Безрассудная леди
Шрифт:
Она все же подняла листок бумаги и затаив дыхание прочла написанное.
— Царь Александр приезжает в Лондон… Его величество требует, чтобы ты выступил в роли переводчика… Боже мой! Приезжает не только царь, но и его сестра, великая княгиня Олденбургская, и казачий атаман Платов! Ты сам говорил, что если бы тебе удалось поговорить с Платовым…
— Я пытался, однако он не пожелал встретиться со мной.
— Но теперь, когда он приезжает в Англию…
— Ты намерена выйти за меня замуж или нет? Забрось эту проклятую бумагу в кусты!
— Но ты должен…
— Ни за что!
— Лукас… — Уголком глаза она видела, что курьер внимательно прислушивается к их разговору. — Тимкинс! Проводи этого человека туда, где его накормят, и предложи ему что-нибудь выпить.
— Мне было приказано… — начал объяснять курьер.
— Можешь подождать в кухне, не подслушивая разговор хозяев! — сказала Татьяна таким властным тоном, что курьер подчинился без дальнейших возражений.
Лукас с удивлением взглянул на нее.
— Распоряжения, достойные графини.
Татьяна и сама себе удивилась.
— Я еще никогда в жизни ни с кем не разговаривала таким тоном.
— Тебе это идет. Может быть, ты намерена передумать и подождать какого-нибудь принца? — Лукас, конечно, шутил, но в глазах его отражалось беспокойство. — Как еще можно объяснить твою готовность мчаться в Лондон, несмотря на то что на этот день назначена наша свадьба?
— Лукас, любимый мой, — она взяла его за руки и крепко их сжала, — скажи, дядю Ивана, твоего друга, действительно очень ценили в правительственных кругах Санкт-Петербурга?
— Да, очень.
— И ты доверял ему, считал, что на него можно положиться?
— Он спас мою жизнь, я спас его. Мы с ним были как братья.
Татьяна задумчиво кивнула:
— Несомненно, и другие ему тоже доверяли.
— Я, кажется, все передумал. Если, например, какая-нибудь придворная дама оказалась в затруднительном положении, то она могла обратиться к Казимиру, и только что-нибудь подобное этой ситуации могло послужить причиной уничтожения твоей деревни, не говоря уже о нападениях в Брайтоне. Зачем, черт возьми, я снова поехал в Россию? Я знаю толк в дипломатии, Татьяна, и провел собственное расследование. Я разыскивал тех, кто мог знать о каком-нибудь подобном скандальном случае, я расспрашивал всех, начиная от фрейлин царицы и кончая служанками.
— Вполне возможно, они попытались скрыть от тебя правду, потому что ты мужчина, да еще иностранец. Женщине было бы проще заставить их разговориться.
— Женщину, которая попыталась бы это сделать, могли убить.
— В таком случае мне повезло, что мы еще не женаты, — сказала Татьяна и поднялась со скамьи.
— Это еще почему? — с подозрением спросил он.
— Потому что если бы мы были женаты, ты мог бы запретить мне поехать в Лондон и я должна была бы подчиниться.
Лукас тоже поднялся
— Ошибаешься, если думаешь, будто я готов спокойно стоять в стороне и наблюдать, как ты рискуешь жизнью, снова погружаясь в эту клоаку.
— Но, Лукас, сам посуди — ведь если кто-то за мной охотится, то меня не спасет, если я буду жить здесь как твоя жена. Рано или поздно они найдут меня.
Она почти слово в слово повторила то, что сказал Казимир Молицын восемь лет назад. И Казимира нет в живых. Лукас похолодел от страха.
— Я сумею тебя защитить, — произнес он прерывающимся голосом, крепко прижимая Татьяну к себе.
— Да, сумеешь — от войны, от пожара, от бубонной чумы, от несчастного случая. Но как ты защитишь меня от прошлого? Знать прошлое — в этом мое спасение. Тогда я по крайней мере пойму, чего мне следует бояться.
Лукасу хотелось опровергнуть ее слова, но он знал, что Татьяна говорит правду. Не что иное, как желание узнать прошлое, погнало его снова в Россию, а потом в Париж.
Он сделал последнюю попытку переубедить ее:
— Может, мы сначала поженимся, а потом поедем в Лондон?
— Нет, — прошептала она.
— Почему, черт возьми, «нет»?
— Потому что… если случится худшее, для тебя так будет легче. — Она быстро смахнула слезы тыльной стороной ладони. — Не знаю только, как сообщить эту новость твоей матушке.
Лукас горько усмехнулся:
— Полагаю, она отнесется к этому спокойно. Все-таки останется надежда провести церемонию бракосочетания в соборе Святого Павла, как ей хотелось с самого начала. Вот только мы опять пропустим цветение роз.
— Мы еще успеем вернуться, когда зацветут поздние июньские сорта, — пообещала Татьяна и нежно поцеловала его.
— Ты самая храбрая девушка в мире.
— Вернее сказать, самая везучая.
«Надеюсь, — подумал Лукас. — Видит Бог, я очень на это надеюсь».
Глава 26
— Как ты себя чувствуешь, любовь моя? — тихо спросил Лукас, стоя рядом с Татьяной на специальном возвышении для представителей знати.
— Гораздо лучше, чем бедняги внизу. Почему Принни приглашает больше людей, чем может вместить его дом?
— Моя матушка сказала бы, что это «по доброте душевной».
Татьяна фыркнула.
— А я сказал бы, что возможность видеть здесь такое множество людей тешит его чудовищное тщеславие. — Он сжат ее руку. — Ты держалась превосходно, когда я вновь представил тебя ему, и ничем не выдала своего отвращения.
— Зато Принни абсолютно лишен стыда и совести. Знаешь, ведь он ущипнул меня.
— Но ты и виду не подала. — Занавес позади них раздвинулся. — А вот и русские. Смотри, вон твой обожаемый царь!
— Он великолепен! — прошептала Татьяна, с восхищением глядя на высокого светловолосого мужчину в идеально сидевшей на нем военной форме светло-зеленого цвета.