Библиотека географа
Шрифт:
Это была вторая необъяснимая смерть за последние несколько дней: на две больше, нежели за предыдущие двадцать три года моего существования. До сих пор Пюхапэев и Панда соединялись в моем сознании лишь силой обстоятельств. Еще раз отметив это, я задался вопросом, нет ли и в самом деле какой-либо связи между этими двумя смертями? Мне представлялось весьма странным, что один житель Коннектикута, который должен был исследовать останки умершего при странных обстоятельствах другого жителя Коннектикута, тоже умер при странных обстоятельствах. Но, возможно, это представляется странным одному лишь мне? Быть может, другие люди сочтут две эти смерти случайными, проигнорировав связь, которая, впрочем, мне и
Рапорт был подписан лейтенантом Хайнесом Джонсоном, которому я и позвонил, чтобы выяснить, нет ли у него чего-нибудь в загашнике. Услышав, что я репортер и звоню из газеты, он переадресовал меня в отдел по связям с прессой. Офицер из этого отдела сказал мне, что дополнительная информация, имеющая отношение к проводящемуся расследованию, связанная с перипетиями данного дела или материальными свидетельствами по нему, не может быть обнародована, пока руководство не сочтет это целесообразным. При этом необходимо иметь в виду, что любая информация, представленная на рассмотрение широкой публике, будет особым образом дозироваться, дабы не нанести ущерба расследованию и не вызвать настороженности у возможного подозреваемого или подозреваемых.
Воистину астрономическое число слогов для выражения простейшей мысли: «Пошли вы все к такой-то матери». Я поблагодарил офицера, повесил трубку, положил полицейский рапорт на стол Арта с припиской: «Сделано как велено. Благодарю вас. Надеюсь, что вы, Донна и семья Панды уже оправились от случившегося, насколько это возможно при данных обстоятельствах. П.Т.», — и вышел под дождь, чтобы ехать к учительнице музыки.
Когда я свернул на Орчад-стрит, чудом избежав соприкосновения с нависавшими над проезжей частью ветками деревьев, Аллен Олафссон ехал на городской полицейской машине в обратном направлении по другой стороне улицы. Вглядываясь в салон моего автомобиля сквозь залитое дождевыми струям и ветровое стекло, он пытался понять, кто сидит за рулем. Когда наши машины сблизились, едва не сцепившись бамперами из-за узости улицы, он слегка наклонил голову и коротко улыбнулся в знак того, что узнал меня, потом включил красно-синюю мигалку, декларируя серьезность своих намерений, и притер машину к бровке тротуара. Я остановился рядом — так, чтобы мы могли видеть друг друга и переговариваться сквозь опушенные боковые стекла.
— Второй раз замечаю вас на этой улице, — произнес он без всякого выражения. — Что вам здесь нужно?
Я уже собирался сказать ему, что это не его ума дело, но передумал. Отец учил меня, что в маленьких городах желательно поддерживать хорошие отношения с копами.
— По заданию редакции еду взять интервью.
— Интервью? Кто живет на этой улице такой важный, что удостоился интервью?
— Я собираюсь проинтервьюировать учительницу, которая снимает квартиру в доме миссис де Соуза.
— В доме Мери де Соуза, говорите? Странная птица эта ее жиличка. Ваше интервью как-то связано со смертью старика?
— Да, собираю материал для некролога, — подтвердил я. Не было никакой необходимости упоминать о смерти коронера, полицейском досье профессора и расследовании, заказанном бостонской газетой. Чем проще, тем лучше. — Вы нашли что-нибудь интересное в доме старика?
— Нет. — Он снял фуражку и пригладил свои редеющие волосы цвета соломы. — Признаться, я в этот дом больше не входил. Проезжаю время от времени мимо — на всякий случай. Вдруг кто-нибудь заберется? Не думаю, правда, что патрулирование может принести большую пользу. — Он криво улыбнулся. — Между нами, Берт считает, что я зря трачу на это время. Но так я чувствую себя лучше. По крайней мере выбираюсь из офиса на воздух.
Я кивнул, но ничего не сказал, надеясь, что он воспримет
— Я вас больше не задерживаю, — произнес он. — Но если вы узнаете что-нибудь интересное об этом парне, дайте мне знать. Я тоже буду держать вас в курсе новостей. Считайте, что теперь у вас появился… хм… свой источник в полиции.
Я был почти уверен, что он надо мной не насмехается, но на всякий случай кивнул. Аллен протянул мне руку сквозь боковое окно, и я ее пожал. Потом он поехал дальше, озаряя окружающие строения сполохами красно-синих огней своей мигалки.
Улица кончалась подобием тупика в нескольких метрах от того места, где я находился. По обеим сторонам к небу поднимался дым из труб двух почти идентичных, сложенных из плитняка домов, в которых по-прежнему не было ни малейших проблесков света. Дождь превратил площадку перед домом Пюхапэева в большую грязную лужу. На веранде все так же сиротливо стояли старинные качели с заржавленной цепью. Я припарковался перед трехэтажным домом, обшитым вагонкой (единственным на этой улице строением с признаками обитаемого жилья), и прошел к передней двери. На белом стикере, прикрепленном под дверным колокольчиком, значилось: «Де Соуза». Рядом была изображена стрелка, нацеленная на колокольчик. Ниже стояла надпись: «Роув», — со стрелкой, указывавшей за угол дома. Я пошел через двор, следуя указаниям стрелки, наступил в большую лужу и завернул за угол. Приблизившись к боковой двери, я поскользнулся на каком-то предмете, оставленном на тропинке, и отбросил его ногой. Он врезался в дверную створку с оглушительным грохотом. Я нагнулся, обнаружил, что это разводной ключ, и поднял его. Когда я распрямлялся, дверь распахнулась.
Женщина оказалась меньше ростом, нежели я ожидал, основываясь на комментариях миссис Ролен, — всего на пару дюймов выше меня, однако из-за худобы и длинных волос казалась более высокой. Помимо весьма приличного роста она обладала каштановыми волосами, серыми глазами и несколько заостренными, но правильными чертами. Лицо у нее было из тех, что кажутся тем совершеннее, чем дольше в них вглядываешься. Я лично всегда считал, что его выражение невозможно расшифровать. Изменения, появлявшиеся в ее лице со сменой настроения или мысли, мгновенно растекались по нему, словно вода по гладкой поверхности, не оставляя видимых следов. Осознание всего этого, конечно, пришло ко мне значительно позже, но и сейчас, в момент нашей первой встречи, эта женщина поразила меня.
— Ханна Роув?
— Пол Томм? — сказала она с точно такой же интонацией.
Я не знал, передразнивает ли она меня или, следуя профессиональной привычке, автоматически воспроизводит услышанный тон. Она посмотрела на мою руку, сжимающую разводной ключ, словно это был предназначенный ей в дар цветок, и широко улыбнулась, а я покраснел.
— Я помню пословицу о данайцах, приносящих дары, но не знаю, как реагировать на репортеров, приходящих с разводными ключами. Вы ведь Пол, не так ли?
Я согласно кивнул, и она пригласила меня в дом, забрав разводной ключ и небрежно швырнув его на дорожку, где он прежде и лежал.
— Вы пришли раньше, чем я ожидала, — заметила она и помахала рукой, отметая мои сожаления. — Это просто наблюдение, а не причина для извинений. Чаю хотите?
Я сказал, что чашечку выпью с удовольствием, и Ханна предложила мне присесть, указав на пару кресел с зеленой обивкой, стоявших в углу комнаты по сторонам круглого деревянного стола. Я пошел к креслам и, снимая на ходу куртку, зацепился полами и перевернул стол, который вместе со своим содержимым — какой-то глиняной утварью, игральными картами и несколькими рисунками, похожими на детские, — с грохотом обрушился на пол. Ханна рассмеялась, а я снова покраснел.