Библиотека
Шрифт:
Нечто
... оно возникло как будто из ничего, неожиданно и пугающе близко. Промозглое лиловое небо озарилось у самого горизонта алой каймой, испуганно заголосили собаки, да вздрогнул во сне ребёнок в крохотной кроватке крохотной спаленки, выходившей окнами в сад, где были деревья и тени... И только. Но глаза отражённых лун таили на дне своём тайну, и тайну эту знали ещё звёзды и... может быть, никто больше. Утро было без цвета и запаха, сосны выгибались на холодном, неласковом ветру. Он подошёл к зеркалу и нахмурился - болезнь проступила зеленоватыми кругами под глазами. За спиной его была серая комната. Внезапно он отшатнулся от зеркала как от уродца в кунсткамере. Из зеркала на него смотрело лицо, и хотя было оно до жути знакомым, он мог бы поклясться, что никогда прежде не видел его, и не знает... Никогда прежде не видел он это лицо. Оно предстало в окружении ветвей сирени, и где-то вдали будто бы шумело море. В глазах его была несравненная тайна. В руке видение держало палитру. Оно улыбнулось и прошептало: "История любит курьёзы". Комната треснула и исчезла, и взору открылась дивная страна - водопады, реки, розовые и голубые цветы. Возникла и исчезла, погаснув в мёртвых зрачках. Должно быть, врач, проводивший вскрытие тела, был прав, но прав был, видимо, и лектор, утверждавший, что Нечто и было истинным лицом этого человека, и что страна эта вовсе не возникла внезапно,- ведь тогда её увидели бы и другие,- просто она существовала всегда. Правда, откуда взялся этот лектор, и куда он исчез, так никто никогда и не узнал...
Я отдал ему листок. Он аккуратно вложил его в книгу, расправил ладонью. Осторожно закрыл книгу. Подержал её в руках. Медленно спрятал под халатом. - Да,- сказал я.- Забавно. Ну и что из этого? Старик не ответил. - Что, на самом деле всё это было? Он произнёс: "Я пришёл сюда сорок лет назад". - Сорок лет?- я подумал, что ослышался.- Чем же вы тут питались? - Сорок лет и три месяца,- сказал он. - А зачем?- спросил я. - Здесь, на краю света,- продолжал он.- Я увижу Нечто. И тогда я умру. - Зачем?- опять спросил я. - Человек... - Что? - ... не может жить дольше того момента, когда он увидит Нечто. Ибо сказано: "Человек не может увидеть Меня и остаться в живых". - Вот оно что,- сказал я.- Значит, за смертью пришли? - Поднявшийся на вершину не удовольствуется более жизнью в долине. Увидеть и умереть. Дальнейшее... Он перестал говорить. Я хотел сказать: "Молчанье",- но не успел. Его глаза дико вспыхнули. Он вскрикнул. - Вот оно!.. Я резко повернулся в ту сторону, куда он смотрел, но поскользнулся и едва не слетел в пропасть. Чудом сбалансировав, я стал судорожно всматриваться в пустоту над бездной. Но ничего не увидел. Наверное, было уже поздно. Старик был мёртв. Я постоял. Дальше ждать было бессмысленно. Я подошёл к телефонной будке и набрал "скорую". - Куда ехать?- спросили меня. - На край света,- сказал я и положил трубку. Я опустился на большой плоский камень и, прислонившись спиной к скале, погрузился в раздумья. Дальше идти было некуда. И такое было гадостное чувство, будто кто-то обманул меня, причём не по злости, а так, от нечего делать... Тоскливо. Злишься, и не знаешь, на кого. Может быть, на себя. Да и то не за что. Пусто и одиноко. И что делать дальше, непонятно. Светало. Подъехала "скорая". Я лениво поднялся с места и помог затащить труп в машину. Тело было удивительно лёгким, почти невесомым, так что никакого труда это не составило. Да и не нужна им была моя помощь. "А всё-таки он добился своего",- подумал я, глядя на мёртвого старика почти с завистью, хотя непонятно, чему тут было завидовать. Откуда-то издалека донёсся протяжный гудок поезда. Я насторожился. И тогда тоже, как будто товарняк прошёл. - Послушайте,- обратился я к санитару.- Здесь что, станция недалеко? Он махнул рукой в сторону. - Вон по той дороге. Дойдёте до будки, там будка будет, спросите. Вам скажут, куда идти. - Это далеко? Он пожал плечами: "Да нет..." - А то хотите, подвезём?- сказал он, забираясь в машину. Я сказал: "До морга?" Он засмеялся и, кивнув мне, захлопнул дверцу. Машина уехала. Я проводил её взглядом и долго смотрел вслед. Потом вздохнул и поплёлся по дороге к станции.
Глава пятая
те, кто остались здесь, те, кто торопятся уехать, каждый мог бы рассказать о себе. Кто из них пришёл сюда первым? Здесь, где никто
Чёрный столб фонаря на фоне ровного серого неба. Указатель дороги. Так и есть. Развилка. Просто в темноте её не было видно. Я приблизился к будке. Есть тут кто-нибудь? Я заглянул в окошко - полумрак комнаты, пустой стол, изображающий письменный, застеленная пледом кровать, пара табуреток, радио на стене, книжный шкаф, забитый папками, на подоконнике горшок с кактусом, занавески. На всякий случай я постучал по стеклу. Нет,
........................................................................... Мимо потянулись ряды домов.
Глава шестая
те, кто прячут страх под одеждой, те, кто кричат от ужаса, и те, кто закрывают глаза руками, ветер гонит обрывки их писем по пустыне осенних улиц. Иногда достаточно громко засмеяться, чтобы тебя услышали в соседней комнате, если в ней кто-то есть.
Я вышел на улицу и, осмотревшись, побрёл наугад. Дул неуютный осенний ветер. На лужах играла рябь. "Вы не должны покидать город до принятия окончательного решения по данному делу". А когда это будет? И куда мне теперь идти? "Мы не можем дать вам точной информации по этому вопросу". Они не могут. Надо бы устроиться в какую-нибудь гостиницу. Сколько мне придётся проторчать в этом городе. Я зашёл в закусочную перекусить. Потом отправился в ближайший универмаг и купил первую попавшуюся куртку. Деньги у меня ещё оставались. На улицах было пусто - будний день. До вечера было ещё полно времени. Улицы как улицы, темноватые бетонные канавы. Довольно чистые. Фонари ещё не горели. Машин было мало. Я сказал себе: "Будний день, в этом всё дело. Ничего особенного. Все на работе". Я почувствовал, что кто-то смотрит мне в затылок. Я обернулся. Никого. Конечно, никого. Кто там может быть. Я пошёл дальше. Обернулся. Прошёл ещё два квартала. Никого. Глупости. Кому нужно следить за мной. И зачем? Чушь. Я принялся беспечно насвистывать. Подошёл к витрине. Поглазел. Изучил расписание автобусов. Подождал. Автобусов не было. Я снова начал насвистывать. Обернулся. Да нет же там никого! Я подумал. что веду себя просто глупо. Хорошо хоть, никто не видит. Мимо проехала машина. Я подумал: "Вот же, едут люди. Всё как полагается. Люди как люди". Может, из окон? Окна были как замёрзшие проруби; я мысленно сравнил их с пустыми глазницами, на которые зачем-то нацепили очки. Ни на одном из них не было штор. Меня что, взяла на прицел Служба Невидимок? Я посмеялся. Беспокойство нарастало. Я посмотрел на часы. Пора, наверное, двигать в гостиницу. У кого бы спросить, как туда добраться. Сейчас найду справочную и всё узнаю. Куплю себе чего-нибудь к чаю, приму ванну или душ, что будет, высплюсь по-человечески, а там утречком и поеду отсюда. А если ещё не решится, пойду вон... в кино или ещё куда. Просто я не спал ночь, вот и всё. Я стоял у какой-то статуи, разглядывая постамент. Страх не проходил. Я почувствовал, что хочу закричать, что сейчас закричу. Я медленно побрёл прочь. Мне хотелось бежать. Усилием воли я пытался взять себя в руки. Я принялся считать дома. Сбился. Стал разглядывать окна. Лучше бы я этого не делал. НИ НА ОДНОМ ИЗ ОКОН НЕ БЫЛО ШТОР! Я сказал себе: "Только не бежать". Улица дрогнула и поплыла, фонари... Я побежал. Я хотел обернуться и не мог, волна за моей спиной нарастала, она нагоняла меня. Я бежал. Стены домов, столбы, я задыхался, тротуар полетел на меня... Я упал. Волна приближалась, я скулил, вжавшись лицом в ледяной асфальт... Волна накрыла меня. И пронеслась дальше. Я лежал, боясь пошевелиться. Потом осторожно приподнял голову. Огляделся. Я поднялся на ноги и, доковыляв до бордюра, тяжело опустился на него, машинально приглаживая пятернёй растрепавшиеся волосы. Руки мелко дрожали. Достав из кармана смятую пачку, я увидел, что последняя сигарета сломана почти пополам. Я выбрал обломок без фильтра, достал зажигалку и закурил. Несколько глотков дыма немного привели меня в чувство. Машин не было. Вокруг всё было тихо. И безлюдно, только одинокий торопливый пешеход на другой стороне улицы. Я вскочил на ноги. Я узнал его - это был тот самый человек, с которым я разговаривал в машине. На нём был всё тот же плащ, но на голове теперь красовалась тёмно-зелёная треуголка, подбитая чёрным мехом. Я побежал за ним. - Эй, постойте! Он шёл, не оборачиваясь. - Подождите! Он ускорил шаги. Наконец, мне удалось догнать его. - Здравствуйте,- сказал я сиплым, простуженным голосом, чужим голосом.Здравствуйте! - Уже виделись,- неприязненно произнёс он, не замедляя шагов. Я бежал, боясь отстать от него. - Помогите же мне!- взмолился я. - В чём дело,- он остановился. Я никак не мог сообразить, о чём я хочу спросить его. Он ждал. Наступила пауза. - Я слушаю,- нетерпеливо сказал он. - Я хотел... спросить. Что такое... нет, не это,- заторопился я, заметив, что в его глазах мелькнула досада.- Что такое консистория? - Консистория восемь лет назад прекратила своё существование. - А теперь... - Городом управляет конвент. - А это... - Как что. Правительство. Знаете, у меня мало времени. Я тороплюсь. У вас всё? - Нет! - Что ещё? - Можно мне пойти с вами! - Как хотите,- сказал он с явным неудовольствием. Не знаю, зачем я напросился идти с ним. Я понял, что если я останусь один... Я не знал, чего я боюсь. Мне было страшно.
Шли долго. Сначала улицами. Потом долго шли переулками, снова вышли на улицу, свернули на другую. Вошли во двор. Прошли его весь. Наконец, подошли к какому-то дому. В окнах уже горел свет. - Оставайтесь здесь,- сказал он мне у подъезда. - Я с вами! Он помедлил. - А, ладно,- махнул рукой. Я поплёлся за ним по лестнице. Стало темно - света в подъезде не было. Он подошёл к одной из дверей и, достав карманный фонарик, посветил на номер, после чего убрал фонарик обратно в карман и решительно позвонил. Я встал за его спиной. За дверью послышалась возня. Дверь приоткрылась. Сделав улыбку, я попытался была заглянуть через плечо моего спутника, но он уже протискивался в полутёмную прихожую. Я последовал за ним. Он уверенно ринулся по коридору и исчез в одной из комнат. Передо мной стоял приятной наружности пожилой человек, одетый в розового цвета шлафрок - видимо, хозяин этой квартиры, в которую мы столь бесцеремонным образом ворвались. Он смотрел в сторону комнаты, откуда уже слышался шум выдвигаемых ящиков. Потом он перевёл взгляд на меня. - Может, пока угостить вас чайком?- вежливо осведомился он, закрывая входную дверь. - С удовольствием,- сказал я, немного смутившись. Он пригласил меня следовать за ним. Мы прошли на кухню. Он включил свет. Кухня была маленькая и тесная. Половину её занимала внушительных размеров газовая плита, заставленная кастрюлями. Там же стояла накрытая чугунной крышкой сковорода и белый эмалированный чайник. Под потолком, высоким несоразмерно, висела чахлая лампочка, прикрытая жёлтым, должно быть, бумажным абажурчиком, наподобие китайского фонарика. Я присел за стол, убрав ноги под табуретку, иначе они заняли бы полкухни. - С сахаром?- спросил он и, не дождавшись ответа, достал с полки массивную деревянную сахарницу, хранившую на себе остатки какого-то доисторического рисунка. Я кивнул. Да, хорошо. Он поставил две чашки. Потрогал чайник, тут же отдёрнув руку. - Только вскипел,- объяснил он.- Вы как любите, покрепче? Я кивнул. Он налил чай. - Может, к чаю чего-нибудь? - Да нет, спасибо. - У меня печенье есть. Он вопросительно смотрел на меня. - Спасибо,- я улыбнулся.- Не нужно. - Да ладно, чего там,- сказал он. Он поставил на стол железную банку с печеньем и, усевшись напротив, взял свою чашку. Отхлебнул. - Пейте, чего сидите. Я понюхал. Пахло мелиссой, чабрецом и немножко водопроводом. Отпил. Ничего, пить можно. - Насколько я понимаю, вы лицо праздное,- заметил он как бы между прочим. - В некотором роде. А у вас... я понимаю, обыск? - Точно так,- сказал он. Он прислушался к звукам, доносившимся из комнаты. Мы помолчали. Я посмотрел на окно. Подоконник был заставлен пустыми пакетами из-под молока. Рядом с плитой на стене висело кухонное полотенце. - Вы бы хоть куртку сняли,- заметил он. Я стянул с себя куртку. - Да бросьте вон туда. Чего ходить лишний раз. - Сюда? - Да. Бросьте прямо так, не выворачивайте. Я всё равно на доске режу. Я вернулся на свою табуретку. - Пейте чай, остынет. - Вкусный,- сказал я. - Да, только вода плохая. Я молчал. Время потянулось томительно. - Чай-то у меня хороший... Я всё не мог решиться заговорить. Как-то было неловко. Он заметил. - Вы, кажется, хотите что-то сказать? - Спросить. - Вы нездешний,- сказал он полуутвердительно. - Да, я прошёлся по городу, и... - Вам здесь не понравилось,- закончил он. Я кивнул. В комнате что-то грузно грохнулось на пол. Я вздрогнул. Раздался досадливый возглас. - Это дело поправимое,- сказал он. - Не знаю,- сказал я с сомнением. - Ничего, освоитесь. - Не знаю... Честно говоря, мне не хотелось бы задерживаться здесь надолго. Я и попал-то сюда, можно сказать, почти случайно... - Мы все играем во что-нибудь,- неожиданно изрёк он. - Наверное, я чего-то не понимаю? - А это и не нужно,- заметил он.- Берите печенье. - То есть... да, спасибо... то есть, как? - Понимать тут нечего,- сказал он.- Привыкнете. - Ну да,- сказал я.- Конечно. - Обиделись. - Да нет, причём тут... Я вам сейчас расскажу... - Нет,- сказал он.- Лучше я вам расскажу. Ведь это вы приезжий, верно? - Знаю,- сказал я.- Вы будете говорить, что ничего такого не происходит, всё замечательно. Не город, а сказка. Просто погода сегодня плохая. - Нет,- сказал он.- Так я говорить не буду. - Хорошо,- сказал я.- Расскажите. Конечно расскажите. - Что-нибудь происходит всё время, как же я могу говорить, что не происходит ничего. Но ведь вас, наверное, не это интересует? - Не знаю,- сказал я.- Я вообще ничего тут не понимаю. Как я могу знать, что меня интересует, а что нет. Рассказывайте, там видно будет. - А вы уже начинаете осваиваться. - Это так заметно? - Заметно,- сказал он. - Рассказывайте,- сказал я, приготовившись слушать. - Сейчас... С чего бы начать, так. Наверное, с того, с чего всё началось? Вы, кажется, обиделись, когда я сказал, что понимать тут нечего. А ведь так оно и есть. С этого, наверное, всё и началось. Если с этого что-то может начаться. - Вы имеете в виду конвент?- спросил я, уже начиная бояться, что он увлечётся и забудет, о чём хотел рассказать. - Конвент,- повторил он бессмысленно, как будто в забытьи.- А? Да. Конвент. Поначалу всё это выглядело как мальчишеская забава, знаете, дети играют... Герои с пистолетами, злодеи в плащах, в масках, кинжалы, золото, женщины, кровь... Игра. Она оказалась увлекательной! Представьте себе. Она развивалась, вовлекая всё больше людей, становилась всё сложнее... И стала жизнью. - Вы хотите сказать, жизнь превратилась в игру? - Жизнь всегда остаётся жизнью... - Восемь лет назад консистория прекратила своё существование. Почему? - Да-да, я помню. - Почему? - Почему,- сказал он.- Наверное, потому что она была не нужна? - Не нужна кому? - Кому... Понимаете, существовало как бы два мира. Какой из них был вымышленный, а какой настоящий? Может быть, теперь или завтра найдутся люди, которые станут играть в консисторию, как когда-то играли в конвент. Ведь всё началось с игры... Было правительство, законы, должности, звания. И существовал другой мир. Иные взаимоотношения, иные законы. Нарушение их каралось смертью, и это уже трудно было назвать просто игрой. А! Я вижу, вас напугало слово "смерть". Да, они играли очень серьёзно, и всё было настоящее: пистолеты, кинжалы, плащи, золото, женщины... смерть. Это как Мессалина, знаете? Когда наступала ночь, она надевала парик и уходила из своего дворца,- она была женой императора Клавдия, вы знаете, да,- и шла в публичный дом, где играла в проститутку. Играла или была проституткой? Ведь всё было настоящее, мужчины... всё, кроме разве что волос. Вот и тут... Придумывались правила, порою нелепые до... поразительности. Их воспринимали всерьёз, а разве могло быть иначе? Знаете, мне иногда кажется, будто кто-то намеренно изощряется, придумывая правила как можно нелепее, а потом наблюдает, как люди следуют им. Неукоснительно. Соблюдают их. Словно проверяет свою власть. Или любуется ею. Ведь если сами по себе эти правил лишены всякого рационального начала, какого бы то ни было здравого смысла, то значит... они и есть воплощённая власть. Как вы думаете. - Этот "кто-то" - конвент? - Конвент! Вы произносит слово "конвент", думая, что что-то этим сказали. А вы знаете, что это вообще такое? Может быть, его и нет вовсе? А? Может быть, его и не было никогда? Его состав держится в секрете, так было всегда. Никто не знал и не знает, что это такое, кто держит банк в этой игре. Они говорят "конвент", и этого им достаточно. Они воображают, что этим сказано всё. А ведь этим не сказано ничего! А что если они тоже... Что если они, как и все, разыгрывают свои карты. Знают ли они сами, какой выпадет номер и... есть ли они вообще?.. - Я думал, вы мне объясните. - Вы думали? - Вы сами взялись рассказать мне о том, что здесь происходит. - Здесь!- произнёс он с нарочитым пафосом. - Я думал, вы знаете... - А я не знаю,- заявил он.- Не знаю, понимаете? Я знаю, что такое деньги, это проще. И то... - Деньги!- я догадался.- У них были большие деньги! - Есть и были,- сказал он.- Но сколько? Этого никто не знал, да и теперь никто не знает. Можно было выиграть очень много. - А если проиграешь? Он развёл руками. - Ведь, я понимаю, ставкой была жизнь? - Вот видите, сказал он.- Жизнь. - Да они просто покупали себе подданных, как когда-то аристократы покупали себе актёров! - Постойте, постойте,- сказал он.- Кто кого покупал? - Это феодализм!- я был возмущён.- Думать, что деньги принадлежат тебе, если это больше, чем тебе нужно для жизни. Он мягко улыбнулся. - А сколько нужно денег для жизни? - И где же они брали эти деньги? Незаконный бизнес? - А это уж их дело,- заметил он.- Я вижу, вы не любите конвент. - А вы? - Я? Он посмотрел на меня внимательно. Я не выдержал. - Ладно. Пусть это неважно. - Вот именно. - Но что же правительство! - А что оно могло? Его ведь тоже, в некотором роде... придумали. А потом вот взяли и передумали. Придумали конвент, так интереснее. А?
– - Вот видите,- сказал он. - Вы сказали. - Да? - Что они устанавливали свои законы. Это значит, что они не признавали законов, установленных государством. Иными словами, у власти теперь находятся преступники. - Как-как?- насмешливо переспросил он. - И это преступная игра! А то, что она началась с крови, как вы сказали, только подтверждает это. Это тирания!- крикнул я, чтобы было слышно в соседней комнате.- И вы тоже! Сидите и нахваливаете правительство, а в это время в вашей квартире перетряхивают ваши же вещи. По его! Указанию. И это! Красноречивее любых слов. Он удивился. - Разве я нахваливал правительство? - Ну не знаю, ладно. Ну, не нахваливаете, может быть, оправдываете. - Эк вас разобрало,- сказал он.- А ведь, может быть, по законам какого-нибудь африканского племени, или древних инков, к примеру, а может быть, индусов или китайцев, мы с вами - и вы, и я,- являемся преступниками. Как быть с этим? - Мне не нравится этот город,- заявил я. - Вам!- он фыркнул.- Вы первый день в городе, и он вам не нравится. Этому городу тысяча лет, он видел сотню правителей, гордых, слабых, щедрых, милостивых, жестоких, консистория, конвент, сколько их было, вы думаете. И он стоит. Как стоял. И люди живут в нём. Веками. И вот, являетесь вы. - Все мы родились не вчера,- сказал я - Да,- сказал он. - Я едва попал сюда, а с меня уже потребовали десяток подписок. И они тоже берутся судить обо мне, даже о том, чего просто не могут понять. Чего я никогда не сказал бы им. - Они тоже, согласился он. - И между прочим,- сказал я,- вы не совсем правы. Я вовсе не первый день в этом городе. Я проработал здесь не один год. Знаете, где? - И первый раз вышли на улицу,- сказал он с усмешкой. Я промолчал. - Это ничего не значит,- сказал он. - Так ли уж ничего,- возразил я. - Я вовсе не нахваливаю правительство,- он покачал головой. - Ещё бы,- сказал я. Он вздохнул. Взял с плиты чайник. Плеснул себе в чашку. - Вам тоже? - Спасибо. - Давайте чашку. Только не очень горячий уже, остыл. - А чего они ищут?- спросил я. Он поставил чайник на плиту. - Кто они? Я кивнул в сторону комнаты. Он. - Не знаю. Доказательств. - Каких доказательств? - Что я диссидент, по всей видимости. - Так вы диссидент!- сказал я удовлетворённо. - Как люди радуются, когда находят название,- сказал он с выражением грусти.- Они воображают, что название это уже...- он прищёлкнул пальцами. Я улыбнулся. - А почему бы им было не спросить у вас прямо? - Наверное, потому что я мог не дать прямого ответа,- сказал он. - То есть, они боятся, что вы скажете неправду? - Наверное. Что я не скажу правду. - И... - Это уж их проблемы. - Хорошо. Пусть так. Разговор зашёл в тупик. О чём же я хотел спросить ещё? - Значит,- сказал я.- Страной управляет конвент. - Да бросьте вы,- отмахнулся он.- Никто ей не управляет. Я опешил. Он с безразличным видом пил свой чай. Я молчал. Он поставил чашку на блюдце. Посмотрел на меня. - Я пошутил,- сказал он. Я засмеялся. Я не мог остановиться. Я хохотал. - Так значит,- выдавил я сквозь смех.- Это и есть... ваша диссидентская... крамола! Мне стало совсем хорошо. Так уютно. Эта кухня. Тёплая стена холодильника за спиной. Чайник на плите. Этот милый, забавный человек. А не попроситься ли к нему на ночь? Куда я пойду, в какую гостиницу? Ночь на дворе. Останусь-ка я здесь. Он мне ещё что-нибудь расскажет... диссидентское! Меня снова стал разбирать смех. Или про Здание. Кстати! - Что это было за Здание?- спросил я, справившись, наконец, со смехом. - Здание?- переспросил он. Он несколько смешался. - Не знаю. - Неправда,- сказал я с улыбкой. - Что?- сказал он, как будто не веря своим ушам. - Неправда,- сказал я.- Об этом даже в газетах было написано. - Ах, в газетах,- сказал он с явным облегчением.- Да, было. - И что? - Да, ничего, ерунда всякая. Неизвестно даже, существовало ли оно вообще. - Понятно,- сказал я.- Вы обо всём так говорите. - Почему же обо всём...- не согласился он. - И всё-таки, что это за Здание? - Я же говорю. Легенда. Консистория едва не объявила ему войну. Консистория,- он поморщился.- По-моему, это был самый яркий признак её разложения. -
Я остался один.
Глава седьмая
ветер гонит обрывки их писем по коридорам холодных стен ночных улиц, они как снег, они как крылышки мёртвых уже бабочек. Это свойство бумаги вспыхивать от объятий огня. Те, кто жгут письма на тёмных кухнях чужих квартир, где за стенами кто-то, всегда кто-то
И что теперь делать? Куда идти? Я прошёлся вдоль дома. Вернулся к подъезду. Прошёлся снова. Так, только спокойно. В гостиницу. Поздно - ни одна справочная уже не работает. Не так уж и поздно, просто темно. Темнеет рано. Позвонить. Позвонить и спросить, как добраться до гостиницы. Я отдохнул, доберусь. Или взять такси. По-дурацки получилось, но ничего. Поздно уже, конечно. Но ничего, не останусь же я ночевать на улице. Я остановился. От подъезда отделились две чёрные фигуры. Сердце сильно забилось. Идут ко мне. Я медленно попятился. Идут ко мне! Я развернулся и бросился бежать. Я оглянулся. Они догоняли меня. Я побежал. Не разбирая дороги, мимо окон, подъездов, стен, водосточных труб, изгородей, скамеек, деревьев, мусорных баков... Я выбежал на улицу. На остановке стоял автобус, уже до отказа набитый, но я успел в долю секунды ввинтиться в него, людская масса сомкнулась за моей спиной. Кто-то ругнулся. Дверцы с шумом захлопнулись. Я перевёл дыхание. Автобус задрожал, как будто раздумывая, стоит ли возиться с эдакой прорвой народа, и не проще ли сломаться и вывалить их обратно на остановку, пыхнул, поднатужился и тяжело покатил. Толпа расслабилась. "Вы не выходите на следующей?" Я пробрался в середину салона. Сильно тряхнуло. "Извините". "Ничего, ничего". Я стал осматриваться. И вдруг... Нет, невозможно! Я увидел своих преследователей. Сначала первого - он терпеливо и сосредоточенно пробивался ко мне сквозь толпу по салону. Теперь я мог рассмотреть его - белесые волосы, узкое, серое при этом свете лицо, тонкие губы, стоячий воротник, торчащий из-под пальто. Повернув голову, я увидел второго - рыжеволосый и некрасивый. Он перекрыл мне путь к бегству. Они становились всё ближе. Но как, великий Боже, они успели! Записная книжка. Записная книжка. Там, в заднем кармане брюк. Достать её. Так. Теперь зажигалку. Быстрее. Не уронить Я щёлкнул зажигалкой. Там, внизу, язычок пламени лизнул влажноватую бумагу. Обожгло пальцы. Я едва не вскрикнул. Я уронил книжку и наступил на неё ногой. Уже совсем близко... Дым. - Пожар!!! Мелькнуло и тут же исчезло, утонуло растерянное лицо моего преследователя. Толпа забилась в панике. Женщины визжали. Заколотили по стёклам. "Я видел, это сделали вы!" Водитель ударил по тормозам, автобус швырнуло. Кто-то орал мне в ухо: "Зачем вы это сделали?!" Дверцы открылись. Меня понесло потоком. Я спрыгнул на тротуар. Бежать! Я побежал. По набережной мимо фонарей, неоновых вывесок, мимо освещённого голубыми огнями моста... Берег резко ушёл влево. Улица. Другая улица. Переулок. Длинные, тёмные здания, ни единого фонаря. Я не мог бежать больше, ноги подкашивались. В груди билась боль, я дышал, широко открыв рот. Они ищут меня, через минуту? Они будут здесь. Нельзя останавливаться. Я оглянулся. Издалека доносился приглушённый гул ночной улицы. В темноте пахло сыростью. Окон нигде не было. Я закашлялся, и почти немедленно во тьме вспыхнула полоска жёлтого электричества. Я вжался в стену, задыхаясь от беззвучного кашля. Дверь открылась шире. Из неё вышла женщина. Она остановилась и стала внимательно вглядываться в темноту. Сейчас она заметит меня. Я вышел на свет. - Мадам... Она резко повернулась ко мне. - Мадам,- сказал я.- За мной гонятся. Помогите...- я никак не мог справиться с голосом. Она молчала. - Я умираю, мадам! Помогите. Она медленно кивнула. - Я могу войти? Сюда? Она снова кивнула. - О!..- я не мог говорить Я вошёл в дверь, чуть не плача от усталости и облегчения. Передо мной был длинный, узкий коридор с множеством дверей. В первый миг я зажмурился от яркого света. Горели лампы. - Ваша комната номер триста двадцать шесть. Я обернулся. - Идите же,- сказала она. Она закрывала дверь на засов. - Да, конечно... Я пошёл по коридору. Я шёл. Мимо проплывали номера дверей, чёрные на белых табличках: 271, 273, 275, 276, 278........ Я шёл не останавливаясь. .......................326. Я остановился. - Триста двадцать шесть,- вслух сказал я. Я осторожно отворил дверь. Можно? Пустая комната, похожая на келью. Кровать, тумбочка. Окна не было. По верхнему краю стен змеилась лампа ртутного света, очерчивая потолок с трёх сторон. Было светло и зябко. На сетке кровати лежал неопрятного вида матрас. Я повалился на него. Кровать капризно скрипнула. Я закрыл глаза. Скоро я уже спал.
Проснулся я оттого, что кто-то резко тряс меня за плечо. - Вставай. Я открыл глаза. Поднял голову. Комната была пуста. Тот, кто разбудил меня, уже ушёл. Я посмотрел на дверь. Замка на ней не было. Ни шпингалета, ни крючка - ничего. Я лежал, силясь сообразить, где я нахожусь, и что сейчас, утро или вечер. Кто и зачем меня разбудил? Я насквозь продрог. Тело тихонько ныло. Наконец, стряхнув сонное оцепенение, я поднялся с кровати и вышел в коридор. Из своей комнаты...
Глава восьмая
номера дверей казённых приютов переменчивы как звуки чужих голосов, они не зовут остаться или уйти; кто придёт сюда после нас? Они всегда остаются пусты, мы всегда остаёмся
По коридору шли люди. Они выходили, каждый из своей двери, выключая в комнатах свет. Двери хлопали, скрипели или закрывались бесшумно, со всех сторон слышалось шарканье ног, покашливание, негромкие голоса. Я направился туда же, куда шли все. Те, кто пришли раньше, уже стояли в очереди у закрытого окошка раздачи. Очередь тянулась вдоль стены холла, заставленного столами и стульями. Кто-то занимал место за столом. Я встал за крайним; те, кто подходили, вставали за мной дальше. Никто не шумел Окошко открылось, очередь затопталась и пошла быстро. На завтрак был кипяток, два куска плотного серого хлеба и миска каши, которую все торопливо хватали горячей, рассчитывая на добавку. Мне добавки не досталось - слишком медленно ел. Голоса сделались оживлённее. После завтрака все вышли на улицу. Я вышел вместе со всеми. Было ветрено и темно. Многие закурили. Мы вышли к реке. От чёрной воды тянуло холодом. Стало тоскливо. Разговоры один за другим гасли. Все притихли. Следующие два часа мы перетаскивали тяжёлые мешки с катера в пакгауз. Я был новичок и старался не отставать от других. Наконец, разрешили перекурить. У меня не было сигарет, и я бродил в одиночестве. Стало совсем тоскливо. Кто-то заметил меня и предложил мне свою пачку. Я был почти растроган. Работа пошла веселее. Перекуривали раз в два часа по пятнадцать минут. Я ждал, когда будет обед. После обеда снова работали. Когда я вернулся в свою комнату, на матрасе лежала подушка, наволочка, две простыни и шерстяное одеяло, пахнущее псиной. Рядом на тумбочке лежали две пачки сигарет, спички и полотенце. Я так устал, что заснул почти сразу же. На другую ночь я уже знал, куда идти. Мы снова таскали мешки. И ещё много ночей. Потом были коробки с консервами. По этому случаю на обед выдали дополнительно по кусочку селёдки. Те, кому достались хвосты, были недовольны и вполголоса возмущались. Кто-то заявил, что любит хвосты. Работали молча. Через ночь курящим выдавали по две пачки сигарет. Некурящим ничего не выдавали, поэтому курили все. Прошло двести ночей. Меня уже давно перестали будить. Я просыпался одним из первых и успевал занять очередь так, что почти всегда получал добавку кашу или картошку, что было. Прошло ещё четыреста ночей. И ещё двести. Я так и не сошёлся ни с кем. Иногда перебрасывался парой-другой фраз. Про меня никто ничего не знал - я не рассказывал. В карты я не играл. Однажды я заболел и четыре ночи не вставал с кровати. Мне приносили еду и какие-то таблетки. Я пил. На пятую ночь ни еды, ни таблеток не принесли. Тогда-то я и пошутил, что меня подняло лечебное голодание. Кажется, это был единственный раз, когда я сказал свою фразу громко, для всех. Над шуткой смеялись. После этого ещё долго, если кто-нибудь болел, о нём спрашивали: "Всё голодает?" Всего было восемьсот восемьдесят шесть ночей. Я знаю это точно. Дело в том, что за ночь я выкуривал девятнадцать сигарет - пачка минус одна сигарета; таким образом, от каждой пачки у меня оставалось по одной сигарете. В итоге я собрал сорок четыре пачки - четыре полных блока плюс четыре пачки,- и ещё шесть сигарет. Итого восемьсот восемьдесят шесть. И все пропали!
В тот вечер я проснулся раньше обычного. Все ещё спали. Одевшись, чтобы больше не возвращаться в комнату, я пошёл к раздаче и, не зная, чем себя занять, стал слоняться по коридору, дожидаясь завтрака. Я подошёл к окну, за которым уже сгущались сумерки. И вдруг я увидел двоих. Они шли со стороны сорок седьмого корпуса, соседнего с нашим,- наш был сорок восьмой. Я почувствовал внезапную слабость в ногах. Они шли сюда. Это были они. Я узнал их. Я дождался, когда они скроются из виду. После чего я быстро отогнул гвозди, державшие раму, рывком оторвал её от крестовины и, выглянув, прислушался. Я выпрыгнул в окно и, пригнувшись, побежал. О сигаретах я даже не вспомнил. Так я и не позавтракал. Правда, вскоре я уже был в ресторане и уплетал за обе щеки. А получилось это довольно странно. Случайно? Я увидел длинную чёрную машину, стоявшую у тротуара. Возле неё никого не было. Почти без всякой надежды я дёрнул на себя дверцу. Она открылась. От неожиданности я растерялся. Думать было некогда - на меня могли обратить внимание. Я нырнул в машину и закрыл за собой дверцу. В машине было темно и просторно. Тонко пахло дорогим одеколоном и кожей. Снаружи за стёклами была улица, освещённые витрины, голоса. Фонари. Я пошевелился. Прислушался. Если удастся переждать здесь... только бы не заметили. Мысли путались. Дверца приоткрылась. Я зажмурился. - Эй, где вы там? Я резко сел. - Вы... кто? Объяснять было бессмысленно, оправдываться - глупо. Оставалось одно атаковать. - Я уже успел уснуть, дожидаясь вас! Где вы были? Он опешил. - Я... только что отошёл, н... - Вы должны были ждать меня здесь,- категорично заявил я. - Виноват,- сказал он. - Вы водитель, так? - Да,- сказал он.- А вы... извините. Ведь вы поэт? - Да, я поэт. И не считаю нужным это скрывать. - Но мне сказали, что вы... будете позже, и я... я не думал... - Вы не думали,- сказал я.- Очень хорошо. О чём ещё вы не думали? - Виноват,- сказал он.- Я немедленно вас доставлю. Он ушёл. Забрался за руль. Где-то там, в машине. Одно из двух - либо я влип, либо спасён. Машина поехала. Я не шевелился. Мимо медленно скользили уличные огни. Проехав три или четыре дома, машина остановилась. Дверцу открыл швейцар. Так я оказался в ресторане. Я заметил, как один кельнер, показывая на меня, шепнул что-то другому. Тот кивнул. "Богема",- услышал я шёпот. Я прошествовал мимо них. Передо мной был зал, сверкавший зеркалами и хрусталём. Меня подвели к столу и указали на единственное свободное место. Остальные места были заняты незнакомыми мне дамами и господами; орудуя вилкой и ножом, они поедали блюда, подносимые кельнерами. Я осторожно присел. В мой бокал налили вино Я отпил. Передо мной появилась тарелка с каким-то аппетитным блюдом. Я принялся за еду. После третьего бокала я почувствовал, что опьянел. Мне сделалось весело. Потом вдруг стало грустно. Я был уже сыт и от нечего делать стал разглядывать тех, с кем сидел за одним столом. Их было человек тридцать или больше. Компания подобралась весьма пёстрая. Я поделился этим наблюдением со своей соседкой справа, очаровательной блондинкой в серебристо-чёрном платье. - Но все из самых высших кругов,- шепнула она. От неё пахло духам. - Из самых высших,- повторила она.- Вон те двое, видите? Знаменитые философы. Я присмотрелся. - Некоторым их идеи кажутся слишком смелыми, но... Тут один из философов, заметив, что другой отвернулся, бросил ему в бокал с вином большого чёрного таракана. - Кажется, они не очень-то любят друг друга,- заметил я. - Да,- вздохнула моя соседка.- Между ними не затихает вражда. - Но почему? - Один из них, кажется, вон тот, что слева, утвеждает, что мы живём в мире, который сами воображаем. А другой - что мы... сейчас... что мы воображаем мир, в котором сами же и живём. Вот. - А это не одно и то же?- осторожно спросил я после некоторого раздумья. Она пожала обнажёнными плечами. - Не знаю. Это слишком сложно для меня. Между тем второй философ, обнаружив в своём бокале таракана, злобно оскалился и, дождавшись, когда первый в свою очередь отвернётся, вылил ему бокал в тарелку с супом. - А вон там, видите? В полном составе Верховная Государственная Коллегия. - А что это такое? - Ну это... я не знаю точно... - А кто из них главный? - Вон тот, с краю. Ему сейчас подливают вино. Пока он не допьёт свой бокал, все остальные будут сидеть с пустыми. - Какой глупый анахронизм. - Что вы! Это одно из новейших правил! Я извинился за своё невежество. Она продолжала перечислять сидевших за столом: игроков, чиновников, актёров, банкиров, проституток, генералов, чьих-то жён и любовниц... У каждого было своё место, и каждому подавали определённый набор блюд в строгом соответствии с какими-то хитроумными правилами, разобраться в которых было, на мой взгляд, не легче, чем угадать в лото. Скоро я перестал слушать. Она всё говорила, рассказывая о каждом. - А почему мошенники сидят рядом с порядочными людьми?- спросил я. Она переспросила. Я повторил. - А где вы видите порядочных людей?- простодушно сказала она.- Разе это не выдумка моралистов? Но их, к счастью, давно уже разоблачили. Это меня позабавило, и я сказал, что весьма рад этому сообщению. Однако по поводу мошенников я остался неумолим. Она призналась, что не понимает, о чём я говорю. Я пытался объяснить. Она растерянно слушала. - По-моему, вы не можете знать этого наверняка,- сказала она.- То, что вы говорите, слишком абстрактно. Я рассмеялся. - И вообще,- сказала она, начиная нервничать.- Какой смысл разбираться во всех этих... материях. - А без этого можно обойтись? - Так ведь всё и так решается само собой. Она мило улыбнулась. - Всегда? Она снова улыбнулась. - Удобная позиция,- сказал я.- Однако это не снимает с человека ответственность за его поступки. Это преступная точка зрения! - Ну вот,- сказала она.- Что вы заладили, преступная да преступная! Ешьте лучше компот. Вам принесли первому, значит, ваша очередь произнести тост. - Тост? Но я не... я не готов! - Это было бы против правил... На меня уже поглядывали. Я смешался. - Что ж, если так... если вам это будет приятно, то... Я поднялся, держа бокал. Все притихли и преисполнились внимания. Я выдержал паузу и произнёс: "Выпьемте за то, чтобы меня не поймали!" И выпил. - Какая прелесть,- услышал я шёпот своей блондинки.- Чудесный тост! Её мнение кажется, никто не разделял. Они уставились на меня так, как будто я произнёс свою реплику матом. Зашушукались. Я опустился на стул, сообразив, что сказал что-то не то. Кто-то тронул меня за плечо. - А? Это был кельнер. Он показал рукой на двери зала. Там стояли двое. Один из них поманил меня пальцем. "Так",- подумал я.- "Всё. Хватит". Я вышел из-за стола и направился к дверям, уже пустым. Я вышел из ресторана. Не говоря ни слова, я занял место в машине. И меня увезли. Глава девятая
комнаты - изнанка улиц, глаза слипаются, лампы ночных коридоров. Они ходят за стенами, и тогда мы слышим шаги, они входят в двери, их голоса. Ночные тропы пустыни, простудный жар электричества комнат, кто отделит одно от другого? Иногда мы признаёмся себе в том, что не знаем, что будет дальше.
Так я и не доел компот.
Меня отвезли в тюрьму. Там мне сказали посидеть в кресле и подождать. Я не задавал вопросов. Потом пришёл какой-то человек и, раскрыв перед собой толстую тетрадь, внёс в неё запись касательно меня. Сделав это, он спросил меня, который час. Я ответил. Он сказал: "Благродарю",- и вышел. Меня отвели в одиночную камеру, в которой однако кто-то уже был. Этот "кто-то" сидел за столом спиной к двери. Обернулся. Ба, старый знакомый! Как и тогда, на нём был шлафрок, только другого цвета - зелёный. - Напрасно радуетесь,- заметил он.- То, что вас поместили вместе со мной, не означает для вас ничего хорошего. - Мне уже всё равно,- сказал я беспечно. - Это почему же?- удивился он. - У мня такое чувство, будто всё это происходит во сне. Он улыбнулся. - Так ведь мы все,- сказал он,- снимся... друг другу. - Да,- сказал я.- Да... - Располагайтесь как дома. Правда, немного тесновато... - Спасибо,- сказал я, усаживаясь на продавленную кровать. Я осмотрелся. Ничего, вполне симпатично. Даже уютно. А главное, тепло. Могло быть и хуже. - А это ничего, что я, в некотором смысле, нездешний? - В каком смысле?- осведомился он. - Ну, что может быть, меня отпустят? Он задумался. - По правде говоря, это ничего не значит,- сказал он, и тут же добавил: Хотя надеяться вы можете на что угодно. Я попрыгал на сетке. - Как ночевать будем? - Это уж не наша забота,- сказал он.- Пусть они думают. - И правда,- согласился я.- Пусть себе думают. А вы нисколько не изменились. Он посмотрел на меня. - Вы тоже. - Правда? - Вам лучше знать,- сказал он.- Чем занимались? - Да так. - Работали? - Пожалуй. - И где же, если не секрет? Я усмехнулся. - В одном секретном заведении. Я не рассказывал вам в прошлый раз? Нет? - Не помню. О чём? - Да ладно. Так, ни о чём. А вы всё это время сидели здесь? - Можно сказать, да. Правда, днём меня отпускают домой, но ночевать я обязан в камере. - Странно. - Да нет,- сказал он.- Почему же. - Я вас не разбудил? - Что вы! Я никогда не сплю по ночам. - Здесь это что, так принято? - Где здесь?- спросил он. - В Городе. - Хм. В некоторой степени, да. То есть это считается обычным. Хотя, конечно, есть люди, который поступают наоборот. Ночью спят, а днём бодрствуют. - Вот и я привык уже. - Дело привычки,- согласился он. - Обстоятельства. Он кивнул. - А вот скажите. - Да? - Почему во всём городе. - Так-так. - На окнах. Ни на одном! Нет. Штор. - Не помню,- сказал он.- А может, не знаю. - Мне это непонятно. - А понимать тут нечего,- сказал он. - Вот!- воскликнул я.- Так вы и в прошлый раз говорили. Помните? - Да, да, помню. А вы опять просидели где-то взаперти? - Угадали,- сказал я.- Так почему же всё-таки? - Что? А, вы о шторах... Кстати, вполне возможно, что штор нет только в одном районе Города. - Только в одном? - Да, только в этом. Где вы, по всей видимости, и находились всё это время. - Я уже признался, что сидел взаперти. - Ну да, да. - А сколько всего районов в Городе? - Никогда не считал,- признался он. - Ну, а примерно? Он задумался. - Что-нибудь... около девяти. - Большой город,- заметил я. - Выходит, что так,- сказал он.- А вот чаем я вас угостить не могу. Увы. - И надолго вас посадили?- полюбопытствовал я. - Дело ещё разбирается,- сказал он.- И поверьте... Он соскользнул со стула и тихонько подкрался к двери. Прислушался. Вернулся обратно. - Закончить разбирательство будет очень непросто. Ну и хитрец! - А меня за что поймали?- спросил я. - Не имею понятия,- сказал он.- А почему вы спрашиваете меня об этом? - Но ведь я оказался здесь, можно сказать, не по своей воле. Случайно. Даже как-то нелепо. Отстал однажды от поезда и... - Случайно?- недоверчиво переспросил он.- Позвольте узнать, куда же вы направлялись? - Не знаю,- сказал я. - Мда. То, что вы ждёте ушедший поезд, это её можно объяснить. Но вот каким образом вы умудрились ехать, не зная, куда вы едете, это уже интересно. Ведь вы, наверное, и билет покупали? - Не помню. Нет, кажется. Так получилось. - И попали сюда. - Хотя ехал... думал, что еду... совсем в другое место. - В сады Гесперид?- он улыбнулся. - Точно! Откуда вы знаете? - И сколько времени вы уже тут? - Ой, много! - И так и не освоились. - Где? - Здесь,- сказал он.- В Городе - В городе... Я не успел его даже толком изучить. Меня слишком рано посадили. - Во-первых, вас никто ещё не посадил. Как вы изволили выразиться. Поверьте мне на слово. - Хорошо, верю. Я буду думать, что мы в отеле. А во-вторых? - А во-вторых,- сказал он.- Мы сами создаём страны, в которых живём. - Значит, страна эта такова, потому что я здесь оказался. - Да,- сказал он. - Это значит всё ставить с ног на голову. - А что в этом плохого? - Шар надули, потому что он лопнул. - Вы утрируете. - А что в этом плохого? - Вы пытаетесь подходить с обычными мерками к явлениям необычным, феноменальным, каковое и представляет собой жизнь. Так поступают многие. И напрасно. - А если я сниму ботинки и лягу, вас это не будет шокировать? - Ложитесь, конечно,- сказал он.- Вы, должно быть, устали? - Да. И к тому же немножко выпил. - Ну об этом-то я догадался! Я с блаженством вытянулся на одеяле. Положил руку под голову. - Знаете, почему я попал в Город?- сказал я, разглядывая потолок. - Почему? - Потому что сижу теперь с вами. - Лежите,- поправил он.- Повторяю, вас никто ещё не посадил. Это не делается так просто, поверьте же наконец! Но для первого раза неплохо. - А вообще-то,- я подавил зевок.- Вообще-то они думают, что я одного типа, как бы это выразиться... - Пресекли его дни,- подсказал он. - Ну да. Представляете, он сорок лет сидел на одном месте и дожидался. Угадайте, чего? - Не знаю. - Нечто! Он не засмеялся. Я даже повернулся, чтобы проверить. Его лицо было задумчиво. - Я слышал об этом Нечто,- сказал он наконец. - Вот как? И что же это за... Нечто? - Точно не знаю. - Ну, это понятно,- сказал я.- А приблизительно? - Вроде бы, это что-то, что движется в мире, само по себе пребывая в покое. Так, кажется. Или это мир движется... - Понятно,- сказал я.- Нечто вроде... - Ну да. У Зотенберга об этом написано очень немного, буквально одно-единственное упоминание. Конечно, на основании этого нельзя утверждать, что... - Кто это, Зотенберг? - Создатель Универсальной Библиотеки. Говорят, что Библиотека хранится в одном из кабинетов Здания, но найти её невозможно. Другие утверждают, что Библиотека хранится у самого Зотенберга. Есть и иные мнения, но... - Так кто же он такой, этот Зотенберг? - Одни заявляют, что это будто бы сам Дьявол, потому что Библиотека содержит в себе совершенное знание, а знание - грех. Другие доказывают, что он Ангел, потому что зло заключается не в самом знании, а в его ограниченности, и только ограниченное знание ведёт к ошибкам. Библиотека же содержит в себе знание абсолютное, и потому... - Может быть, Нечто - это и есть Библиотека? - Возможно,- сказал он.- Но ведь и это не более чем предположение... - Тот, кто видит Нечто, тут же умирает. А кому нужна Библиотека, которую нельзя прочитать! - Почему нельзя,- удивился он. - А что, можно? - Для того чтобы прочитать бесконечную библиотеку, требуется бесконечное количество времени... - Вот именно! - Жизни для этого не хватит. Только смерть бесконечна. - Разве человек живёт после смерти?- сказал я с сомнением. - Что значит "после"!- возмутился он.- Смерть - это форма существования, когда мгновение равняется вечности. В дверь постучали. - Войдите!- крикнул он. Дверь приоткрылась, и в камеру заглянуло лицо. - На выход. - Это вы мне?- сказал я. - Вам. Выходите,- и исчезло. Я со вздохом поднялся с кровати. Обулся. Заправил рубашку. - Будем прощаться? - Да,- сказал он, поднимаясь. - А я уже было пригрелся... - Что делать,- сказал он грустно. - Прощайте. Он смущённо кивнул. - Свидимся ещё,- сказал я.- Там, где мгновение становится вечностью. Он улыбнулся. И мы расстались. Дверь тяжело захлопнулась. Я стоял, вглядываясь в полумрак коридора. - Пойдёмте,- раздался голос рядом со мной. Кто-то вышел из тени и прошёл мимо. Я последовал за ним. Мы шли по коридору. Запахло туалетом. Он остановился. - Я сюда,- сказал он.- А вы, не хотите? - Да нет пока. - Ну ладно. Тогда... Может быть, сами дойдёте? - А куда идти? - Сейчас объясню,- сказал он.- Идёте прямо по коридору до конца. Поворачиваете направо. И третья дверь с левой стороны. Дойдёте? - Хорошо,- сказал я. Он нырнул в дверь туалета. Я дошёл до конца коридора, повернул направо, досчитал до трёх и, постучавшись, вошёл в кабинет секретаря.