Библиотекарь или как украсть президентское кресло
Шрифт:
Эта феминистка говорила так много, что я уже и не думал, что мне удастся закончить свой рассказ. И всё же мне удалось договорить, и я высказал предположение, что всё происходящее тесно связано с выборами: президентом должен стать Скотт, а не Мёрфи.
— О! Энн Линн Мёрфи?
— Ага.
— Не дай бог.
— Почему?
— Надо, чтобы у нас разразился кризис, настоящий кризис. Скотт окончательно уничтожит нашу экономику, совсем убьёт. Вероятно, сейчас ещё не поздно повернуть всё назад и спасти положение, но если он снова станет президентом, хлоп! карточный домик рухнет, рассыплется. Он назначит в Верховный суд ещё одного
22
Дело, при рассмотрении которого ВС решил, что штаты сами не могут запрещать аборты.
Два года и страна умрёт, у нас начнутся беспорядки на улицах, мародёрство, поджоги, словом, у нас наконец-то случится самая настоящая революция. А Мёрфи может сделать так, что революции не будет.
— Блядь, — опустился я на ступеньки. — Блядь, блядь, блядь.
— Ты чего?
— Сьюзи, они хотят убить меня, ну или изуродовать. Меня приложили электрошоком. Тебя когда-нибудь прикладывали электрошоком? А? Прикладывали?
— Не ори на меня! Был у меня уже один такой, который покричать любил.
— Не ори!
— Я не ору!
— Нет орёшь! Ты всегда орёшь!
— Ты меня терпеть не можешь, да?
— Я могу тебя терпеть. Честно. Но я устал. Я боюсь. Моя рожа висит в Интернете, и я боюсь даже просто выйти отсюда. Меня ищут все копы, все эмвэбэшники, все эти уроды из Министерства внутренней безопасности. Я боюсь, я очень боюсь, Сьюзи.
— Бедный мальчик!
— О да.
— Не переживай, мамочка Сьюзи обо всём позаботится.
Ну, ничего себе! Какая мгновенная смена настроений.
Сьюзи наклонилась и притянула меня к себе, наверное, она думала, что мне станет легче. Я сидел, а она стояла, поэтому я упёрся лицом прямо в её грудь и все мои попытки заговорить были бы просто своеобразным куннилингусом через одежду.
— Не переживай, я с тобой.
И она тихонько раскачивалась из стороны в сторону и перебирала мои волосы.
Вот уже во второй раз меня спасали от верной гибели. Она притащила мне шерстяную шапку, спрятать мои кудри, и щегольскую кожаную куртку. Куртка была мне очень велика, но было бы хуже, если бы она оказалась мала.
Потом она отвезла меня к себе. Я пошёл в душ, Сьюзи снабдила меня гостевой щёткой и гостевой бритвой. Потом она нашла мне огромную футболку и случайно завалявшиеся мужские семейные трусы. Она увильнула от ответа на вопрос, чьи они, что для неё было совсем не характерно, а может быть, просто забыла, чьи именно. Как бы там ни было, она заверила меня, что они стиранные и чистые.
Она заварила чай и заказала какой-то китайской стряпни. И делая все это, она ни на минуту не замолкала, слова вылетали из её рта непрерывным потоком и стремились в стратосферу. Я был в безопасности, только пока ей не надоест играть в дочки-матери.
— Мне нужно изменить внешность.
— Могу выкрасить тебя в блондинка.
— Ну… ну, давай? — не лучший выход, так как по её голове я видел, что из меня получится.
Она запихнула меня в ванну и велела раздеваться. Я замешкался, и она посмотрела на меня так, словно бы хотела сказать: «Ну чего я там не видела, а?» Я продолжал медлить. «Я — взрослая женщина, я могу родить ребёнка, я могу отсосать так, что полная свинья превратится в милейшего поросёночка. Хватит смущаться». Я сдался, залез в душ и намочил волосы. Она выдала мне какую-то смесь.
— Я сама ею пользуюсь, — пустилась она в объяснения, сопровождавшиеся этим её вечным подхрюкиванием, впрочем, сейчас в нём было гораздо больше милого хихиканья, чем обычно, и всё же она по-прежнему ужасно напоминала Гуффи. — Я ведь не настоящая блондинка.
Я намазался, натянул шапочку для душа, и мы отправились есть креветки му-шу в виноградных листьях, обмакивая их в соус карри из кокосового молока. Она ела с охотой, а когда облизывала губы и пальцы, смотрела на меня. Но я совершенно не понимал, как может нравиться мужчина, сидящий в полотенце, в непонятной шапочке на голове, к тому же с розоватым, не смытым мылом на шее.
Когда мы закончили, я был блондином. Я высушил волосы и причесался. Но это по-прежнему был я.
— Тебе надо постричься.
— Я боюсь выходить на улицу.
— Давай я тебя постригу. У меня и ножницы есть, и машинка.
Ножницы щёлкали у меня над головой, волосы волнами ложились на пол, а Сьюзи всё разговаривала и разговаривала. Она говорила не переставая. О том, как ей больно, о том, что первый муж был жуликом, второй ей изменял, а на третьего она никогда не могла положиться. Секс был хорош с неверным; нормальным с нечестным и ужасным, но своеобразным с ненадёжным. Да, говорила она, у меня проблемы с отцом, что это он виноват, что никто не может понять, как ей нужна забота и внимание. Она сказала, что Скотт напоминает ей отца, и она будет рада, если мы так или иначе помешаем ему стать президентом. Машинку она держит для себя, и в настоящее время она гладко выбрита — любо-дорого посмотреть.
— У тебя есть компьютер?
— Да, — и она взяла в руки машинку и начала брить меня сзади. Я превратился в элегантно подстриженного блондина. Сьюзи запустила пальцы в мою шевелюру и томно пропела: «Содействие и пособничество укрывающемуся от правосудия». Потом взяла расческу и защёлкала машинкой — длина моих волос сократилась до дюйма. Тут Сьюзи прижалась ко мне и поинтересовалась, как у меня обстоят дела на личном фронте.
— Я должен вылезти в сеть и найти этот секрет, пока меня за него не услали в места не столь отдалённые за… — я не смог сказать «за совокупление с животными», — словом, пока меня не услали или пока меня не подстрелил какой-нибудь придурок полицейский.
Я говорил как самый настоящий психопат.
Она расчёсывала, резала и жужжала, и я видел, как постепенно у меня меняется лицо, оно становилось всё более и более волевым, глаза стали казаться яркими и очень внимательными, правда, последнее могло быть следствием усталости или страха.
Она закончила, и я влез обратно в душ смыть волоски. Сьюзи не сводила с меня глаза, а я… я просто не хотел. Интересно, почему? Только из-за того, что она была такой впечатлительной? Только из-за того, что… из-за того, что я был влюблён в другую женщину? В замужнюю женщину? Из-за того, что я не хотел быть неверным Ниоб?