Билет в одну сторону
Шрифт:
– Сколько?
Врач слегка пожал плечами. Он мог соврать и сказать, что речь идет о нескольких днях или неделях. Но он-то знал, что порой страх, испуг заполняли сознание больных, и как это не печально, дни свои они заканчивали в специальном лечебном учреждении, в народе называемом дурдомом. Ему, конечно, было жаль и мужа больной, и мать, и особенно дочку, да и саму женщину ему было жаль, но медицина в таких случаях бывает бессильна.
– Давайте надеяться на лучшее, – приобняв женщину, он слегка подтолкнул ее к выходу. – Идите, отдохните. Станет ей лучше, я вам лично позвоню.
– Нет, я останусь. Я не могу дома сидеть. Неизвестность хуже.
– Ладно, – устало
– Я тоже останусь с мамой, – послышался робкий голосок девочки, которая схоронилась за шкаф с инструментами, и с испугом наблюдала за происходящим.
Взрослые одновременно посмотрели на ребенка. Женщина стиснула носовой платок в руке, зажала им рот, боясь, что рыдания еще сильнее напугают малышку. Врач безнадежно махнул рукой и тяжелыми шагами направился из палаты.
– Лариса, ты уж сама тут, – проговорил он на ходу медсестре, которая понимающе ему кивнула.
Она подошла к матери больной.
– Елена Сергеевна, посидите здесь, успокойтесь. Хотите воды?
Елена Сергеевна тяжело опустилась на клеенчатый диванчик, сжала голову руками и, раскачиваясь из стороны в сторону, что-то тихо и безнадежно забормотала. Слышно было только «почему» и «что будет».
Врач вышел из палаты, молча постоял над мужем больной, потом выдохнул:
– Надо надеяться.
Муж поднял голову, пристально поглядел прямо в глаза врачу. Видимо, прочитал в них что-то такое, что еще горестнее стал его взгляд, еще ниже опустилась голова, еще сильнее побелели костяшки пальцев.
У врача кончалась долгая ночная смена, дома его ждал отдых, свежие газеты, а здесь он оставлял горе, которое завтра, а может, уже сегодня усилится.
Хотя может и повезти, – мысленно приободрил он себя и родственников. Бывали случаи.
Оперевшись душой на эту оптимистическую мысль, врач уже бодро пошел к выходу из отделения навстречу целому дню отдыха, где нет больных, тревожных вызовов, трагических глаз родственников, прожигающих насквозь. Если думать только о работе, точно сойдешь с ума, причем быстрее и качественнее своих больных. Усилием воли врач заставил себя думать о том, что ждет его за порогом больницы.
…Как ни странно, но за эти несколько дней я привыкла, что ко мне обращаются, называя другим именем. Наталья, Наташа…хорошее имя. И уже сердце не сжимается, когда его произносят. Новое имя, новая жизнь. Какая, где, с кем? Все чужое, непонятное, даже слова не все разбираю. Часто слышу «амнезия», а что это? Болезнь? Но руки и ноги у меня в порядке, боли особой не чувствую. Правда, голова часто болит и кружится до тошноты.
А вдруг это душевная болезнь, вроде падучей. Вот произошло со мной странное: была я Анной, жила до 17 лет как все, а в одночасье все переменилось. В единый момент от моей жизни ничего не осталось, даже имени. То ли в самом деле оказалась я в новой жизни, с новым именем, с новыми родственниками, то ли чудится мне. Слышала я, что сумасшедшие воображают, будто находятся в другом месте, всякие чудища им на пути попадаются, крысы преследуют…
Но одно точно знаю: я в лечебнице, а ангелы – доктора да сестры милосердия. Ко мне все с лаской да по-доброму… Надо у рыженькой спросить, что такое «амнезия». У нее глаза с лукавинкой, но предобрые. И имя у нее красивое, хоть и нерусское – Лариса.
Послышались шаги, и Анна скорее по привычке, чем от страха закрыла глаза.
– Вижу, что вы не спите. Почему вы отказываетесь говорить, общаться? Даже с родственниками? Вас что-то беспокоит?
– Да, –
Сестра внимательно посмотрела на пациентку.
– Вы попали в автомобильную аварию. Вас привезли сюда без сознания. Почти неделю вы не подавали никаких признаков жизни. При вас были документы, из которых выяснилось, что вы Наталья Николаевна Бегунова. Мы тотчас сообщили вашим родственникам. Они навещали вас, но вы их не признали. Врачи считают, у вас амнезия, потеря памяти. Мы еще не знаем, полная или частичная. Вы до сих пор никого не узнали и не откликаетесь на свое имя.
Анна со стоном закрыла глаза. Как же она может кого-то признать, если в жизни никогда их не видела? Совершенно чужие люди называют ее дочерью, женой и даже мамой, но она-то знает, что ее имя – Анна Афанасьевна Лыкова. Она дочь Афанасия Петровича и Анастасии Куприяновны Лыковых. По молодости лет еще не успела выйти замуж, и детей у нее нет! Но вслух этого произнести не смеет, так как боится. Боится, потому что кое-что поняла про себя из разговора врачей, которые считали, что она спит.
…В тот день ей сообщили, что переводят в другую палату.
– Сегодня переводим в общее отделение, – услышала она знакомый голос врача, который чаще других находился у ее постели.
– Считаешь, пора?
– Конечно. Видимых повреждений нет, рентген показал, что кости целы, повреждения внутренних органов и кровотечения тоже нет. Осталось показать специалисту в связи с амнезией. Надо ждать, когда из областной приедет.
– А как насчет психиатра?
– Что психиатра?
– Ты же понимаешь, что женщина потеряла память, не узнает никого, не откликается даже на свое имя.
– Ну и что? Такое бывает. Время пройдет, память хотя бы частично восстановится.
– Не знаю. Правильнее было бы отправить ее сразу в дурдом.
– На каком основании? Она не сумасшедшая. Ведет себя адекватно. Случаи амнезии нередки. Вернется в привычную среду, там, глядишь, память вернется.
– А если нет?
– Ты что пристал. Если всех, потерявших память, сажать в дурдом…
– Ну-ну, как знаешь. Но ведь бывали случаи, когда амнезия внезапно переходила в шизофрению и даже полный идиотизм. Помнишь, два года назад был такой больной, дядя Семен? Бомж, побирушка. В колодце задохнулся? Вспомни, как его откачали, он все улыбался, что твой младенец, такой был вежливый, а как встал, огляделся, так крыша у него и съехала. Все кричал, не переставая, что он поручик генерала Гремина и зовут его Леопольд Карлович Фриш? До сих пор, наверное, в дурдоме поручения своего генерала выполняет, босыми пятками щелкает.
Врачи замолчали, а Анна еще долго обливалась холодным потом, представив, как ее отправят в сумасшедший дом. Мысль ее работала лихорадочно: что делать, как быть? Не хочу, не хочу, чтобы меня заперли с сумасшедшими.
Немного успокоившись, решила про себя, что постарается воспринять происшедшее с ней спокойно. Врачи сами подсказали выход из создавшегося положения – амнезия!
Буду твердить, что ничего не помню, стараться не проговориться, что я не тот человек, за которого они меня принимают. А там посмотрим. Бог меня не оставит. Не понимаю, как я сюда попала, но и тут без его воли не обошлось. Значит, мне такое наказание уготовано за то, что была непокорна родительской воле, мысли имела греховные. Все из-за гордыни моей произошло. Послушалась бы матушку, смирилась с браком, с мужем постылым. Там, глядишь, померла бы, как все, и Господь не привел бы меня в эту непонятную жизнь.