молли. Молли нагибалась над Растусом и почесывала у него за ухом.
– Разрешите, я провожу вас, мистер Питт, – отрывисто сказал полицейский. В его манере держаться появилась некоторая резкость, но, когда говоришь с человеком, которого с наслаждением вышвырнул бы в окно, некоторая резкость практически неизбежна.
– Да, мне, пожалуй, пора, – сказал Джимми.
– Доброй ночи, мистер Питт, – сказала Молли.
– Надеюсь, мы еще увидимся, – сказал Джимми.
– Вот сюда, мистер Питт, – проворчал Макичерн, распахивая дверь во всю ширину.
– Прошу вас, не затрудняйтесь, – сказал Джимми, подошел к окну, перекинул ногу через подоконник и бесшумно спрыгнул на землю.
Потом повернулся и сунул голову назад в окно.
– Справился я очень недурно, – сказал он удовлетворенно. – Пожалуй, займусь этим профессионально. Доброй ночи.
Глава 8. В Дривере
В дни, когда уэльсец еще не расходовал избыток энергии, играя в регби, он, едва монотонность будничной жизни начинала его угнетать, созывал пару-другую друзей и предпринимал налет через границу в Англию к крайнему неудобству тех, кто имел несчастье обитать по ту сторону указанной границы. И замок Дривер в Шропшире своей постройкой был обязан борьбе с этой вредной привычкой уэльсцев. Он удовлетворил давний спрос. С приближением опасности замок превращался
Таков был Дривер в старину. Ныне, когда уэльсец заметно поостыл, замок утратил свой воинственный вид. Старые стены высились по-прежнему – серые, грозные, неизменные, но они остались единственным напоминанием о его прошлом. Ныне замок преобразился в весьма комфортабельный загородный дом, где номинально правил Хильдебранд Спенсер Пойнс де Бург Джон Ханнасайд Кумбе-Кромби, двенадцатый граф Дривер («Спенни» для родственников и близких друзей), но где всем заправляли его дядя и тетя, сэр Томас и леди Джулия Башли.
Положение Спенни было не слишком завидным. На протяжении всей своей истории Дриверы никогда не принадлежали к бережливым семьям. Едва подвертывался случай просадить деньги особенно диким и нелепым способом, Дривер данного периода неизменно ухватывался за него с задором энергичного бульдога. Крах «Компании Южных морей» в 1720 году поглотил двести тысяч фунтов добрых дриверовских денежек, а остатки родового состояния промотал до последнего фартинга джентльмен эпохи Регентства, заядлый любитель пари, которому принадлежал титул в дни, когда игорные клубы находились в самом расцвете, а фамильные состояния имели привычку исчезать за единый вечер. К тому времени, когда графом Дривером стал Спенни, содержимое фамильного дубового сундука равнялось примерно восемнадцати пенсам.
Вот тут-то в историю рода Дриверов и вламывается сэр Томас Башли. Сэр Томас был низеньким розовым колготным упрямцем с гениальными финансовыми способностями и честолюбием Наполеона, вполне возможно, один из ныне существующих прекраснейших образчиков («перешел мост Ватерлоо с полукроной в кармане, а теперь – поглядите на меня!») класса миллионеров. Начал он почти буквально с пустого места. Добросовестно изгнав из головы все мысли, кроме мыслей о накоплении денег, он отвоевывал себе место под солнцем с угрюмой нахрапистостью, которой ничто не могло противостоять. В возрасте пятидесяти одного года он был председателем «Магазинов Башли лимитед», членом парламента, безмолвным, как восковая фигура, но великим утешением для своей партии, фонд которой щедро пополнял, а в довершение всего еще и «сэром» с тех пор, как был возведен в рыцари. Это было хорошо, но он целился еще выше, и, познакомившись с леди Джулией Кумбе-Кромби как раз в тот момент, когда финансы Дриверов достигли нижнего предела, он заключил очень и очень удовлетворительную сделку, женившись на ней и тем самым, так сказать, став председателем «Дривер лимитед». Пока Спенни не женится на деньгах (шаг, на котором председатель «Дривер лимитед» безоговорочно настаивал), сэр Томас единолично владел кошельком и, кроме второстепенных моментов, находившихся в ведении его жены, к которой он питал опасливое почтение, распоряжался всем, как находил нужным.