Безвыходное пособие для демиурга
Шрифт:
Мрак потянул меня вниз. Бегом по лестнице, скорее к курящему за баранкой таксисту:
– Гони, шеф!
– Куда, черт окаянный?
– Прямо по проспекту. Скажу, где притормозить.
Водитель, увидев десять тысяч теньге, присвистнул. Мотор тут же взревел, машина рванулась с места.
Куда я спешу? Зачем?
Меня позвала тьма.
В этот миг я сам себе казался мотыльком, летящим на свет. Я так же, как ночная бабочка, рвался на яркий огонь фонаря, продираясь сквозь ночь непонимания, и, хотя осознавал, что, приблизившись, непременно обожгу крылья и рухну вниз, но
Впереди дорогу перекрыли, полицейские выставили патруль. Значит, я угадал. Здесь, все-таки, кого-то сбили!
– Шеф! Тормози!
Таксист ударил по тормозам.
– Спасибо, шеф! – я выскочил из машины и бегом отправился в нужный подъезд.
И как здесь только живут?
На стене ржавым пятном выделялись давно не существующие почтовые ящики. Явственно пахло мочой, ступени были в свежих подтеках. Электрические щитки смотрели пустыми дырами, счетчиков в них не было. Зато во все стороны торчали перемотанные изолентой провода. Перила держались на одном, двух штырях, их колыхало ветром, дующим сквозь разбитые окна. На площадке второго этажа дожидалась кого-то недопитая бутылка «Клинского» и кучкой тлели смятые окурки.
На третьем этаже я растерянно остановился: какая из четырех дверей – моя?
Ответ пришел сразу. Из дверного косяка тянуло холодом. Это «Некрономикон» подсказывал верный путь.
Я толкнул дверь. Она беззвучно отворилась. Впереди зиял сумрак коридора. Я оглянулся, торопливо шагнул внутрь. За мной щелкнул английский замок, и тут же ощутил цепкую хватку пальцев на горле:
– Что, сука, приперлась?
Похоже, хозяин сбрендил.
По отработанной годами привычке я сделал бросок. Нападавший оказался к этому не готов. Я отшвырнул незнакомца в угол, нанес удар носком ботинка. Судя по вскрику, попал куда метил.
Нашарив на стене выключатель, щелкнул. Под потолком зажужжала лампочка, но светлее от этого не стало.
Да что здесь творится?
На полу, зажимая руками мужское достоинство, корчился колдун. Он походил на призрака, а не на живого человека. И сквозь пальцы его левой руки пробивался серебристый свет.
– Цодакара эка цодакара… – вдруг явственно прохрипел маг, – оца цодамерану!
Кто его знает, какие силы он призывал? Я отпрыгнул в сторону, распластался на полу, прикрыл голову руками. Но ничего не произошло. В меня не ударила цепная молния, из сумерек не вырвался пылающий монстр, земля подо мною не разверзлась…
Тут только я понял, что враг плачет. Навзрыд, захлебываясь словами, точно ребенок, разбивший коленку и ругая за это камень, лежавший на дороге.
Я поднялся.
В комнате стало значительно светлее. Теперь я уже различал двери, ведущие в зал и на кухню. Видел и колдуна. Никакой это не магистр. Взгляд его был блуждающим, руки тряслись. Волосы были длинными, всклокоченными. Это был сумасшедший. Но что-то благородное все еще сквозило в его облике. Перепуганный до смерти, он прижимал к груди левую руку, из-под пальцев которой бил свет. Это впечатляло. На мгновение мне даже показалось, что мой противник, как Данко, вынимает свое сердце, чтобы осветить дорогу.
– Ты пришел за ней. – это был даже не вопрос, а констатация
Колдун смотрел мне в глаза. И от этого я не решался ударить. Все-таки, как бы там ни было, но когда-то он был магистром, человеком, пусть и другого склада мышления и иных возможностей. Ведь это мы, оперативники, пользуемся серебряными пулями да пси-векторами.
Мы, оперативники, делаем ставку на силу разума. У нас все имеет логическое обоснование. Любое паранормальное явление мы объясняем исходя из физических законов. Эйнштейн в наших головах всегда выше Шопенгауэра. А все потому, что мы, оперативники, – люди земные, и дела наши такие же.
Инквизиторы – они как полевые психиатры и военные священники. Они копаются в наших душах, ищут некие скрытые струны и мотивы поступков.
А вот магистры – они совсем другие. В их сознании физические законы – это лишь первая ступень в познании мира. Они смотрят на нас, на оперативников, как выпускники на первоклассников: снисходительно, но без усмешки. Кажется, что они знают нечто такое, что позволяет им не бояться ни талисманов, ни заклятий, ни пуль, ни самой смерти. И, если честно, мне всегда казалось, что все магистры слегка чокнутые.
– Знаешь, дозорный. – сказал колдун, даже не пытаясь подняться, словно экономя последние силы. – А ведь «Некрономикону» живые не служат. Он призвал тебя только потому, что я поднял бунт, потому что я до сих пор противлюсь его воле.
Я вдруг понял, что бывший магистр прав. Если бы не этот дьявольский фолиант, дверь в квартиру никогда бы не открылась, и мой соперник непременно применил бы что-то из своих запретных штучек, он бы не напал на меня с пустыми руками, и его не удалось бы просто кинуть через плечо.
– Пока ты не коснулся книги, пока не стал ее хранителем, убить меня не удастся. – магистр криво усмехнулся. – Впрочем, это все равно. Мне не удастся выжить, потому что я уже во власти «Некрономикона». И сердце мое разъедает та же ревность, что мучила предыдущих хранителей. Ведь это «Некрономикон» владеет нами, а мы все его любим страстно и безответно. Скоро ты это узнаешь сам.
С кухни хлынул яркий синий свет, явно идущий с улицы.
Я отскочил к стене.
– Это всего лишь короткое замыкание, дозорный. Мой последний маленький подвиг. Провод перегорит и упадет. Погаснут все уличные фонари в округе. Думаю, Даниил Иванович поймет и оценит мою последнюю шутку. Он ведь, наверняка, в городе? Все только и хотят подловить меня на незаконном использовании магии. Идиоты!
За окном искрили голубые вспышки. Это обломленная ветка упала на провода и оттягивала их к земле. Никакого чуда в этом не было. Я видел только глупое бахвальство сумасшедшего.
Я шагнул навстречу колдуну. Все, игра в кошки-мышки закончена.
Вдруг снова сгустился магический сумрак. Но я лишь через секунду понял, что из-под пальцев врага больше не бьет серебристый свет. Я еще тогда подумал, что сердце Данко погасло.
Магистр так и умер, полусидя, привалившись спиной к стене, с открытыми глазами. На мгновение мне даже померещилось, что мертвец сейчас вздрогнет и, как в худших фильмах ужасов, потянет ко мне свои костлявые руки.