Бикфордов мир
Шрифт:
Мика, хоть и стоял на табурете, был ниже Обитателя. Он с интересом заглядывал вниз.
– А что это, дедушка? – спросил он, показывая пальцем на пелену облаков, из-за которых Родина была не видна.
Дедушка вздохнул.
– Это от погодных условий зависит. Иногда погода хорошая, и тогда можно без труда все рассмотреть. Я уже людей видел несколько раз. А иногда вот так… тучи, облака. Там, внизу, может, снег идет сейчас, метель. А у нас солнце.
– А почему, дедушка?
– А потому, Мика, что мы очень высоко. И нам погодные условия, в общем-то, не страшны.
– Деда! – прозвенел голосок мальчика. – А как мы
– Ну… на дирижабле. Сверху такой шар, наполненный горячим воздухом или газом, а это вот – гондола.
– А как им управлять, чтобы правильно лететь?
Дедушка задумался.
– Он сейчас по ветру летит, – начал объяснять он. – Куда ветер дует, туда и летит. А первое время у него мотор работал, и поэтому можно было лететь против ветра.
– А почему сейчас мотор не работает? И как его починить?
– Я не знаю, почему мотор не работает, а починить мы его не сможем потому, что, во-первых, до него не добраться, а во-вторых, я в моторах не разбираюсь. Вот если бы я хорошо в школе учился… Но тогда в школах и учить было некому…
Замолчав, Обитатель ощутил приступ одышки. Давно он так долго не говорил и теперь уже чувствовал, что нуждается в отдыхе.
– Знаешь, Мика, дедушка устал. Давай немного помолчим.
– Давай, – охотно согласился мальчик.
Обитатель улыбнулся – мальчуган был сговорчивым и послушным, а к тому же искренне любознательным, и все это вселяло надежды на то, что Обитателю удастся воспитать себе достойную смену. Обитатель поблагодарил в душе заботливых соратников и пожелал им доброго здоровья, долгих лет жизни и огромной народной любви. С непривычки першило в горле, но он не обращал на это внимания и с удовольствием смотрел, как мальчик серьезно обследует деревянные стенки гондолы.
25
На верху горы военный порядок лесополос и просек ломался. Деревья, словно им дали команду «вольно», расслабились, расступились, потеряли в росте, и теперь кедры более походили на елочки. А еще дальше, где земля круче уходила в гору, деревья росли совсем худосочные, слабые, готовые поклониться самому легкому ветерку.
К счастью для Харитонова, ветра в тот день не было. И без ветра ему было нелегко подниматься вверх: иногда, чтобы не соскользнуть и не покатиться назад, он хватался за колючие ветки, и руки его были уже достаточно исцарапаны. Вдобавок к этому они были обморожены, так что особой боли Харитонов не чувствовал. В нем жило только одно стремление – добраться до этого креста, до вершины, а там уже можно передохнуть. Возникла твердая уверенность, что там, за горой, идет совсем другая жизнь, к которой и нужно стремиться, ради которой он и прошел тысячи километров. И вот эта уверенность вела его вверх, толкала в спину и в трудные мгновения удерживала от падения, которое вполне могло оказаться гибельным, и уж тогда весь смысл пройденного Харитоновым пути равнялся бы нулю. Но была уверенность, и был смысл, и смысл был в том, чтобы достичь этой вершины и, спустившись по другой стороне горы, найти то, ради чего на дорогу были потрачены силы и годы. И вот уже крест был виден четко, и его желтый металл, может быть, даже золото, блестел и радовал странника своим блеском, и манил, и звал к себе.
Поднявшись еще выше, Харитонов оказался на вершине отрога той же горы, и здесь он ненадолго остановился. И удивился, увидев, что недалеко от креста выросла верхушка купола с
Идя дальше, Харитонов вышел на едва приметную тропку, и больше не возникало нужды хвататься за ветки деревьев. Местами тропинка переходила в выбитые в камне ступеньки, и подниматься по ним страннику было особенно радостно. Иногда он останавливался, чтобы оглянуться назад, бросить взгляд на пройденный путь, только-только ставший его прошлым. И видел бесконечные полосы снега и леса, уходившие, наверно, и за горизонт, потому что города, из которого они вышли вдвоем, видно не было.
Поднявшись на последнюю ступеньку тропинки, Харитонов оказался на вершине, и перед ним выросли высокие деревянные храмы: три храма, ближний из которых имел на куполе крест, второй – звезду, а третий уходил в небо стрелой громоотвода. Дальше, куда достигал взгляд, росли леса, стояли длинные деревянные постройки с узкими оконницами, а из-за дальнего храма выглядывала краем покатой крыши приземистая избенка, в окошке которой горел неяркий свет.
Туда и пошел Харитонов усталой походкой.
На стук вышел низкорослый худой старик с длинными седыми волосами и бородой, одетый в черную рясу. Его зеленые глаза уставились проницательно на странника.
– Ты, что ли, – вновь пришедший? – спросил он.
Озадаченный Харитонов задумался: а кто же он действительно? Он помнил, кем был до и во время войны. А потом? Потом он стал странником, продолжением бикфордова шнура, который дотащил до этих мест, нервным окончанием этого шнура.
– Да, – кивнул он, – вновь пришедший я.
И сам удивился этому странно звучащему русскому языку, на котором его спросили и на котором он ответил.
– Ну заходи, – старик посторонился, пропуская Харитонова, и закрыл за ним дверь.
Только теперь странник понял, что на этой вершине не было снега и воздух был теплее.
Прошли в довольно просторную горницу с оштукатуренными стенами, на которых висели фотографии, картинки и иконы в жестяных окладах.
– Садись, сын Божий или, может быть, тебя лучше товарищем величать?! – предложил-спросил старик.
– Товарищем… – кивнул Харитонов.
– Ну и как же, товарищ Божий, тебя зовут?
– Василий Харитонов.
– Кушать, небось, хочешь?
– Нет, – ответил Харитонов. – Я уже давно без еды обхожусь.
– Ну, на нет и каши не будет, – старик беззубо улыбнулся. – А помочь мне, старому рабу Божьему, не погнушаешься?
– А что у вас тут? Монастырь? – спросил Харитонов.
– Нет, – ответил старик. – У нас здесь последнее треххрамье. Дальше уже веры нет.
– Какой веры?
– Никакой, – сказал старик. – Ни той, ни этой.
Харитонов сбросил себе под ноги вещмешок и потупил взгляд, чувствуя накопившуюся усталость, груз которой давил на плечи, руки, на все тело.
– Ну, Василий, – прозвучал мягкий елейный голос старика. – Сам я пойду, а ты приляг, отдохни.
Превозмогая усталость, Харитонов поднялся с софы.
– Чего помочь-то? – спросил он.
– Ну, тогда пойдем! – сказал старик и повел Василия на двор.
Сперва подошли к первому увиденному Харитоновым храму. Старик толкнул тяжелые кованые двери – и они открылись.
– Уберем маненько, чтоб к заутрене чисто было, – протянул старик и, вытащив из закутка метлу, передал ее Харитонову.