Бич небесный
Шрифт:
Алекс хмыкнул. Он снова выглянул в окно. Рассвет начинал становиться впечатляющим. Техасские Высокие равнины – от природы довольно унылая местность, но природа упаковала вещички и смылась еще некоторое время назад. И та дрянь, что росла на обочине дороги, казалась весьма довольной этим обстоятельством. Они проезжали километр за километром мимо высоких, но пояс, зарослей сорняков с крепкими коричневато-оливковыми стеблями и неприятными маленькими соцветиями ядовитого химически-желтого цвета. Совсем не тот оттенок, какой предпочтителен у цветов; ничего привлекательного или приятного. Такой цвет можно ожидать увидеть на свалке токсичных отходов или в местности, обработанной ипритом.
За заросшей цветами обочиной тянулась полуразвалившаяся
Они миновали длинную утреннюю тень обезглавленной нефтяной вышки, рядом с которой стояло полдюжины проржавевших цистерн для западно-техасской неочищенной нефти – субстанции, ныне исчезнувшей с лица земли наряду с гагарками и многими другими птицами. Где-то глубоко в каменистой плоти земли тихо ржавела невидимая громада многотонной бурильной трубы, недоступная глазам людей, но тем не менее зримая для геологических эпох – отломанный и разлагающийся хоботок прихлопнутого чудовищного комара, порожденного парниковым эффектом.
Здесь и там вдоль шоссе маячили заброшенные ветряные мельницы с торчащими в пустоту конусообразными жестяными крыльями. Их расколотые пустые бетонные резервуары давно засыпаны пылью, а водоносные горизонты выкачаны до сухого песчаника… Они высосали из этой земли всю воду и оставили в ней свои механические вампирские зубы, словно оторванные жвала клеща…
Из этого места выжали все, что только можно было продать на рынке, а потом забросили его. Но затем сюда пришли парниковые ливни. Можно с уверенностью утверждать, что до этого здешняя растительность не имела представления о милости дождя. Эти растения, по сути, были ничем не лучше людей – просто другой биологический вид, столь же безобразный, злобный, жадный, рожденный для страдания и мало чего ожидающий от жизни… Но дожди все равно пришли к ним. Теперь техасские Высокие равнины были перенасыщены дождем, а также густым теплым углеродистым воздухом, и все это под пылающим парниковым солнцем. Это была страна Оз для кактусов. Аркадия для мескитовых деревьев. Любой подлый сорняк, умевший издавать зловоние, колоться или царапаться, хвалился своими умениями, словно захолустный техасский нувориш своей нефтяной скважиной.
Хуанита снова включила проигрыватель.
– Может, ты лучше завяжешь с этой тайской дребеденью?
– А что бы ты хотел, чтобы я поставила?
– Что-нибудь не столь неуместное. Какую-нибудь, не знаю… безумно грустную скрипичную музыку. Флейты из кедра и костяные свистульки. Когда я слышу эту тропическую тарабарщину здесь, в этих диких дебрях, мне начинает казаться, что я схожу с ума.
– Алекс, ты ничего не знаешь о том, как здесь выживать. Здесь необходимо иметь достаточно воображения, чтобы представлять, что ты находишься где-то еще, иначе эти равнины по-настоящему достанут тебя.
Она рассмеялась.
– Ничего, братец, ты еще научишься «смотреть вдаль»! В этих краях для этого достаточно просто ускакать к горизонту и питаться собственноручно убитыми кроликами, пока не помрешь… Слушай, хочешь прокатиться по-настоящему?
– Что?
Хуанита повысила голос.
– «Чарли»!
– Слушаю, Хуанита, – ответила машина. Алекс был удивлен.
– Эй, Джейни, почему эта машина называет тебя Хуанитой?
– Не важно. Долго объяснять. Она сжала его плечо.
– Ты хорошо пристегнулся? Как ты вообще, готов? Тебя не укачивает, ничего такого?
Алекс похлопал по автоматически регулируемому сиденью рядом с собой.
– Только не на таком реактивном сиденье! Скорее уж меня укачает на диване в гостиной.
– Ну ладно, тогда ты сейчас поймешь, зачем здесь установили такие сиденья.
Хуанита подняла с колен бумажный пакет, увидела, что гранолы в нем больше не осталось, аккуратно сложила его и засунула за пояс своих хлопчатобумажных шортов.
– «Чарли», покажи карту местности.
Автомобиль высунул из приборной панели гибкий язык
– «Чарли», видишь этот пригорок?
– Две тысячи триста двенадцать метров к северу, – ответила машина, высвечивая вершину пригорка оранжевым.
– «Чарли», поезжай туда – быстро.
Машина замедлила ход и свернула к обочине дороги, нацеливаясь носом на избранный пригорок.
– Держись крепче, – сказала Хуанита. И тут машина прыгнула в воздух.
Высоко подскакивая, она на первом же десятке метров набрала скорость и понеслась над верхушками мескитовых зарослей. Ее движение представляло собой серию диких сжатий и скачков, сопровождаемых шипением пневматики; это было похоже на то, как если бы ее несли через воздух реактивные выхлопы. Алекс чувствовал, как смарт-ячейки сиденья постоянно контролируют положение его тела, бугрясь под ним, словно мышцы бегущего животного.
– Только взгляни на эти колеса! – ликующе крикнула Хуанита, показывая пальцем. – Посмотри, они ведь не катятся. Черт возьми, это даже и не колеса! Эти спицы на самом деле – поршни с компьютерным управлением. Похоже на судно на воздушной подушке, правда?
Алекс тупо кивнул.
– Это парение осуществляется за счет компьютерного управления. Та большая силовая труба, что проходит через машину, – это не мотор. Это датчики и цепи, которые не позволяют нам врезаться в препятствия, когда мы прыгаем!
Хуанита зашлась хриплым смехом.
– Ну разве не круто? Благослови бог военных!
Они пронеслись над последними зарослями кустарника, и машина безошибочно взмыла вверх по растрескавшемуся склону холма, едва поднимая пыль своими поршнями. Отметив сверхъестественную гладкость их поездки, Алекс понял, что автомобиль ни разу не споткнулся и не поскользнулся на своем пути. Программируемые панели, которыми заканчивалась каждая спица, контактировали с землей изящными и осторожными прикосновениями. После этого поршни устанавливались тверже и отдавали усилие вверх, на алмазную ось, толкая машину в воздух непрерывным, почти бесшумным отчетливым стаккато, более быстрым, чем мог бы уследить любой человеческий глаз или ухо. Это было все равно что ехать на спине жидкого гепарда.
На гребне холма автомобиль остановился – мягко, словно попал в лужу дегтя.
– Пора размяться, – провозгласила Хуанита.
Ее ореховые глаза сияли от удовольствия. Она спустила матерчатый верх, и через притихшую машину пронесся утренний ветерок.
– Давай выйдем.
– У меня нет обуви, – сообразил Алекс.
– А, черт, совсем забыла… Ну ладно.
Она сунула ноги в незашнурованные охотничьи ботинки, открыла дверцу и вышла наружу одна. Весело встряхнувшись, она произвела серию потягиваний, нечто вроде комплекса упражнений ритмической гимнастики, и затем принялась всматриваться в ландшафт, подняв руку к глазам, словно какая-нибудь второразрядная Сакагавея. [21] По мнению Алекса, вид, открывавшийся с вершины холма, был гнетуще однообразным – заросли мескита и кедра, редкие кустики кожистой травы и в отдалении три убогих низких холмика. Вся эта равнина представляла собой дно древнего моря, плоское, как днище плавательного бассейна, из которого спустили воду. Холмики же были глыбами известняка, которые, в отличие от остального ландшафта, разрушились еще не до конца.
21
Сакагавея (ок. 1787 – ок. 1812?) – индианка из племени шошонов, проводница экспедиции Льюиса и Кларка к Тихому океану (1804–1806). Ее имя, овеянное романтическим ореолом, вошло в легенды.