Билет в никуда
Шрифт:
Вилли Шлоссер, вполне довольный собой и оказанным ему приемом, осмотрел комнату и заметил:
– Для такого дела нужен подходящий офис…
– Уже заканчиваем ремонт, скоро въедем. Нужно утвердить документы. Веня перво-наперво попросил снабдить вас «мерседесом».
– Хорошо бы. Только чтобы не числился в угоне. А то ведь в Германии с этим строго.
– Не волнуйтесь, наши машины с чистыми документами, – заверила Инесса.
Беседа была прервана внезапным появлением Галины, которая, в коротком платьице и огромных темных очках, казалась совсем юной и соблазнительной. Бросив соломенную шляпу с широкими полями на диван, она выпалила:
– Инесса, Алла Константиновна
– Когда? – скривила губки Инесса.
– Сейчас. Я специально заехала за тобой.
– А ты-то здесь при чем?
– Ну, так получилось. Собирайся, нам некогда!
Она немного отдышалась и только потом заметила Шлоссера.
– О, какие люди! Словно и не расставались! Вилли, как приятно вас видеть в Москве.
Адвокат понял, что сегодня же Цунами будет знать о его прибытии, стало быть, длительной конспирации не получилось. Раз Галина так близка с Инессой, значит, Цунами держит в руках весь этот бизнес с островами. Опять предстоит двойная игра, ну да Шлоссеру не привыкать к подобным ситуациям! И, поцеловав Галину в щечку, предложил Вене спуститься в ресторан пообедать.
Александр Курганов благодаря прихоти Кишлака поселился в одноместном номере гостиницы «Пекин». Он считался гостем отеля и не платил за проживание. Номер был не из лучших. Узкий, длинный пенал, требующий ремонта. Окно выходило на Садовое кольцо. Виден был вход в Театр сатиры. Мебель стояла старая, тяжелая. Единственной достопримечательностью была бронзовая люстра с матовыми плафонами. Должно быть, висела со дня открытия гостиницы и напоминала вазу с кокосовыми орехами.
Александр, предоставленный сам себе, подолгу валялся на кровати, бил комаров и варил чифир. Ночами его мучила бессонница. А в короткие промежутки сна наваливались миражи тюремного существования. Снилось, что он снова в зоне. Пытается объяснить кому-то ошибку, ведь свое-то отмотал, но его никто не слушает. В холодном поту Александр просыпался, вставал, подходил к раскрытому окну и долго, с тоской смотрел на ночную Москву.
Единственное, о чем он почти не думал, так это о застреленном им турке. Эпизодичность всего происшедшего не оставила в душе никакой зарубки. Иногда специально вспоминал детали убийства, стремясь вызвать в душе какие-то симптомы страдания. Но ничего не получалось. Был турок – и нет турка. Полнейшее безразличие делало убийство не каким-то преступным актом, а скорее неприятной случайностью. «Ну, убил, ну и что?» – спрашивал себя Александр и понимал – ничего. Вокруг образовалась какая-то пустота. Единственными светлыми мгновениями были воспоминания о Терезе Островски. Но и они уходили на задворки сознания, вытесняемые тревожными мыслями о планируемом ограблении банка. Странно, живут себе в маленьком далеком французском городке Мете люди и не представляют, что совсем скоро некоторые из них станут заложниками, а возможно, и мертвецами. Кишлак особенно проявлять милосердие не станет. У него постоянно руки чешутся кого-нибудь взять на мушку. Такие люди с остервенением творят зло до того момента, пока сами не становятся жертвой. Нельзя сказать, что и сам Александр убивался по поводу судьбы будущих заложников. Просто желал, чтобы все побыстрее закончилось и он смог бы эффектно принести и бросить под ноги Терезе сумку с миллионом долларов. Это будет его звездный час. В течение нескольких минут будет наслаждаться собственным поступком. Единственной женщине, достойной миллионов, сделает царский подарок. И пусть даже после этого она позволит ему всего лишь поцеловать руку, разве в этом дело? Его вызов будет соответствовать ее требованиям. А после этого можно и уйти. Хотя, конечно, он все равно когда-нибудь
В дверь постучали, и Александру пришлось вернуться на грешную землю. Он с неохотой встал, так как был уверен, что пришел какой-нибудь посыльный от Кишлака. Но на пороге возник неизвестный мужчина средних лет, спортивный и подтянутый. Курганов вглядывался в его банальное лицо и понемногу вспоминал эти правильные черты, бесстрастные глаза, упрямые губы…
– Моя фамилия – Манукалов, – помог ему пришедший. Александр, ничего не ответив, вернулся на кровать, улегся и, не глядя на следователя, спросил:
– Чего надо?
– Поговорить, – Манукалов закрыл дверь на ключ, сел в единственное кресло и положил черный кейс на колени.
– Мне уже советский суд все рассказал, – вяло ответил Курганов, не представляя себе цели визита этого подонка. «Очевидно, – подумал, – какая-нибудь прихоть Инки. Еще чего доброго извиняться начнет. Объяснять, что тогда иначе поступить не мог». Но даже через столько лет Александр чувствовал в себе закипающую злобу.
– У меня создается впечатление, что судьба сама толкает нас навстречу друг другу. Должно быть, где-то на небесах мы приговорены постоянно встречаться.
– Я свой приговор отмотал, и больше со всякой падлой разговаривать не собираюсь, – отрезал Александр.
– Полегче, полегче, Курганов, – спокойно предложил Александр Сергеевич. – Инесса говорила, что ты излишне издерганный, но нужно научиться держать себя в руках, без этого не проживешь.
– Положим, мне твои советы – до сраки. А то, что Инку, сука, вынудил выйти за тебя замуж, так твое счастье, козел, что Витька в могиле лежит. А не то он бы так размазал по стенке, как дерьмо в сарае!
Манукалов держался прекрасно. И бровью не повел, услышав оскорбления. С достоинством, воспитанным за долгие годы работы, он ответил:
– Я давно замечал, люди, выходящие на свободу со злостью в душе, долго на ней не задерживаются…
– Что ты хочешь сказать, гад! Пугать пришел?! – Александр резко спустил ноги на пол и полез рукой под подушку.
– Знаю, что ты вооружен, но глупо пугать меня пистолетом. Даже самый оголтелый преступник не будет стрелять в гостинице посреди дня в генерала ФСБ. Это равносильно самоубийству. Тем более, я к тебе пришел безоружным, – Манукалов, чтобы подчеркнуть свои слова, скинул легкий серый пиджак и бросил его на круглый стол с белой скатертью.
– А за дверью небось взвод ментов дежурит? – усмехнулся Курганов. Его раздражала заносчиво задранная голова Манукалова и слишком независимое поведение. – Не о чем нам говорить. Я – не Инка, меня служить на себя не заставишь. Времена другие…
– Ты прав. Времена другие, но законы прежние. И по ним, вы, Александр Васильевич Курганов – преступник!
– А… ясно! – презрительно протянул Александр. – Инка нажаловалась. Перепугал насмерть, чуть не убил, да? А что ж она хотела? Уничтожила мой бизнес – и никаких забот?
Такое признание удивило Манукалова. Он не подал вида, но постарался развить тему.
– А почему именно ты решил в нее стрелять?
– Веня для такого слишком интеллигентен, обделаться может. А потом, какая разница? Тебе-то что? Хочешь снова засадить? Так не выйдет. Твоя любимая жена, а моя бывшая подруга никаких заявлений не подает.
Манукалов готов был пожать Курганову руку после такого признания. Он-то дурак выстраивал целую схему заговора, подозревал в его организации Столетова, боялся санкций против себя, а оказалось все значительно проще. Стреляли в Инессу ее же бывшие дружки. Учитывая новый поворот дела, Александр Сергеевич принялся уговаривать Курганова простить Инессу: