Библия и меч. Англия и Палестина от бронзового века до Бальфура

Такман Барбара

Наполеон III вывел войска в 1861 г., но престиж, который приобрела Франция, придя на помощь христианской общине, позволил французам создать оплот в Сирии, который продержался вплоть до нынешних Французских мандатов [91] . Тем временем Наполеон III не отказался от своей мечты. Он нанял Джиффрида Полгрейва, английского иезуита-миссионера и исследователя, обосновавшегося в Сирии и приобретшего известность благодаря отчетам очевидца о резне в Дамаске, и в 1861–1862 гг. тот путешествовал по Аравии и посылал в Париж доклады о настроениях среди арабов и их отношении к Франции¹⁷. Ничего это не дало. Но пока Наполеона III занимала другая и более древняя мечта его предшественников. В 1866 г. он добился согласия султана прорыть канал, который соединил бы Средиземное море с Красным. К 1869 г. Фердинанд де Лессепс одержал победу, Суэцкий канал стал реальностью. 17 ноября 1869 г. императорская яхта с императрицей

Евгенией на борту возглавила череду кораблей, прошедших через его шлюзы. Это был последний звездный час Второй империи. Через полтора года разразилась Франко-прусская война; Наполеон III был сокрушен Бисмарком, новым завоевателем, и началась новая эра экспансии Германии.

91

Данная книга опубликована в 1956 г., а писалась, вероятно, еще раньше, поэтому ее материалы несколько устарели. Французский мандат в Сирии и Ливане, утвержденный Лигой Наций в 1923 г., действовал до 1943 г., французские войска оставались там до 1946 г., когда эти страны обрели независимость и вошли в состав ООН.

А тем временем Канал стал свершившимся фактом. Британия давно этого страшилась и давно этому противилась. Канал всегда был символом амбиций Франции на Востоке, начиная с Людовика XIV и до Наполеона III, и даже после, когда Франция попыталась реализовать их через своего протеже Мухаммеда Али-пашу, рассчитывая создать Суэцкий маршрут к Красному морю, который связывал каналы и железную дрогу. Рассматривая этот проект как прикрытие для оккупации Францией Египта, Британия попыталась создать альтернативный маршрут: по Евфрату и железной дороге. Невзирая на многократные эксперименты, проект оказался непрактичным. Но Палмерстон был твердо убежден, что что угодно будет лучше Канала; он опасался, что Суэцкий канал станет источником нового соперничества на Ближнем Востоке и сделает Восточный вопрос еще боле неразрешимым. «Должен сказать вам откровенно, — сказал он де Лесспесу, — что мы страшимся потерять наше коммерческое и морское превосходство, поскольку этот канал поставил остальные страны в равные с нами условия»¹⁸.

Уже почти казалось, что старик будет премьер-министром вечно, но, наконец, он умер в 1865 г. Его смерть расчистила дорогу для новых людей и идей. Приблизительно десять лет спустя его место занял автор «Танкреда». «Мистер Дизраэли, — с удовольствием открыла для себя королева, — имеет очень обширные идеи и весьма возвышенные воззрения относительно того, какое место должна занимать наша страна»¹⁹. В Суэцком канале мистер Дизраэли видел путь Британии на Восток и твердо решил, что Британия должна его контролировать. Жестом столь храбрым, столь индивидуальным, что едва ли можно себе представить, чтобы он пришел в голову другому государственному деятелю того времени, он всего за несколько дней купил Суэцкий канал.

«Жажда величия Англии, — сказал после смерти Дизраэли лорд Солсбери, — была страстью его жизни»²⁰. Как «Алрой» был его идеальным устремлением, так и Англия была его идеальным Израилем. Удивительно, но, приобретя для Англии Суэцкий канал, он подтолкнул державу-посредницу на путь, который открыл Палестину для истинного Израиля.

Ситуация сложилась внезапно. Хедива Исмаила, внука Мухаммеда Али-паши, постигло банкротство. Агенты доносили слухи, что его доля акций Суэцкого канала может быть выставлена на продажу и что французы уже ведут переговоры. Пришедшая на адрес министерства иностранных дел телеграмма подтвердила, что хедив собирается продавать акции, цена на которые была назначена в 4 миллиона фунтов. Дизраэли отобедал с Ротшильдом. Потом созвал кабинет министров. Его личный секретарь Монтегю Корри ждал под дверью условленного сигнала. Когда Дизраэли высунулся и сказал «да», Корри бегом побежал в Нью-Корт сказать Ротшильду, что премьер-министру нужно 4 миллиона фунтов — «завтра».

Согласно рассказу Корри, Ротшильд помолчал, съел виноградину и спросил:

«— Какое обеспечение?

— Британское правительство.

— Получите»²¹.

На следующий день у Дизраэли уже было письмо, подтверждающее заем в 1 миллион фунтов, который будет выдан 1 декабря, то есть менее чем через неделю, а остальное — на протяжении декабря и января, при этом банкир получал 2,5 процента комиссионных и пять процентов с суммы до тех пор, пока аванс не будет возвращен. Королева была в «экстазе», «Таймс» была «потрясена», страна в целом — за исключением мистера Гладстона — полна энтузиазма. «Дядюшка Леопольд», король Бельгии, поздравлял Викторию с «величайшим событием современной политики», а ее дочь, кронпринцесса Германии, написала в письме, приложенном к письму будущего кайзера Вильгельма II, тогда шестнадцати лет: «Дорогая мама, должна черкнуть тебе строчку, потому что знаю, как ты радуешься тому, что Англия купила Суэцкий канал. Какое счастье! Вилли»²².

Собрался парламент и, заслушав речь Дизраэли в защиту покупки Суэцкого канала как важнейшего звена в цепи опорных пунктов вдоль

пути в Индию, единогласно проголосовал за ассигнование 4 миллионов фунтов. Отныне окрестностям Канала «от Нила до Евфрата» предстояло стать областью повышенного внимания Британии. Более чем когда-либо важно стало удерживать османские врата от любых посягательств извне, если только Англия не будет готова сама оккупировать регион от Нила до Евфрата. Последнее — в силу нежелания оскорблять Францию и ввиду интересов Франции в Сирии и Египте, а также ввиду антиимериализма либералов дома — было пока непрактично. Единственным выходом оставалось поддерживать «больного человека Европы» и не подпускать к нему Россию.

Но с севера уже громыхали громы. Болгарское восстание 1875 г. против деспотизма Турции подействовало на Россию как звон колокольчика, от которого течет слюна у собаки. Оно вновь «все воспламенило, — писал Дизраэли, — и я искренне надеюсь, что Восточный вопрос, терзавший Европу на протяжении полувека, [вновь поднял голову]… на мою долю выпадет столкнуться с ним и — рискну ли сказать? — его уладить»²³. «Почетный мир», который он с такой помпой привез из Берлина, стал результатом этого «столкновения». Но «уладить» Восточный вопрос было не по силам даже Дизраэли, — похоже, не по силам кому-либо, поскольку он терзает мир и сегодня. Однако одним из результатов стало приобретение Кипра в 150 милях от побережья Палестины как уплаты за британские гарантии турецким доминионам в Азии. Русско-турецкая война 1877 г. предоставила шанс потребовать обещанное, но, исходя из полезного принципа по возможности обходить все балканские войны молчанием, давайте перейдем прямо к ее итогам. Турция была разгромлена, Россия оккупировала ее западные провинции, и европейские державы созвали конгресс, чтобы ограничить размах завоеваний России.

Почему на сей раз Британия не сражалась на стороне Турции, как это было прежде? Во-первых, она едва-едва не вступила в войну. Руссофобия достигла высшего своего пика. Королева говорила, что при мысли о том, что русские войдут в Константинополь, она «совсем больна от тревоги», и выразила «великое изумление и крайнюю досаду и опасение и должна торжественно повторить, что если мы допустим такое, Англия перестанет существовать как великая держава!»²⁴.

Мюзик-холлы вторили ей припевом:

«Мы не хотим воевать, но, поверь, Дизраэли, патриотизмом клянусь, если начнем — У нас есть корабли, у нас есть пушки, И деньги у нас тоже есть — России не видать Константинополя!»²⁵.

«Ура-патриоты» Дизраэли ратовали за войну. Но мнения в кабинете министров разделились, да и в стране тоже, поскольку на сей раз бушевала и туркофобия тоже.

Зверства турок в Болгарии настолько возмутили общественное мнение, по крайней мере ту его часть, которую представляли либералы, что открыто заключить альянс с Турцией стало невозможно. Кто мог устоять перед громоподобными тирадами мистера Гладстона в самом упоенном его памфлете «О болгарских ужасах»? «Турок, — метал он громы и молнии, — величайший античеловек рода человеческого», который марает Европу своими «сатанинскими оргиями, своими звериными страстями, своим грубым и неумелым правлением». Политика правительства по сохранению турецкого владычества попросту означала «иммунитет для безграничного варварства Порты, ее неудержимой и звериной похоти», сохранение «дьявольского злоупотребления» властью, «омерзительную тиранию» людей, «закоснелых во грехе». Пусть все это уйдет в прошлое. Пусть турки уйдут из Европы со «своими бимбаши и своими избаши, своими паши и каймаками [92] , — все до единого, со всем своим скарбом, пусть уйдут из провинции, которую разорили и осквернили». Не было в европейских тюрьмах уголовника или каннибала на островах южных морей, кто не вскипел бы от возмущения при перечислении турецких преступлений. Турок следует изгнать с земли, которую они оставили «залитой кровью и от крови смердящей», ибо ничто больше не снизит накала «возмущения содрогнувшегося мира».

92

Единица территориального деления Османской империи.

По всей очевидности, этот злодей-турок, при мысли о котором бросало в дрожь каннибалов, был совсем не подходящим союзником. Тем не менее, когда российский флот подошел к Константинополю, Дизраэли сумел в достаточной степени преодолеть сопротивление в кабинете министров, чтобы послать в Босфор британский флот, вывести индийские подкрепления до Мальты и призвать резервистов. На одной иллюстрации в журнале «Панч» он стоит вместе с Британией на краю пропасти с ярлычком «Война» и уговаривает ее сделать «ну еще шажочек»²⁶. Соглашаясь с «Панчем», лорд Дерби подал в отставку, позволив Дизраэли, наконец, назначить министра иностранных дел в своем духе: своего будущего преемника на посту премьер-министра, лорда Солсбери.