Безумные сказки Андрея Ангелова. Книга третья

Ангелов Андрей

– Дантист пациенту: «Откройте, пожалуйста, рот». Пациент открывает. Дантист через минуту: «У меня для вас две новости: плохая и хорошая. Вы только что проглотили мой пинцет, но зато для инвалидов у нас существует скидка – десять процентов», – я закончил пересказ анекдота от Кукушкиной и рассмеялся.

Люба улыбнулась. Было заметно, что анекдот ей понравился.

– Вся фишка в том, что его рассказал мне знакомый дантист, а потом воткнул свой отбойный молоток в зуб мудрости, – я прикоснулся указательным пальцем к щеке и болезненно поморщился.

– Бедненький,

представляю, как ты страдал, – прощебетала Люба с притворным сочувствием в голосе.

– Да уж. Моя голова от страха тряслась сильнее, чем его руки с похмелья, а он только улыбался доброй улыбкой Мефистофеля. Здоровенный такой детина, с лохматой гривой до пупка.

– Маньяк какой-то.

– Точно – маньяк. Днем сверлит, а ночью рубит. Маньяк, каких мало. Я вас потом познакомлю.

– Не надо, – она рассмеялась.

«Кажется, клиент созрел», – мне показалось, что мосты уже наведены, и чтобы не терять времени даром, я решил форсировать события:

– Как ты смотришь на то, чтобы вырваться из московской толкотни и продолжить приятное общение на даче у моего приятеля?

– А где у нас дача? – настороженно поинтересовалась Люба.

– Недалеко – десять километров по Киевскому шоссе.

– А там?

– Шашлыки, партия в бильярд, кино на большом экране…

Недоверчиво глядя мне в глаза, Люба принялась загибать пальцы.

– Лучшее вино из хозяйского погребка у камина, танцы под хорошую музыку… – продолжал я.

– Под Стинга? – уточнила Люба, загибая очередной палец.

– Или под Маккартни…

Я слегка замялся. Откровенно говоря, после танцев намечалось самое главное, ради чего, собственно, и затевалось все это мероприятие, но как об этом сказать и стоит ли вообще говорить? Ведь не дура же она, в конце концов, – сама должна догадаться.

– Итак, танцы под Стинга, а дальше?

Кажется, она насмехалась надо мной.

– А дальше чистой воды импровизация, – я проиллюстрировал эти слова сальной ухмылкой.

– Нет, – Люба неодобрительно покачала головой, – импровизации оставим школьникам, студентам и… маньякам с гривами до пупка, а мы – деловые люди, должны заранее обговорить все детали предстоящей… командировки.

Мне стало не по себе.

– Может быть, после танцев почитаем Блока в беседке у костра? – невинно спросила Люба.

– С удовольствием послушаю Блока, – осторожно ответил я.

Люба улыбнулась с наигранной благодарностью, загнула шестой палец и, чуть помедлив, спросила:

– А как ты относишься к бардовским песням под гитару?

– Положительно. Только вместо гитары предпочитаю балалайку. Впрочем, гитара тоже подойдет, – я напускно вальяжно потянулся за мобильным телефоном. – Кого из бардов желаете лицезреть?

– Только Горемыку. Говорят, он круче всех.

Произнося эти слова, Люба изобразила из себя наивную девочку-поклонницу. И так это у нее получилось правдоподобно, что я не смог удержаться от смеха, а когда перестал смеяться, скорчил серьезную

гримасу и сказал:

– Это правда. Горемыка круче всех, но он заламывает такую цену…

– Какую?

– Ну… – я задумался и сделал вид, будто что-то прикидываю в уме.

– Не так, – сказала Люба, – дай мне свои ладони.

Я протянул. Она медленно сложила их вместе и направила кончиками пальцев к потолку. Кажется, я понял, что она от меня захотела.

– Боже, пошли одному горемыке… – начал я и запнулся. Какой-то жуткий холодок пробежал по спине, точно предчувствие чего-то очень нехорошего.

– Кареглазую брюнетку, – подсказала Люба чувственным голосом.

От ее тона мне сделалось как-то не по себе. Я перестал воспринимать происходящее как шутку, и ощутил нечто похожее на суеверный страх.

«Сейчас что-то произойдет», – мелькнула мысль.

Произошло. На одну секунду румяное лицо Любы сделалось белее снега, а в широко раскрытых глазах появилось выражение смертельного ужаса. Будто проецируемая на холст кинопленка притормозила в том самом месте, где находился скрытый двадцать пятый кадр. Я вздрогнул от неожиданности, и… тут зазвонил один из моих мобильных.

– Странно, – задумчиво сказал я.

– Что странно? – спросила Люба.

– Этот номер знает только мой помощник, а он получил строгие указания звонить лишь в одном случае – если наступит конец света.

– Может быть, он уже наступил?

– Может быть, – я облизнул пересохшие губы, отвернулся и ответил на звонок: – Да, Денис.

– Это не Денис, а Виктор Николаевич, – прозвучал в трубке усталый старческий голос моей жирной рыбины. – Ты удивлен?

– Нет, а…

– Я прихватил за детородный орган твоего парня, и он раскололся, но не суть. Тут у меня возникли некоторые встречные предложения. Не смог бы ты подъехать прямо сейчас?

– Хорошо. Я буду примерно через час.

– Тогда до встречи.

В трубке послышались короткие гудки.

– Люба… – я начал, было, монолог «последнего негодяя», но она меня опередила.

– Что, шашлык отменяется?

– Да, и чтение Блока тоже.

Признаюсь, в ту минуту я чувствовал себя паршиво.

– Понимаю. – В голосе ее звучало искреннее сочувствие. – Бремя делового человека.

– Вроде того.

Я хотел извиниться и пообещать что-нибудь, но она прочитала мои мысли и избавила от лишних слов.

– Ничего. Все нормально. Вот мой сотовый, – она протянула сложенную салфетку.

«Успела нацарапать, пока я бухтел по телефону», – догадался я, и быстренько забив номер в память мобильника, машинально спрятал салфетку в карман пиджака.

Мы сухо попрощались, и я уехал.

* * *

На этот раз в «аквариуме» жирной рыбины, кроме нее самой и подручного, терлись хвостами еще и двое пескарей.

– Это мои менеджеры – Артур и Илья, – устало выдохнул Виктор Николаевич, небрежно кивая в их сторону. – Ты потолкуй с ними, Вадим, а я послушаю.