Билет на Лысую гору
Шрифт:
Багров, смилостивившись, махнул рукой. Искра (Антигон заметил, что она была все же красная, а не зеленая) – по воздуху скользнула к Кактусову и нежно коснулась его уха.
Вольф Кактусов удивленно огляделся и рывком встал. У него в голове не укладывалось, что он, культурный человек средних лет с мягким животиком, ценитель испанской литературы и русских пельменей, мог сидеть на тротуаре на окраине Москвы. Он смутно помнил, что шел куда-то, но куда? зачем?
Весь сегодняшний день смазался в его памяти, казался дробным и расплывчатым. Вместе с недавними
«Надо завтра сходить к врачу и обследоваться! Со здоровьем не шутят! Здоровье дается только один раз! Все остальные разы оно забирается», – сказал себе Кактусов и потрусил к метро.
Мыслил и писал он всегда очень правильно, предсказуемо, стандартными захватанными шаблонами, и именно это было, возможно, причиной того, что в журналах его не любили, и даже лишенный эйдоса Басевич то и дело обскакивал его своим пингвиньим галопом.
Глава 12
Далила Петровна и Герострат Андреич
После появления Эссиорха Улита мгновенно переиграла все планы. Прежде предполагалось, что Мошкин отправится с Натой, Чимоданов – с Улитой, а Мефодий и Даф вместе. Теперь же Эссиорха зацапала себе Улита, Чимоданов же, третий лишний по жизни, и здесь оказался третьим лишним. В результате он увязался с Евгешей и Вихровой. Мефодий и Даф умчались раньше вслед за слинявшим Депресняком.
Адский котик высмотрел из окна мелкую трехглавую моську и отправился с ней разбираться. Бедняга не знал, что одна пасть моськи выдыхает метан, другая – пропан, центральная же выстреливает кинжальной струей огня метров так в десять. Пока Депресняк по ходу дела знакомился с этими ее особенностями и, пикируя сверху, пытался вцепиться когтями в жирный загривок, Мефодию и Дафне ничего не оставалось, кроме как носиться за ним с банальными криками: «Фу! Брысь! Кыш!» Крики эти относились в равной мере как к Депресняку, так и к развоевавшейся моське.
Наконец разбушевавшийся кот был обуздан, а поджигающая все на своем пути моська загнана остывать в пруд. Даф спрятала флейту и прочитала коту длинную нотацию, которую тот выслушал, мурлыча у нее на плече.
– Не скрипи – не заржавел! – сказал ему Мефодий.
– Не груби! Ему же обидно! – возмутилась Даф.
– Ага… Чтобы его обидеть, нужно напоить его вместо молока нитроглицерином, а затем как следует встряхнуть за хвост! – заявил Буслаев.
Возвращаться в гостиницу не имело смысла, и они отправились по проспекту с перспективным названием «Тупиковый», который начинался одним болотом и заканчивался другим. Посредине же располагалась Площадь Демонократии с виселицами и избой-пытальней.
По дороге Даф присматривалась к прохожим, то и дело толкая Мефодия локтем.
– Чего ты молчишь? Спрашивай давай про Лигула! – подзуживала она.
– А ты?
– Мне врать нельзя! У меня перья! – возмутилась Даф.
– А мне можно?
– У тебя перьев нет! И потом я, как твой хранитель, тебе разрешаю, – заявила Даф, испытывая сомнение, имеет ли она такое право.
Мефодий собрался с мыслями и, подойдя к старушонке, торгующей гипофизами в медовой заливке, спросил:
– Простите, бабуля! Вы местная?
Старушонка, ловящая последние лучи вечернего солнца, открыла глаза и заморгала, как сова. Кажется, она была ужасно удивлена, что к ней кто-то подошел.
– Вы местная, бабуля? – повторил Мефодий громче.
Старушонка приветливо заулыбалась пустыми деснами.
– Ась? Не слышу, милок!
Прикинув, что разговор с глухой бабкой может затянуться до бесконечности, Мефодий решил пропустить вводную часть и перейти сразу к делу.
– Я ищу своего друга, горбуна Лигула! – прокричал он.
– Дрыгало? Какое дрыгало?..
– ЛИГУЛА!
– Ась? Ближе подойти, милый! Не слышу я! – снова пропищала старушонка и, горя желанием помочь, вцепилась Мефодию в руку около пульса.
– Лигула! Он хотел сообщить мне свой секрет, не знаете случайно, какой? – прокричал Мефодия прямо ей в ухо.
На этот раз старушонка явно услышала, заулыбалась и, не отпуская руки Мефодия, принялась совать ему под нос стаканчик с гипофизами.
– Все знаю, милый! Все скажу! Дай только до шейки дотронуться! – забормотала она, закатывая глаза.
Даф поспешно схватила Мефа за локоть и оттащила в сторону.
– Нет, ты видела эту глухую тетерю? Ась! Тупая как пробка! Я ей про Лигула, а она на руке виснет! – с негодованием обратился он к Дафне.
– Тупая не тупая, а пока ты орал, она обшарила все твои карманы! Кроме того, она высосала у тебя дней десять жизни, не меньше… Хорошо, что я вовремя отсекла ее! – хладнокровно заметила Дафна.
– Что за чушь? Откуда ты знаешь?
– Видишь ли, когда орешь в уши полуночным ведьмам, неплохо иметь в поле зрения их руки. Цеплялась она тебе за запястье? Пальцы к пульсу тянула? Теперь смотри!
Дафна бесцеремонно закатала Мефодию свитер, и он увидел синие следы пальцев, глубоко отпечатавшиеся на коже.
– Чувствуешь что-нибудь?
– Не-а.
– Само собой. Чистая работа. Ну-ка подвигай!
Мефодий послушно пошевелил пальцами. Они онемели и были как чужие.
– Ладно, не забивай голову… До похорон заживет, до свадьбы расчихается. Десять дней не десять лет. В другой раз будешь умнее, – утешила его Даф.
– Почему ты мне раньше не сказала, что у этой бабки ничего нельзя спрашивать? – возмутился Мефодий, издали грозя старухе кулаком.
Та поспешно, как паук, забивалась в дыру между домами.
– Прости. Я сама не сразу сообразила. И потом спрашивать-то можно было сколько угодно. Нельзя было только, чтобы она тебя хватала, – пояснила Даф.
У Мефодия, потерявшего много энергии, кружилась голова. Заметив это, Даф решила рискнуть цветом своих перьев, а заодно устроить Буслаеву мастер-класс.
– Так и быть! Учись! – сказала она, решительно направляясь наперерез мрачному, маньячного вида детине в кожаном фартуке, который волок куда-то за ногу белую блеющую овечку.