Безымянная империя. Дилогия
Шрифт:
Но не для нее: она делает шаг, лишь будучи уверенной, что следом удастся сделать второй.
Можно идти дальше, главное – не наступать на «мох», это небезопасно. И не дремать на ходу – рано или поздно ей придется столкнуться с более серьезными обитателями язвы.
* * *
Далеко-далеко от побережья Эгоны в маленьком становище оламеков в скромной юрте сидел Ришак. Дед Тима обычно не увлекался излишествами, вот и сейчас сидел на потертом
Купец, не забывая есть и пить, успевал при этом, не сбиваясь, выкладывать информацию и спрашивать совета. Купец попал в затруднительное положение – раньше он работал на Имперскую Тайную Канцелярию, а теперь, продолжая получать от нее деньги, стал подрабатывать и на паука Карвинса, разумеется, с полного одобрения Ришака. Теперь этот первый имперский скупердяй, думая, что ценный агент полностью в его лапах, решил урезать купцу выплаты, мотивируя это тем, что он получает за одну и ту же работу деньги одновременно от двух хозяев. С одной стороны, казна Империи платила не столь уж много, чтобы из-за этого огорчаться, с другой…
Дай Карвинсу укусить себя за мизинец – он проглотит тебя вместе с ботинками, да еще и в землю под ними вгрызется.
Ришак решал недолго:
– Когда вернешься на побережье, расскажи человеку этого обнаглевшего клопа, что ты втерся в доверие к сотнику Иерею из рода Габутай. Скажи, что помог ему выкупить сына из плена, и за это он при людях объявил тебя вечным другом рода. Чтобы эта шелудивая собака поверила, на обратном пути погонишь на побережье табун отличных скакунов – всем там растрезвонь, что это сам Иерей доверил тебе продавать его стадо.
– Я скажу это на конной ярмарке, если к ней успеем. Если там сказать такое, то через час об этом будет знать вся Эгона.
– Хорошо, пусть будет так. Когда человек Карвинса будет тебя об этом спрашивать, ты скажи ему, что не хочешь больше разговаривать с гнусными обманщиками, – пусть ищут себе другие глаза и уши в степи. Заодно дай понять, что если проблему с оплатой решат, то ты, может, и передумаешь.
– Эти шакалы будут мне угрожать, – нахмурился купец.
– Будут, – согласился Ришак. – Но ничего они тебе не сделают – ты им очень нужен. Когда они приползут к тебе, обещая, что все будет по-старому, ты сразу не соглашайся – говори, что, как друг сотника Иерея, теперь стал гораздо ценнее. В доказательство намекни им, что знаешь подробности о затеваемом оламеками большом походе на накхов.
– Оламеки пойдут на накхов?!
– А тебе какая разница? Пойдут они или не пойдут – главное, чтобы имперцы думали, что это так.
– Я понял. А если они узнают, что это был обман?
– Может, и узнают. Но почти все их люди будут говорить то же самое, что и ты. Тех из них, кто еще не говорит моими словами, мы все равно рано или поздно найдем. Они умрут или подчинятся нам, как подчинился ты.
– Меня не заставляли – я сам решил, что с вами мне будет лучше, чем с имперцами.
– Ты сам себя заставил подчиниться – разницы нет. Когда вы хором будете говорить про битву оламеков с накхами, а несколько шелудивых собак будут говорить другое, то поверят вам. Потому что все побережье будет знать, что большие отряды оламеков перемещаются к землям накхов. Это будет подтверждением вашим словам, а у других шпионов этого не будет.
– Мудро… Тогда беспокоиться не о чем. Кстати, Ришак, ты помнишь Руокса из Тувиса? Десятника рыночной стражи?
– Эту жадную крысу забыть нелегко.
– Он пропал. Стражники весь город перерыли – не нашли.
– Никуда он не пропадал. Зря рыли: надо им было поплавать вместо этого.
– Руокс утонул?! Так этот кабан вроде купаться в море не любил. Он, по-моему, даже не мылся никогда.
– Я разве говорил про море?! В канаве он, по которой ваше вонючее дерьмо в ров стекает. Лежит на дне в двух мешках.
– Его что, убили?
– Ты, похоже, кумыса сильно много выпил – как может человек, лежащий на дне сточной канавы в двух мешках, умереть своей смертью? Ты в такое веришь сам?
– Прости, Ришак, – наверное, и впрямь кумыс в голову ударил. Трудно, конечно, такую тушу носить целиком, вот и располовинили по мешкам. Кто это его так? Бандиты постарались?
– Кто еще может на побережье такие грязные шутки проделывать, как не люди принца? Бандитам до них далеко.
– Да… плохие новости. Они с каждым днем все наглее и наглее становятся. И это при том, что Тувис – не имперская земля, просто протекторат, причем спорный.
– Какая им разница? Дай им возможность – они бы и нас с тобой в четыре мешка определили.
– Ришак, ты меня сильно обеспокоил. Кто знает, что на уме у этих имперских мясников, а ведь мне сейчас возвращаться в Тувис придется.
– Не поддавайся страху – в городе не ходи без охраны, да и мои люди за этими шакалами присматривают. А ты присматривай за пауком Карвинсом и людьми из Имперской Канцелярии. Что-то эти упыри зашевелились в последнее время – надо за ними смотреть неотрывно. И не забывай про моего внука – любые надежные новости или самые пустые слухи о его судьбе я должен узнавать первым.
Чуть помедлив, Ришак простимулировал агента самым надежным способом:
– Скакуны, которых якобы тебе даст на продажу сотник Иерей, твои. Продай их, а деньги оставь себе. Все они лучших кровей, как и положено лошадям сотника, – уйдут за кучу серебра.
Купец, пряча довольную улыбку, прикрыл лицо чашей, сделал крупный глоток. С каждым днем все ширится ручей серебра – ни степняки, ни имперцы не скупятся. Это уже не ручей – это настоящая речка, по которой он несется в золотой лодке.
Главное, чтобы не свалиться с этой лодки в сточную канаву… в двух мешках…
Глава 20
Полусотник Тиамат Сеулу поначалу не понравился. Ему показалось, что Эддихот вздумал надуть столичных сыщиков, подсунув им самого завалящего егеря. Егеря – это те же стражники, но работающие за городской территорией, в основном в лесах и горах. Это жилистые, загорелые до черноты люди с обветренными лицами и щелочками настороженных глаз. В городе им неуютно.
Тиамат был дороден телом – ни мышц, ни жил, а вот брюшко в наличии имелось. Лицо одутловатое, глаза маленькие, словно украдены у поросенка, кожа белая, как сметана.