Безымянная тропа
Шрифт:
– Будет что рассказать своим приятелям в пабе, - коп улыбнулась при этих словах.
– Труп должно быть пролежал там давно?
– рискнул спросить Том.
Констебль шмыгнула носом.
– Они не сказали вам?
– в ее словах сквозило подозрение.
– Им и не надо было, - обыденным тоном произнес Том.
– Если он выкопал его из Кэпперз Филд. Там было не более чем болото полгода назад, как и всегда до этого.
Констебль, казалось, удовлетворилась таким объяснением.
– Они не узнают точно, как долго он пролежал там, пока криминалисты не возьмут пробу, но предполагают, что лет пятьдесят, может шестьдесят,
– Это сложно сделать, когда он находился там так долго, если только нет никаких отличительных особенностей.
– Как, например, нож в спине, вы имеете в виду.
Том испытал еще одну волну дрожи, получив эту ключевую информацию.
– Жаль, что у него не было с собой кошелька или еще чего. Все же, в такой небольшой деревне кто-нибудь должен знать, кто он. Здесь сейчас, а через минуту его уже нет. То есть, здесь иногда случаются неприятности, когда людей выставляют из пабов, но обычно никого не бьют ножом в спину.
– Я не знаю, что насчет свидетелей, - молодая констебль сказала это несколько презрительно.
– Они все одной ногой в могиле: очень старые или уже мертвые. Большинство из них не знают, что делали вчера, не говоря уже о половине столетия назад.
– О, ну, удачи с этим.
Том подумал, что лучше будет по-быстрому уйти, пока кто-нибудь не застукал, как тот выуживает у констебля информацию.
Глава 16
Он не любил ругаться. В этом не было необходимости, но ему пришлось заставлять себя не произносить матерное слово, когда они совсем чуть-чуть не успели обогнать светофор. Он ехал слегка быстрее, и ему пришлось тормозить резче обычного, дабы избежать проезда на красный. Его дочь развела из этого проблему, как делала теперь практически из всего, вступая в подростковый возраст.
– Тпру!
– сказала Линдси, будто машина была вышедшей из-под контроля лошадью.
Ему следовало отругать ее за излишнюю драматичность, но у него не было на это сил, так как он уже поссорился с ее сукой матерью, когда приехал, чтобы забрать ее сегодня в обед. Это даже не было официальным визитом. Вместо этого ему пришлось взять Линдси на шоппинг, чтобы купить ей обувь для школы, так как ее мать настаивала, что это почему-то его обязанность, хоть даже он и отдал своей бывшей жене практически все свои деньги.
Теперь им придется долго ждать, так как светофор стоял на перекрестке, и всегда уходила вечность на то, чтобы машины со всех направлений разъехались.
– Пап?
– позвала его Линдси тем певучим голоском, который всегда использовала, когда чего-то хотела, растягивая один гласный на два.
– Па-ап.
– Что?
– Когда я приеду к тебе в следующее посещение, - начала она, а он почувствовал раздражение, так как этот-то едва начался, а она уже говорит о следующем, - не согласишься ли ты дать мне денег вместо подарка?
– Денег? Зачем тебе деньги?
– он не понял причины.
– Так я смогу купить, что действительно хочу, - сказала она ему.
– Одежду и прочее.
– Посмотрим.
Он надеялся, что интонации его голоса будет достаточно, чтобы донести до нее его разочарование, и, чтобы она оставила эту тему.
– О, да ладно, - улыбнувшись, почти кокетничая, что пробудило в нем желание ударить ее по лицу тыльной стороной ладони.
– Это мой день рождения, - напомнила девушка ему.
На какое-то мгновение он был поражен тем, как сильно она стала походить на одну из них - грязную шваль, использующую улыбку, строящую глазки и лесть, чтобы получить то, что хочет. Он глубоко вдохнул и попытался подавить эту мысль, но был уверен, что скоро все начнется. Сперва мальчики, потом взрослые мужчины. Будут слезы и манипулирование, пока она не получит, что хочет, а затем его дочь станет такой же, как и остальные. Эта мысль была невыносима.
– Я сказал, посмотрим, - отрезал он, и в этот раз она поняла, что ей лучше заткнуться.
Когда это началось, гадал он… с первой просьбы купить новую куклу? Так рано? И так будет продолжаться всегда; новый дом, затем новая кухня для дома, новая одежда и украшения; никогда не удовлетворена. Ровно до того дня, пока она не устанет от своего мужа, не ляжет и не станет заниматься отвратительными вещами со следующим мужчиной так же, как и делала ее шалава мать. На краткий миг перед его глазами вновь возникло изображение Саманты, лежащей на полу их гостиной с рукой их соседа, засунутой в переднюю часть ее джинсов, прямо в трусики, касающуюся ее самых интимных мест, насаживающую ее на пальцы, будто это ничего не значило. Словно они просто пожимали руки. Отвратительная, грязная, порочная…и что он сделал, когда обнаружил ее, лежащую там?
Ничего.
И, пока она барахталась, пытаясь убрать непристойную руку их соседа и в то же время сесть прямо и оправиться, он все еще ничего не сказал, даже пока смотрел, как вся его жизнь рушится в один момент.
Пол, их сосед, прошел прямо мимо него и сквозь входную дверь, не произнеся ни слова.
Даже тогда; ничего.
Он понял это почти сразу. Он не был мужчиной. Больше нет. Спасибо ей. Он был им раньше, но она сбила его с пути, выбила из колеи, лишила его мужественности до такой степени, что парень даже не мог поднять руку на мужчину, который осквернил его дом и совратил его жену. Единственным утешением, за которое он цеплялся, было тем, что они оба отправятся в ад и будут вечно гореть в агонии за то, что сделали с ним. Ибо так изложено в заповедях, написанных самой рукой Господа на каменных табличках, что последний будет судить всех прелюбодеев.
А когда все закончилось, она даже не взглянула на него, вероятно, не смогла. Не сказала ни слова, просто застегнула молнию на джинсах, затем прошла на кухню и стала мыть посуду, уставившись вперед. Он смотрел на нее какое-то время, в его голове метались мысли, его подташнивало, он не мог придумать, что сказать. В тот момент, когда он обнаружил свою жену и соседа вместе, он понял, что все, во что он верил до того, было ложью.
Вероятно, он был виновен, так как поместил свою жену на пьедестал, он знал это теперь, но не это ли и должен делать муж: любить ее, обожать, поклоняться ей? Она доказала, что абсолютно недостойна этой любви. Его взгляд упал на подставку с ножами, и секунду он всерьез размышлял, а не взять ли самый большой и не вонзить ли его острый конец глубоко в мягкую плоть в задней части ее шеи. Он был уверен, что сделал бы это, если бы дело не было бы в маленькой Линдси. Он не мог оставить ее с мертвой матерью и отцом, отбывающим пожизненное заключение.