Билет в забвение
Шрифт:
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Доминик Вон ошибался насчет сестер Бекфорд. Из них двоих Кассандра показалась ему бесконечно более терпеливой, умной, но в то же время покорной и, следовательно, гораздо более подходящей в качестве жены мужа, которого тянет в академические рощи. Дело было не в том, что он считал Паулину непривлекательной. Напротив, он охотно признал, что в чисто физическом плане ей не было равных, но это была ослепительная красота, которая нервировала, а не соблазняла его. У Паулины также был аристократический вид, который был гораздо более уместен в поместье Бернхоуп, чем в замкнутом мире Оксфордского колледжа, где в то время учился Воан. В то время как одна сестра, несомненно, отвергла бы его предложение
Материнство произвело глубокую перемену в обеих сестрах. Приезд Имоджин, единственного ребенка в семье, превратил безмятежную Паулину в нервную, постоянно бдительную компаньонку, полную решимости защитить свою дочь от того, что она воспринимала как безудержное зло внешнего мира. Кассандра тоже претерпела своего рода метаморфозу. Родив троих детей, она стала более резкой, более напористой и менее готовой принимать решения своего мужа, предварительно не подвергнув их сомнению. Поскольку он ненавидел конфронтацию любого рода, Воан снова и снова уступал ей. Несмотря на то, что он теперь пользовался повышенным статусом магистра университета — старейшего фонда колледжа в Оксфорде, — ему не хватало авторитета на внутреннем фронте. Кассандра всегда была склонна оспаривать его суждения и выдвигать собственные правдоподобные альтернативы его планам. Все в колледже знали о семейном дисбалансе в Квартире Магистра. Это привело к язвительным комментариям его недоброжелателей в Общей комнате для престарелых.
— Не сиди просто так, Доминик, «пожаловалась она. «Сделай что-нибудь.
«Что мне прикажешь делать, любовь моя?»
«Все лучше, чем прятаться в своем кабинете».
«Мне нужно проверить эти счета у казначея».
«Боже мой! «воскликнула она. «Неужели безопасность нашей племянницы должна быть на втором месте после сумасбродной математики казначея? Тебя что, не волнует судьба Имоджин?
«Меня это очень волнует, Кассандра, «сказал он, вставая из-за стола, — и я уже был в часовне, чтобы помолиться за ее избавление. Но, с практической точки зрения, все, что было необходимо, вы уже сделали сами. Вы быстро запустили механизм расследования, и я аплодирую вам за это.»
«Кто-то должен был это сделать», — фыркнула она.
«Вы намекаете, что я не смог бы поступить так же?»
«Честно говоря, так и есть».
«Это несправедливо с твоей стороны».
— Неужели? Ты даже не удосужился встретить Имоджин на вокзале.
«Вы с Эммой составили вполне подходящую приветственную компанию».
«Ваше присутствие придало бы этому больше убедительности, и вы смогли бы возразить начальнику станции и машинисту локомотива. В ваше отсутствие мне пришлось заняться ими обоими».
«Я не вижу, чтобы кого-то из них можно было винить», — резонно заметил он. «Если ты нападаешь на них, я им сочувствую. Временами ты бываешь излишне резкой, моя дорогая. Я уже упоминал тебе об этом раньше.»
«Ты опять это делаешь!» — запротестовала она. «Ты беспокоишься о двух простых железнодорожных служащих, а не о своей племяннице. Что, если ее убили или похитили? Что, если Имоджин была изнасилована? Предположим, «продолжала она, повысив голос на целую октаву, — что именно Эмма села в тот поезд, а затем исчезла? Разве это не привлекло бы вашего внимания?»
Ты прекрасно знаешь, что так и было бы, Кассандра.
«Это явная неправда».
«Мы никогда не должны поддаваться отчаянию».
Она закатила глаза. «Твои слова подталкивают меня к этому в опасной близости.
«Это жестоко и неоправданно, Кассандра».
У нее хватило такта смутиться и даже одними губами произнести извинение. Затем гнев уступил место минутной слабости, и она позволила ему обнять себя в его обычной неуклюжей манере. При всех его недостатках — она перечисляла их много раз — она знала, что вышла замуж за хорошего, честного, добросовестного джентльмена-христианина, преданного науке и своей семье. Когда она отстранилась и посмотрела на него снизу вверх, ее гнев остыл.
«Что будет делать Маркус?» — тихо спросила она.
«Я полагаю, что он позаботится о том, чтобы не сказать ничего такого, что могло бы встревожить вашу сестру, когда ей станет плохо. Во-вторых, он проклянет железнодорожную компанию и пожалеет, что вообще связался с этим предприятием. OWWR подарила ему непрерывную череду потрясений и разочарований, кульминацией которых является то, что теперь, похоже, он потерял свою дочь.»
«Это больше, чем просто потеря ее, Доминик. Их следует привлечь к ответственности».
«Сначала мы должны установить, какое преступление — если таковое было — они совершили. Но, «продолжил он, «возвращаясь к вашему первоначальному вопросу о том, какие действия он предпримет, Маркус сделает то, что он всегда делает в кризисных ситуациях. Он найдет идеального человека, который подольет масла в крайне неспокойную воду.»
В отличие от таксиста, который привез их в Бернхоуп-Мэнор, Колбек отказался устрашаться присутствия аристократии. Он свято верил, что полицейское расследование заслуживает предельного уважения. Поэтому, когда водитель бездумно отвез своих пассажиров к служебному входу, Колбек настоял, чтобы они пошли вместо этого к парадной двери. Это дало детективам возможность оценить дом. Построенный к концу правления Елизаветы Петровны, он был спроектирован человеком, который был очарован роскошным Хардвик холлом в Дербишире. Действительно, поместье было задумано как его уменьшенная версия с теми же смелыми линиями, что и Хардвик, и таким же потрясающим количеством стекла. На фасаде было так много окон, что все здание, казалось, блестело в лучах послеполуденного солнца.
Виктор Лиминг в смятении взглянул на него. После тяжелого путешествия по железной дороге он наслаждался сравнительной роскошью конного транспорта, и это помогло ему расслабиться. При виде Бернхоуп-Мэнор мгновенно напрягся каждый мускул. Колбек, с другой стороны, не испугался. Когда они оказались за входной дверью, он уверенно дернул за веревочку звонка. Дворецкий вскоре явился на вызов, искоса взглянув на Колбека, но приберегая свой самый неодобрительный взгляд для Лиминга. Узнав, кто эти посетители, он провел их по коридору, увешанному портретами в позолоченных рамах, затем провел в библиотеку. Оставшись одни, они оглядели длинную, правильных пропорций комнату с томами в кожаных переплетах, аккуратно расставленными на дубовых полках, занимавших три стены. В углу стоял большой глобус.