Безымянное
Шрифт:
Про гибель Сэма Водицы Фрэнк тоже рассказал. В отличие от Крониша, бывший главный партнер «Тройер и Барр» был только рад уйти на покой. Переехал в Малибу, активно занялся серфингом и полетами. Но в один несчастный день его древний биплан сошел с курса и попал в пустыне под внезапный ледяной дождь. Он послал сигнал о помощи, потом замолчал. Несколько недель спустя обломки самолета нашли на склоне каньона, останки идентифицировали по слепкам зубов.
— Ледяной дождь над пустыней?
— За что купил, мистер Фарнсуорт.
Мистер Фарнсуорт. К нему
— Я всегда хотел тебя спросить, Фрэнк, — начал Тим. — У тебя есть дети?
Фрэнк утвердительно качнул бровями, прихлебывая пиво.
— Двое. Парни, — выдохнул он и поставил бутылку на стойку.
— Фотографии носишь?
— Фотографии?
— Ну да, в бумажнике.
— Они уже взрослые оба. Двадцать восемь и тридцать.
— Женаты?
— Один. А второй… Насчет второго сложно сказать. Если честно, я его никогда не понимал. Может, он гей. Не знаю.
Он отвернулся и отхлебнул еще пива. Тим сделал то же самое, и секунду они сидели, словно абсолютно незнакомые люди, просто оказавшиеся рядом за барной стойкой. Потом Тим вытащил кожаный бумажник, весь покоробленный от воды и времени. В прозрачном кармашке виднелась фотография Джека в возрасте нескольких месяцев, у Бекки на коленях. Рядом сидел бойфренд Бекки, продюсер, как-его-там. За ними стояла Джейн.
— Вот, все мои тут.
Фрэнк взял протянутый бумажник и полюбовался.
— Дружная семейка, — отметил он добродушно.
Они выпили еще по одной и двинулись к выходу.
Тим проводил Фрэнка до метро. Они шли неторопливо, обходя лужи. С Фрэнком можно было разговаривать не таясь. Тим рассказал о болезни и выздоровлении Джейн, о музыкальной карьере Бекки, о своих хождениях. Признался, что из-за нервного срыва, случившегося несколько лет назад, приходится принимать нейролептики. Он не секретничал, потому что нечего было больше скрывать и не от кого. Фрэнк, то ли потрясенный откровенностью, то ли просто потрясенный, в основном молчал.
У входа в метро Тим протянул руку — что делал редко, стесняясь искалеченных кистей.
— До свидания, мистер Нововян.
Фрэнк пожал руку без колебаний. Они попрощались, договорившись посидеть как-нибудь еще при случае. Потом Фрэнк скрылся на станции и пошел к поезду, который все эти годы, вечер за вечером, неизменно доставлял его домой.
Задолго до появления Тима в палате Бекка обронила, что он пытается вернуться. Хотела подарить матери смысл жизни. Но Джейн не желала видеть Тима и не желала жить. Она примирилась со смертью. Она слишком долго наблюдала за его муками, чтобы так же мучительно цепляться за жизнь самой. Если ее время истекло, она уйдет. И уйдет мирно.
Потом он вернулся, и жить захотелось снова.
Если он смог выдержать такие испытания и не сломаться, если у него хватило мужества…
Достигнутое ею равновесие рухнуло в тот миг, когда он вошел в палату. Мирно уйти? Не дождетесь! Она принялась сражаться так же яростно, как сражался он.
Он думает, что ее спасли клинические испытания? Как бы не так!
Он не верил. Лекарство либо действует, либо нет. Клетки либо живут, либо умирают. Сердце либо бьется, либо останавливается. И тогда прах к праху. Человек, который видел Господа в окружающих каждый атом окопах и отвоевывал душу у дьявола, остался далеко позади.
— Души нет, — утверждал он. — Ни Бога, ни души.
— А как же сознание и все его чудеса?
— Оно пленник.
— Пленник чего?
— Тела. Разлагающейся плоти.
— Ты не можешь так считать, — не поверила Джейн.
Но он считал именно так. Медицина в конце концов наставила его на путь истинный.
Она встала и подошла к окну. Посмотрела немного на улицу, прежде чем усесться на подоконник.
— Когда выздоравливаешь после такой болезни, как моя, — проговорила Джейн, — независимо от прежних убеждений начинаешь задумываться, может быть, действительно кто-то там есть наверху.
— Мне не понять, — возразил Тим. — Я-то не выздоровел.
— Не клевещи на себя.
— Я не клевещу. Просто констатирую факт.
Он шел и шел, он столько преодолел, чтобы до нее добраться, и вот теперь он дома, и делать больше нечего. Возвращаться к ней, возвращаться и возвращаться, раз за разом — это не жизнь. Это в два раза тяжелее обычных походов, потому что обратный путь приходится проделывать без сна и отдыха. Можно отважиться на такое, когда счет идет на дни. Но теперь — теперь ему нужно отдыхать, когда выпадает время отдыха, и двигаться дальше, когда ноги снова несут его вперед. Двигаться дальше, а не обратно.
— А как же отпуск? — спросила Джейн. — Мы вроде планировали сафари.
Он не ответил. Сафари было и остается миражом.
Если он сейчас исчезнет, предупредила Джейн, то ей станет еще хуже, чем на момент его возвращения. Жить ей будет незачем, но и мирно уйти тоже не получится. Она будет страдать, и страдания ее будут напрасны.
Перепугавшись до дрожи, она расплакалась. Он даже не шевельнулся, чтобы ее успокоить. И рюкзак он не снимал, не давая разобраться в своих намерениях. Он что, собирается уйти прямо сегодня?
Боясь разбудить малыша, он никак не решался позвонить по домофону в такую рань. Устроился на пороге. Часом позже его выручил бойфренд Бекки, пришедший домой после затянувшейся далеко за полночь записи, и проводил в квартиру на третьем этаже, где варился кофе и едва слышно играл по радио Боб Дилан. «Смотри, кого я привел!» — объявил бойфренд. Бекка обернулась и изумленно вытаращила глаза. Предложенную чашку кофе Тим выпил, взгромоздившись на барный табурет, отливающий алым виниловым глянцем. Бойфренд глотнул пива и, извинившись, отбыл придавить подушку. Удалился, чмокнув Бекку в лоб. В этом была какая-то нетривиальная домашняя безмятежность, которую отец явно был рад наблюдать.