Билет куда угодно

Найт Дэймон

— Я не смог войти в нормальное пространство в месте назначения. Почему?

— Ты недостаточно долго ждал. Существует значительное несоответствие между временем в гиперпространстве и в нормальном; именно за счет этого путешествие и совершается со скоростью, которая при твоих методах измерения неотличима от бесконечно большой. Выражаясь субъективно, путешествие на Динару займет у тебя много времени.

— Сколько? — вопросил Криш. Путешественник чувствовал себя беспомощным, прикованным к самому центру серой безмерности, будто бабочка на булавке.

— Примерно одну тысячу ваших лет.

Лицо Криша

исказилось, а рот округлился, словно в безмолвном вопле. В глазах у него потемнело. Он спросил:

— А сколько… чтобы обратно в бункер?

— Всего один год, если немедленно начнешь концентрироваться на цели. Если же, как теперь, позволишь себе смещаться, расстояние будет стремительно расти.

— Но у меня воздуха только на двенадцать часов! — возопил Криш. — Я погибну!

Ответа не последовало.

Неимоверным волевым усилием Криш отогнал подступающую истерику. Затем подавил в себе злобу, страх и неуверенность. В конце концов — на то здесь и Образ, чтобы отвечать на вопросы. Криш спросил:

— Что заставляло тебя лгать?

— Я не лгал.

— Ты сказал, — в бешенстве процедил Криш, — что между отправлением и прибытием — ничтожно малый временной интервал. Зачем?

— Для меня он ничтожно мал.

И Криш понял, что Образ не лгал. Значит, виноват он сам. Виноват в том, что не стал выяснять все смыслы и значения той науки, которую преподавал ему Образ. Ведь Образ, вспомнилось Кришу, не жив и не разумен — а значит, и неспособен проявлять инициативу.

Криш припомнил одно из приложений, смысл которого он выяснять не стал — и директору вдруг показалось, что ужасная возможность начала обретать очертания.

Он сказал:

— С самого начала ты описал себя как развлекательно-информационное устройство. Это всяправда о тебе?

— Нет.

— Какова же всяправда?

Образ исправно принялся пересказывать историю создавшей его расы. Криш, сгорая от нетерпения, понял, что задал слишком общий вопрос и собрался было задать более конкретный — но тут важность того, о чем говорил Образ, остановила директора.

Коренные жители этой планеты оказались совершенно чужды людям; их психология в человеческую голову просто не укладывалась. Они не воевали. Ничего не исследовали. Не правили и не эксплуатировали. В характере у них не было ничего даже отдаленно похожего на человеческое любопытство — на эту обезьянью черту, превратившую человечество в то, чем оно стало. И в то же время у них была великая наука. Криш так и не смог толком уяснить, зачем она им понадобилась. Собственно говоря, у них оказались лишь две понятные человеку характерные черты: во-первых, они любили друг друга, свои дома, свою планету; а во-вторых, обладали подлинным чувством юмора.

— Одиннадцать миллионов ваших лет тому назад, — рассказывал Образ, — здесь появились люди. Им понадобился мир моих создателей — и поэтому они убили моих создателей. Моим создателям знакомо было страдание духа и плоти — но они не могли воевать. Агрессия и борьба были для них просто непостижимы. Зато они знали толк в иронии. И прежде, чем погиб последний их них, они сделали нас. Сделали как подарок своим губителям. Мы оказались хорошим подарком. Мы содержим все, что знали они. Мы правдивы. Бессмертны. Мы созданы, чтобы служить.

И не вина наших создателей, — продолжал Образ, — что люди используют знание, которое мы даем, чтобы уничтожать друг друга.

Власть Криша над своим рассудком держалась теперь на какой-то тончайшей нити. Едва слышно он спросил:

— А предвидели твои создатели положение, в котором я оказался?

— Да.

— Есть у меня хоть какой-то выход?

— Да, — ответил образ. — Это и есть последняя шутка моих создателей. Чтобы путешествовать в гиперпространстве, ты должен уподобиться мне. Стать лишь конфигурацией сил и памяти — неживым, неразумным и неспособным скучать. Я могу все устроить, если ты попросишь. Процедура предельно проста — все равно что вырастить один кристалл из другого или выстроить из живых клеток определенную структуру.

У Криша перехватило дыхание. Затем он спросил:

— А я буду… помнить?

— Да. У тебя сохранится личная память как добавление к той, которую я тебе дам. А вот человеческий характер не сохранится: ты не будешь ни агрессивен, ни зол, ни эгоистичен, ни любопытен. Ты станешь устройством для ответов на вопросы.

Разум Криша с негодованием отверг предложение Образа. Но стоило глазам бывшего директора натолкнуться на циферблат воздухопроизводителя — и он сразу понял, каким будет ответ. А затем, словно в пророческом озарении, Криш понял, что произойдет дальше. Он закончит путешествие на Динару. Он будет говорить правду — и правда эта окажется разрушительной.

Он будет преследовать людей — по всей вселенной и до скончания времен. Со временем найдутся и другие неосторожные искатели знания, которые последуют по избранному им пути. Криш принимал предложение — и становился палачом человечества.

Но где и когда люди колебались, решая: стоит ли рискнуть спасением своей расы ради личной выгоды?

Все, подумал Криш, программа ясна.

Око за что?

1

Как-то утром на пути по колесу доктор Вальтер Альварес изменил свой обычный маршрут, спустившись к платформе уровня «С». Как обычно, несколько человек стояли у окна, вглядываясь в необъятную сине-зеленую планету, светившуюся внизу. Одеты они были в одинаковые серые блестящие комбинезоны — одежду со съемными рукавицами и шлемами, которая при необходимости быстро превращалась в скафандр. Носить ее было достаточно неудобно, но ничего не попишешь: согласно протоколам Спутник Исследования и Пропаганды в любую секунду мог подвергнуться атаке.

Ничего примечательного, впрочем, не приключалось с СИИП 3107А, находившемся на орбите седьмой планеты системы звезды спектрального класса G в созвездии Змееносца. Они крутились там уже два с половиной года, и большинство из астронавтов еще даже не ступали на землю.

Там, в окне, она и плыла, сине-зеленая, пышная и сочная — кислородная планета, две трети суши, мягкий климат, почва буквально ломится от минералов и органики.

У Альвареса слюнки потекли при одном взгляде на планету. У него уже началась «колесная лихорадка» — впрочем, она уже овладела всем экипажем. Альварес просто жаждал спуститься туда— к естественной гравитации и естественным недугам.