Библиотека географа
Шрифт:
— Это никакая не лесть. Я и мистер Релафорд — он преподает визуальные искусства, — прочитав вашу статью, повели учеников на эту мельницу. Пока они рисовали, я играла в большом каменном зале. Это все равно что играть в церкви — такая там отличная акустика. Так что спасибо вам за статью, Пол Томм.
Услышав свое имя из ее уст, я испытал странную неловкость и благодарность одновременно. Вот что бывает, когда здоровый молодой человек поселяется в маленьком городе, где на протяжении многих месяцев не имеет контактов с особами противоположного пола. Впрочем, мне
— Спасибо за теплые слова. Мы все здесь, знаете ли, немного эгоманьяки. Нам нравится видеть свое имя в прессе. Признание — вот что нам нужно, и на эту неделю вы мне его обеспечили.
В ответ она рассыпалась довольным смехом, чувственным и дразнящим.
— Я вам звоню, потому что работаю над статьей о Яне Пюхапэеве. Насколько я понимаю, он ваш сосед.
— Да, это так.
— Вы видели его в последнее время?
— Дайте подумать… Не сегодня и не вчера, это точно, во вторник же вечером я сопровождала свою младшую группу в церковь. Обычно я захожу к нему в уик-энд и один раз в середине недели, но на этой неделе еще не заходила.
— Стало быть, вы видели его в последний раз?..
— Дайте подумать… Полагаю, в прошлый четверг или пятницу. Значит, вы пишете о нем статью? Давно пора. Он такой интересный человек.
Я сделал паузу. К своему стыду, должен признать, не потому, что меня вдруг обуяло уважение к мертвецу, а лишь из боязни испортить нашу беседу, заговорив о чем-то печальном. А потом я поймал себя на мысли, что мне хочется ее утешить, сжать в своих объятиях… Подумать только! Я грезил о женщине, которую никогда не видел, да и говорил-то с ней не более десяти минут.
— Мне очень неприятно вам это сообщать, но Ян Пюхапэев умер как раз на этой неделе.
Она молчала, и я услышал сдавленные рыдания.
— Мне очень жаль, — сказал я. Мне и в самом деле было ее жалко. — Вы в порядке?
Она шмыгнула носом.
— О да. Просто горько думать, что он умер в одиночестве. Но сейчас, я уверена, он в лучшем мире.
Последний тезис мне не хотелось оспаривать или комментировать.
— Послушайте, я могу поговорить с вами о нем? В любое удобное для вас время? Я пишу о нем статью, а вы, похоже, единственный человек в Коннектикуте или на Род-Айленде, который его знает.
— Статью? Вы хотели сказать — некролог?
— Да, в общем и целом.
Она вздохнула.
— Разумеется. Но официально я считаюсь больной, поэтому мне бы не хотелось куда-либо выходить. Может быть, заглянете ко мне во второй половине дня, скажем, на чашку чая?
— С удовольствием. Я слышал, что вы живете рядом с Яном.
— Вернее, жила, — печально усмехнулась она. — Мой дом на другой стороне улицы, чуть ниже. Номера на нем нет, но вы легко его найдете — коричневый, трехэтажный, с белыми ставнями. Я живу на первом.
— О'кей. Спасибо, что согласились со мной встретиться.
Помолчав, она заговорила было снова, но лишь со второй попытки смогла произнести что хотела.
— Я, знаете ли, любила его. И мне хочется, чтобы
— Смогу. Увидимся в четыре. — Мы распрощались, и я повесил трубку.
Возможно, все произошло по той простой причине, что я ни с кем не спал после Мии — даже не флиртовал. А может, со мной сыграл дурную шутку живший во мне нереализованный профессор-гуманитарий, всегда видевший в поздней осени некое обещание. Или я просто был одинок. Но как бы то ни было, я испытал сходное с пробуждением легкое потрясение и, вешая трубку, заметил, что у меня дрожит рука.
— Значит, ты встречаешься с ней в четыре вечера. А что будешь делать до этого?
— Может, мне вернуться домой и переодеться?
Арт хохотнул и откинулся на спинку стула, забросив руки за голову.
— Расслабься, парень. Это ведь не свидание, не так ли? Кроме того, надо продолжать расследование.
— Да, надо. Извините. В таком случае мне следует…
— Тебе следует позвонить Панде и узнать, нет ли у него для нас чего-нибудь новенького.
Я набрал номер коронера и неожиданно услышал гнусавый женский голос:
— Медицинский офис округа Нью-Кендал.
— Позовите доктора Сарат… Шата… — Я посмотрел на визитную карточку и медленно, чуть ли не слогам, прочитал: — Доктора Сунатипалу, пожалуйста.
— Вы член семьи?
— Извините… Вы имеете в виду, не собираюсь ли я забрать тело? Нет.
— Я спрашивала, не родственник ли вы доктора Сунатипалы.
— Боюсь, что нет…
— Тогда кто со мной говорит?
— Репортер Пол Томм. Его знакомый, — проблеял я.
— В таком случае с прискорбием должна вам сообщить, — официально проговорила она, — что доктор Сунатипала вчера умер. Его сбила машина по дороге домой.
— Умер?.. Но я только вчера с ним разговаривал. Я не могу…
Арт смотрел на меня в упор, распахнув глаза. Роту него слегка приоткрылся, а рука замерла, словно прикипев к пачке сигарет, лежавшей в нагрудном карманчике рубашки. В следующее мгновение он покачал головой, но ничего не сказал. На лице у него застыло выражение шока, страха и неверия в случившееся.
— Я знаю. Мы все потрясены. Он был таким милым человеком. У нас состоится мемориальная служба в его честь. Но нам пока неизвестны планы семьи. — Ее голос звучал все напряженнее, словно она пыталась сдержать рыдания и это давалось ей с превеликим трудом.
Что я мог на это сказать? Мне хотелось одного: как можно скорее повесить трубку.
— Мне очень жаль…
— Благодарю за сочувствие.
Я тоже ее поблагодарил, повесил трубку и передал этот разговор Арту. Он так долго сжимал переносицу большим и указательным пальцами правой руки, что я подумал, он уснул. При этом он медленно съезжал вниз по спинке стула, превращаясь в некую оплывшую тушу — так, вероятно, оплывала бы ледяная скульптура под феном для сушки волос в парикмахерской. Я молча стоял рядом, а когда уже хотел было положить руку ему на плечо, Арт неожиданно выпрямился на стуле и тихо сказал: