Безжалостные наслаждения

Флайт Нора

Я отдернула руку, все равно было уже слишком поздно. От его прикосновения моя кожа пульсировала.

— Ничего страшного. Всего лишь царапины.

— Царапины? — произнес он, демонстративно смотря на мою вторую руку. — Вставай, пойдем в ванную комнату.

Посмотрев, как он встал, я еще сильнее вжалась в край стола.

— Успокойся, все нормально.

Дрезден был не из тех мужчин, которые привыкли к тому, чтобы с ними спорили. Потянувшись в мою сторону, он схватил меня за воротничок рубашки своими длинными пальцами и потянул.

—

Встала. Сейчас же.

Одежда почти вся порвалась. Всё внутри меня кричало о том, что надо бороться, но один взгляд на жар в его глазах, и всё моё сопротивление растаяло. Я чувствовала лёгкое головокружение, пока стояла.

— Вот, — сказала я, — доволен?

Дрез закатил свои глаза, не давая мне возможности уйти. Рубашка стянулась на моём горле, его сила принуждала меня следовать за ним, поскольку, он тянул меня по проходу так, будто бы я прикована к нему цепью. Если до сих пор одежда не была полностью разорвана, то Дрез завершил дело, потянув меня за шею.

Ванная была как раз перед комнатой, в которой мы репетировали. Воспоминание о нашей репетиции побуждало меня сопротивляться немного меньше. Это было напоминанием о моём провале, моей медленной гибели в присутствии Дрездена.

А теперь он тянул меня вперёд, требуя моего подчинения, и я даже не пыталась сопротивляться.

И кто я теперь?

Он затащил меня в ванную, и, наконец, отпустил.

— Подними руки, — сказал он.

Не до конца уверенная в том, что делала, я подняла руки. Схватив манжеты, Дрезден разорвал рубашку прямо на мне. От этого движения мои волосы взлетели наверх, что в свою очередь просто ошеломляло мой мозг. Стоя только в одном белом лифчике, я с изумлением наблюдала за его решительными действиями.

Не похоже, чтобы Дрезден был удивлён. Покопавшись в ящике, он положил вату и пластыри на край раковины.

— Присядь на минуту.

Это была простая просьба. Стоять было не так то просто с моим затуманенным разумом. Почти рухнув на крышку унитаза, я дрожала при тусклом свете единственной белой лампочки. До этого я была без рубашки, когда кругом было полно людей, но сейчас то, что я чувствовала... это совсем другое.

Здесь, сидя под тенью Дрездена, я была выставлена на показ. Его глаза внимательно изучали меня, и не похоже, чтобы он был под воздействием тех же эмоций, что и я.

Вода медленно стекала в раковину. Он присел, держа влажную тряпочку в руке.

— Сиди спокойно, — сказал он резко, что не предполагало никаких возражений с моей стороны.

Как олень, стоящий перед автомобилем, так же я покорно сидела перед ним. Его сильные пальцы подняли мою руку, прикладывая ткань к моей пострадавшей коже. Боль потрясала, жгучая и заставляющая меня вскрикнуть.

— Больно? — спросил он.

— Нет, — произнесла я, казалось, мой язык онемел. — Ни капельки.

Его улыбка зарождала жар у меня в крови.

— Всегда будь такой сильной

Я наблюдала, как пульсировала вена на его шее. Я сделала вдох, когда он обрабатывал мою рану.

— Пустяки.

—

Да? — Он, не моргая, встретил мой взгляд и прикладывал тёплую тряпочку к другой руке. Мой визг заставил меня покраснеть, а его гортанный смешок сделал всё только ещё хуже. Он повернул рычаг на печи, находящейся внутри меня, всё выше и выше. — Люди, носящие маски, меня бесят.

Я должна была продолжать в том же духе. Оставив его без ответа, я наблюдала, как он накладывал повязку на мои локти. Рядом с тобой, я должна быть такой ... Такой бездушной.

Если не будет никакой стены сопротивления, кто знает, что могло произойти между мной и Дрезденом? Я, лично, понятия не имела. Именно из-за этого я была такой нервозной. Всё это, происходящее между нами, будь это идолопоклонством или обожествлением или... или чем-то ещё, чему я не могла дать название ...

У меня просто не было никаких идей, как с этим быть.

Моё единственное мнение было таким — создать препятствие и спрятаться.

Дрезден всё ещё удерживал меня за локоть. Мышцы его плеч напряглись, когда он наклонился совсем рядом. Это напомнило мне о его силе, с какой лёгкостью он затащил меня в автобус. Как он спас меня от охранников.

Стук моего сердца приводил меня в смятение. Оно так барабанило, что грозилось подняться к горлу и вырваться из моего рта. Если я начну говорить, то смогу только заикаться.

— Эта татуировка, — спросил он, — что она означает?

Обратив внимание на свою руку, я изучала красивую и сложную форму. Это з'aмок, одинокая каменная башня, сплошь обвитая плющом. Всё было в чёрных и серых тонах. Мне пришлось высидеть несколько сеансов, чтобы закончить это.

— Это ерунда.

Дрезден почти не сдвинулся. Его едва уловимая усмешка была пропуском к его сомнениям. Я никогда не была хорошей лгуньей.

— Это определённо что-то означает. Конечно, означает. Это всё рассказывает о моей жизни, о том отрезке времени, когда я никому не запрещала меня ранить. Когда школа была наполнена жестокими хулиганами и ещё более жестокими учителями. Толчок, который направил меня по пути разрушения, оставив от меня лишь пустую оболочку.

Это было образом моего восстановления. Это стены, которые я воздвигла, чтобы оградить себя от ощущения всей своей незащищённости в том, чтобы поддаться грешному соблазну страданий. Покрывало из плюща символизировало искусство — музыку, которая заставляла меня оставаться целостной личностью.

Я даже не пыталась это объяснить.

— Ты неважно выглядишь, — пробормотал он. Его дыхание шевельнуло прядь моих волос на лбу. Он приложил свою ладонь к моей коже. Он был тёплый, я вся пылала.

Когда я облизывала свои зубы, мы оба слышали исходящий от меня удушливый свист.

— Я... я в порядке! — выпалила я, в панике отворачиваясь в сторону. Дерьмо, он дотронулся до меня. Чёрт. Чёрт. Чёрт. Я ощутила это внутри себя. Это так, как будто он достал прямо до моего нутра и погладил моё сердце. За исключением того... что это очень приятно.