Безымянные могилы. Исповедь диверсанта. Италия
Шрифт:
– Верно.
– Например, что у МИ6 проблемы с финансированием и их сотрудники готовы идти на кражу чужих портфелей.
– Понятия не имею зачем ему понадобился пустой портфель Чолера.
– Мог ли он предполагать, что Джошуа хранил в нем важную информацию?
– Настолько важную, чтобы рискнуть стянуть его у меня из-под носа? Очень в этом сомневаюсь.
– Хорошо. Что еще мы имеем?
– Немку, которую Чолер скрывал от всего мира. Причем он настолько боялся нашего осуждения, что даже под страхом угрозы ее жизни, не пришел к тебе с просьбой организовать для
– А к чему двое, которых ты убил, разыгрывали из себя фанатиков Гитлера?
– Думаю, чтобы скрыть свою причастность к Штази. Им пришлось действовать открыто, что чуждо для любой разведки, отсюда и цирк.
Розенблюм задумался. Его лицо выражало крайнюю степень подозрительности.
– Мэнни, ты единственный из всех нас, кто видел Миллера живым в послевоенные годы. Может он говорил что-то, что может пролить свет на происходящее здесь?
– После того, как его положение в Германии было дискредитировано, он бежал в Штаты. Русские думали, что он перешел на их сторону в поисках места потеплее, но он лишь предвидел будущие планы США по развалу стран социалистического блока и решил спрятаться на видном месте, чтобы быть в курсе событий.
– Стало быть, Штази просто ищут мести?
– Уверен, что нет. Ты только вообрази себе каким колоссальным количеством ценной информации для немцев владеет Миллер. Ими руководит не только жажда возмездия. Они одержимы желанием взять реванш с русскими.
– Хорошо. Каковы твои личные соображения относительно Джошуа?
– Я уверен в том, что это было самоубийство.
– Уверен? Но почему? Еще вчера ты настаивал на обратном.
– Об этом позже, Миша. Сейчас расскажи мне о том, что тебе доложило наблюдение?
– С чего ты решил, что им было что докладывать?
– Интуиция.
– Ладно, – недовольно буркнул Розенблюм. – Когда вы с женщиной покинули дом Джошуа туда вернулись МИ6. Мои парни намеренно не вмешались, но утром, когда они вошли туда, обнаружили следы обыска. Но, должен заметить, что парни из МИ6 постарались на славу, оставив все в первозданном виде.
Эммануэль, пребывая в полном недоумении, выругался себе под нос.
– Миша, все, что приходит мне на ум, это МИ6. У них ведь есть доступ к архиву, содержащему информацию о беженцах, прибывших в Англию в годы войны?
– Разумеется, есть.
– Стало быть, для них не составило бы труда вычислить тех немногих гражданок Германии подходящего возраста, что получили убежище в Лондоне и выставить наблюдение за каждой из них до тех пор, пока в один из дней там не объявится Чолер?
– Технически это возможно. На своей земле у них имеются необходимые для этого ресурсы. Достаточно выставить наблюдение за домом Джошуа и отрапортовать группам слежки о его отбытии. Последним останется лишь ждать и глядеть в оба. Но, Мэнни, это тяжкое обвинение. У нас крепкие дипломатические отношения с ними, тебе ли не знать? У тебя ведь нет ничего, кроме догадок, чтобы считать их замешанными в этом?
– Кроме одной. Как они так скоро узнали о смерти Чолера.
– Ладно, об этом позже. У меня есть для тебя еще одна новость. Хорошая или плохая, решать тебе.
– Валяй,
– Сегодня утром, пока ты отсутствовал, было зачитано завещание Джошуа. В нем он оставил для тебя послание.
Розенблюм взял со стола запечатанный конверт и протянул его Эммануэлю. На конверте было выведено «Эммануэль Стирис».
«Дорогой Эммануэль! Прежде всего, прости меня за то, что взвалил на тебя эту ношу, но ты единственный, у кого есть шанс разобраться во всем. Думаю, сегодня, в день моих похорон, ты уже находишься на верном пути. Я никогда не сомневался в тебе в годы войны, не сомневаюсь и сейчас. Мне жаль, что у меня не достало мужества открыться тебе при жизни. Теперь ты все знаешь и надеюсь, не осуждаешь меня. Искренне твой Иешуа Чолер
П.С. У меня есть для тебя сюрприз. Уверен, он согреет твою душу. Миша введет тебя в курс дела».
Эммануэль поднял глаза на Розенблюма.
– Я ведь говорил, что это самоубийство.
– Как, черт возьми, ты это понял?
– Потом, Миша. Поехали домой. Пора собираться на похороны.
– Кстати об этом. Джошуа оставил для меня кое-какие инструкции относительно тебя.
– Расскажешь дома. Нужно привести себя в порядок и переодеться. У меня вся одежда измята. И еще я хочу есть.
***
Наскоро пообедав полудюжиной сэндвичей с курятиной и сыром, Эммануэль побежал в душ. Время поджимало. Джошуа Чолер выразил отказ от традиционного для евреев обряда прощания с покойным, поэтому им надлежало сразу прибыть на кладбище, куда они рисковали опоздать. Меняя температуру воды каждые двадцать секунд, с обжигающе горячей на пронизывающе холодную, Эммануэль вернул себе бодрость, не до конца восстановленную коротким сном, после изматывающей ночи. Мышцы вновь обрели пластичность и заряд энергии, разум прояснился. Надев черный двубортный костюм и черное, сшитое на заказ, таким образом, чтобы не выдавать наличие оружия под ним, пальто, Эммануэль спустился вниз.
– Должен заметить, аппетит у тебя зверский. Не думал, что ты съешь все сэндвичи.
– У меня была тяжелая ночь.
– Я чего-то не знаю?
– Очевидно того, что мы опаздываем.
Розенблюм вертелся перед зеркалом, примеряя одну из своих шляп.
– Миша…
– Что? В Англии модно носить шляпы.
– А тем, кого природа обделила волосами, это даже необходимо.
Розенблюм скосил на Эммануэля укоризненный взгляд в зеркале.
– Знаешь, придет день…
– И моя шевелюра поредеет. Помнится, однажды ты уже говорил мне это.
– Когда?
– Когда память еще не подводила тебя. Идем. Нам пора.
– Сопляк, – проворчал Розенблюм.
– Ну, разумеется.
– Как я уже говорил тебе, Джошуа кое-что поручил мне сделать, – произнес Розенблюм, когда они ехали в его машине по трассе, ведущей в Лондон.
– Знаю, он упомянул об этом в письме для меня.
– Но ты не знаешь, что именно?
– Нет, он только написал, что ты введешь меня в курс дела.
– Джошуа посмертно велел мне позвонить некой девушке и сообщить о его смерти и дате похорон.