Безумные мечты
Шрифт:
– Да-да, – рассеянно пролепетала Мадлен. Она дышала так, словно ее ударили в солнечное сплетение. Она снова посмотрела в окно, желая сейчас только одного – чтобы Рэнсом замолчал, чтобы снова начал читать газету и на какое-то время забыл о ее присутствии.
Через несколько мгновений она услышала, как шелестит газета. Повернувшись, Мадлен увидела, что он снова углубился в чтение – даже его лица теперь не было видно. Ничего не оставалось, как снова смотреть в окно. Чувствовала она себя ужасно глупо.
Ну разумеется, он спал с другими женщинами! Разве могло быть иначе? Почему же тогда она так изумилась его признанию?
Закрыв глаза, Мадлен изо всех сил пыталась успокоиться. Странно – у нее было ощущение, будто кто-то присвоил себе то, что принадлежало ей одной. Она открыла глаза, но очертания предметов расплывались перед ней – опять кружилась голова. Мадлен зажмурилась и сжала зубы. Господи, она просто сходит с ума! А как безобразно себя ведет! Где ее гордость, приличия? От них не оставалось и следа, как только рядом появлялся этот человек. Нет, надо взять себя в руки и ни в коем случае не показывать, что ее волнуют его любовные истории. То-то бы он поднял ее на смех!
Да, не слишком-то хорошо она начала – вместо того чтобы держаться с достоинством и не обращать внимания на колкости Рэнсома, сама ему уподобилась! И почему только он так на нее действует? Но хватит, никому и никогда она не позволит издеваться над собой. Она все-таки Мадлен Баррингтон!
Окончательно решив не испытывать к мистеру Рэнсому ничего, кроме холодной ненависти, она взяла в руки «Уолл-стрит джорнэл» [3] и углубилась в чтение. Жаль только, что не могла понять ни единого слова из того, что там было написано.
[3]Влиятельная ежедневная политико-экономическая газета деловых кругов.
Рэнсом не отрывался от газетных страниц до тех пор, пока они не подъехали к аэропорту. Черт побери! Он не понимал ни единого слова и тем не менее упрямо продолжал держать газету в руках, используя ее как преграду между собой и этой женщиной, – а иначе он бы уж точно не выдержал и, бросив ее на сиденье, тряс бы от злости, пока у нее не отвалилась бы голова. Искушение так поступить стало невыносимым с того самого момента, как она, высокомерно взглянув на него, погрузилась в чтение, совершенно, казалось, забыв о его присутствии.
Конечно, он не знал, чья это была идея – пригласить его сегодня утром подняться к ней в квартиру, однако цель приглашения была абсолютно ясна. Ее дружок хотел лишний раз показать ему, чья же именно Мадлен Баррингтон – ну а она, по всей видимости, намеревалась поставить его в известность о том, что какая-то там ночь в Монтедоре ровным счетом ничего не изменила в ее жизни. Рэнсом поежился. Сегодня утром ему понадобилось все его самообладание, чтобы не спихнуть этого Престона в шахту лифта. А сейчас… Сейчас терпения требовалось еще больше, чтобы не задернуть занавеску на стеклянной перегородке, отделяющей их от водителя, не бросить мисс Мадлен Баррингтон на сиденье и не сделать с ней все, что нужно. Уж тогда бы она забыла даже имя своего дружка…
«Давай обойдемся без имен», – сказала она ему тогда. Впрочем, почему она должна открывать свое имя первому попавшемуся незнакомцу, в дешевом номере отвратительного отеля
Рэнсом изо всех сил старался не думать об этих двоих – о том, каково им было вместе в постели. Но боль не проходила. Перед глазами проплывали любовные сцены, когда он тупо смотрел в газету. Господи, ну что там у них могло быть, у Мадлен и этого придурка? Какую ночь провели они? Такую же страстную, пламенную, нежную и головокружительную до безумия, как тогда, в Монтедоре? До конца жизни не сможет он забыть этой ночи. Нет, скорее всего так у них не было. Не могло быть. Престон не походил на человека, который мог вдруг полностью забыть обо всем на свете – и отдаться чувствам. Но, с другой стороны, ведь и Мадлен не показалась ему эдакой секс-бомбой, когда он впервые увидел ее… Однако, когда пришло время, она внезапно оставила скромность и сдержанность – и отдалась любовным утехам, как никакая другая женщина на всем белом свете.
Рэнсом изо всех сил пытался не думать о том, как те двое проводили время в постели. Ублажая один другого до умоисступления? «Перестань! – твердил он себе снова и снова. – Посмотри лучше, что там пишут на спортивной странице…»
Еще тогда, в Монтедоре, он понял, что она отнюдь не неопытная девственница, не зеленая школьница. Чего же тогда он хочет? Ведь не думал же он, что она уйдет в монастырь или решит не встречаться с мужчинами после единственной их ночи? Глупо, но Рэнсом чувствовал, будто у него отняли что-то, принадлежащее только ему, и больше никому на свете. Однако она помолвлена с этим противным типом. Или почти помолвлена. Так что же он так возмущается, что она с ним спит? «Черт с ними, с этими спортивными страницами! Лучше посмотреть раздел фельетонов…»
Она вздохнула после того, как помахала этому типу рукой на прощание, и это пронзило Рэнсома в самое сердце. Неужели она к нему неравнодушна?
«Перестань, перестань об этом думать…» Надо сосредоточиться. Нельзя поддаваться собственным чувствам и влечению к этой женщине. Он уже несколько раз видел, что становилось с его приятелями, сходившими с ума от безнадежной любви. Он всегда жалел их, считая, что ни одна женщина в мире не стоит страданий, которые испытывали бедолаги. Конечно, секс – штука хорошая, но только когда занимает в жизни не больше места, чем необходимо. Гвен прекрасно чувствовала это – и именно это ценил он в ней больше всего. Итак, хватит, пора заняться делом.
Ради самоуважения, ради всей своей жизни – он не позволит этой дамочке издеваться над ним и унижать его. Ни за что!
Водитель припарковал машину у входа в аэропорт, выгрузил вещи, попрощался и уехал. И Мадлен, и Рэнсом твердо решили вести себя подобающим образом, пока будут идти от места стоянки машины до секции проверки документов – она находилась всего в сотне ярдов.
– Мне, пожалуйста, место для некурящих, – обратилась Мадлен к служащему аэропорта, взявшему у нее на проверку паспорт.