Безумные мечты
Шрифт:
– Зато не задета артерия, и, слава Богу, мужское достоинство тоже цело.
– Представляю, какая бы была потеря для всего прекрасного пола! – фыркнула Мадлен.
Рэнсом только слабо улыбнулся в ответ.
– Послушай, я ведь и вправду в этом совершенно не разбираюсь, – снова повторила Мадлен. – Скажи мне, чем я могу тебе помочь.
Рэнсом снова посмотрел на рану, откуда все еще текла кровь:
– Нужен какой-нибудь жгут, чтобы остановить кровь. – Он огляделся вокруг, но, не найдя ничего, посмотрел на собственную рубашку: – Моя рубашка
– Нет, давай уж лучше разорвем мою рубашку. На мне ведь еще есть пончо.
– Не хватало, чтобы ты была полуголой, когда мы наконец выйдем из этой глуши и повстречаем людей, – проворчал Рэнсом, стягивая с себя рубашку. – Ч-черт, еще одна моя любимая…
Мадлен поэтому и выбрала ее в Дорагве, когда собиралась в дорогу.
– Рэнсом…
– Чего бы только я не отдал сейчас за сигарету! – хрипло прошептал Рэнсом, протягивая Мадлен рубашку. – Терпеть не могу, когда меня подстреливают, – признался он. – Просто ненавижу.
– Думаю, нам придется посидеть здесь какое-то время, – заметила Мадлен, стараясь не смотреть на него. – Иначе у тебя снова начнется кровотечение.
Рэнсом изумленно посмотрел на нее:
– Что с твоим лицом?
– А, это… – Опустив глаза, она заметила, что ее рубашка запачкана кровью. – Это тот тип меня ударил. Но уже не болит.
– Ты…
– Нет, не болит, – повторила Мадлен и неожиданно спросила: – А ты… убивал когда-нибудь людей до сегодняшнего дня?
– Нет. Но учился этому в течение долгих лет.
– А сейчас…
– Все в порядке, Мэдди. Первое, что ты узнаешь о любом оружии, когда берешь его в руки: с его помощью очень легко убить человека, отнять чью-то жизнь. И тогда… начинаешь относиться к нему с уважением. С огромным уважением…
– О Господи, Рэнсом! – Мадлен почувствовала, как начинает дрожать, вспомнив то, что произошло с ними. – По-моему, кровь течет уже меньше. Скажи, что я должна делать.
Мадлен обвязала бедро Рэнсома рубашкой – затянула потуже длинные рукава. Вряд ли от такой повязки будет толк, подумала она, еле сдерживая слезы.
Пока Мадлен перевязывала его, Рэнсом старался стоять неподвижно. Потом протянул ей пистолет:
– Возьми.
– Нет, ты…
– Возьми, – повторил он.
Мадлен взяла оружие с явной неохотой:
– А где же твой красивый револьвер?
– Потерял его где-то там, во дворе. – Рэнсом неожиданно сильно сжал руку Мадлен и, пристально посмотрев ей в глаза, произнес: – Послушай, Мадлен. Если за нами снова кто-то погонится, обещай, что уйдешь без меня.
– Нет, ни за что на свете.
Рэнсом ласково провел рукой по ее волосам:
– Ты должна, иначе они убьют нас обоих.
– Я не оставлю тебя одного, – упрямо повторила Мадлен. – Ты не заставишь меня.
Рэнсом хотел рассмеяться над ее упрямством, но ему было так больно, что вместо улыбки лицо его исказила гримаса боли.
– Какой же в этом смысл? – в изнеможении прошептал он. – Какой смысл, если мы оба погибнем?
– Или если погибнет один из нас?
– Но я не могу
– Я это отлично вижу, – спокойно ответила Мадлен.
– Черт, делай, как я говорю!
– И не подумаю!
– Но только не попадайся им! – слабеющим голосом пробормотал Рэнсом.
Понимая, как ему важно сейчас беречь силы, Мадлен придвинулась к нему ближе, обняла его и мягко сказала:
– Давай сейчас не будем ни о чем говорить, ладно? Постарайся успокоиться и отдохнуть, а там видно будет…
– Мэдди…
– Ш-ш-ш-ш.
Она убрала с его лба слипшиеся волосы, обняла и поцеловала его. Когда он замер в ее руках, она не могла сначала понять, уснул он или… Или его уже не было в живых.
Рэнсом проспал чуть больше часа. А едва открыв глаза, тотчас стал настаивать, чтобы они продолжали путь. Мадлен пробовала ему возражать, понимая, что так он потеряет еще больше крови, однако на сей раз Рэнсом был непреклонен.
– Кажется, за нами уже не гонятся, – сказал он, – но проблем еще много: я не знаю, где мы находимся, у нас нет ни еды, ни воды, мне нужен врач. Если мы так и будем здесь сидеть, то я умру от заражения крови, а у тебя наступит обезвоживание организма, и ты сама не сможешь передвигаться. Нужно как можно скорее выбраться отсюда.
Мадлен не стала спорить. Она подыскала ему большую толстую палку, чтобы он опирался на нее во время ходьбы. Когда Рэнсом поднялся с ее помощью, Мадлен чуть не зарыдала, увидев выступившие у него на лбу капли пота. Он же упрямо твердил, что чувствует себя нормально, и настаивал, чтобы они продолжали путь. Мадлен поняла: его рана гораздо серьезнее, чем он пытается представить.
Теперь они совершенно не понимали, где находятся, и решили идти наугад. Оставалось надеяться, что если молодчики из Фронта национального освобождения все-таки пустятся за ними в погоню, то они выберут другую дорогу. Рэнсом решил, что, вероятнее всего, дорога находится западнее. Так они и пошли, сквозь густые и непроходимые джунгли, ориентируясь по солнцу, уже начинавшему клониться к закату.
Путешествие проходило мучительно. Раненый Рэнсом шел очень медленно. Джунгли обступали их со всех сторон. Руки, ноги и лица царапали колючки, безжалостно хлестали ветки. Мадлен сняла с себя пончо и заставила Рэнсома его надеть – на его истерзанный обнаженный торс было страшно смотреть. Сначала он сопротивлялся – ведь Мадлен оставалась всего-навсего в тоненькой рубашке с короткими рукавами, но она убедила его, что, если он простудится, будет еще хуже.
Мадлен тревожно смотрела на Рэнсома всякий раз, когда они останавливались, а это, к сожалению, происходило все чаще и чаще. Выглядел Рэнсом просто ужасно: небритый, грязный, мертвенно-бледный. Глаза его ввалились и лихорадочно блестели. Скорее всего начинался жар. Сильный, выносливый Рэнсом сейчас плелся рядом с Мадлен еле-еле, постоянно останавливаясь и задыхаясь. На рубашке, которой она перевязала его рану, проступило кровавое пятно.