Билет в Зазеркалье
Шрифт:
– Нинка, ну что значит – безвозмездно? Переверни страничку, там указано: по фиксированной цене в тысячу сто двенадцать рублей девяносто три копейки за акцию…
Инна, положив договор на полированную поверхность своего письменного стола, заявила:
– Это, Геныч, я и имею в виду под «безвозмездно». Мой пакет акций состоит из скольких именно?
Она пролистала документы, не нашла нужную цифру, нахмурилась, внимательно изучила четыре приложения и отыскала искомое число на предпоследней странице в самом
Презентовав нужный параграф нахохлившемуся супругу, саркастически заметила:
– Вот сколько, не так ли? Конечно, не контрольный пакет, однако достаточный для блокировки решений. Помимо исторического у меня есть еще и экономическое образование, разве ты забыл, дорогой?
Супруг, швырнув чашку на стол, сказал:
– Ну, тогда умножь число своих акций на предлагаемую цену. Это же многие миллионы! Причем в валюте… Больше тебе, Нинка, все равно никто не предложит!
Вытащив смартфон, Инна отыскала нужную страницу и произнесла:
– Геныч, ты что, за дуру меня держишь? Вот, смотри – на торгах Московской фондовой акция идет по три тысячи двадцать шесть рублей…
Забрав у нее смартфон, Геннадий заявил:
– Но ты как экономист понимаешь – по такой цене ты свой пакет не продашь! Выбросишь слишком много, цена тотчас пойдет вниз. А постепенно продавать муторно и опасно, никто ведь не гарантирует, что цена не упадет…
Забирая у мужа смартфон, Инна парировала:
– Или не пойдет вверх. Почему ты исходишь из худшего? Ты ведь всегда был оптимистом, Геныч…
Она наугад вытащила из стопки договоров еще один, пробежала первую страницу глазами и ахнула:
– Ну да, конечно! Передаю принадлежащий мне подмосковный особняк какому-то сомнительному трасту, наверняка подконтрольному тебе.
– Продаешь, а не передаешь! – закричал муж. – Ты что, слепая и к тому же тупая?
Швырнув договор на стол, Инна холодно заметила:
– Нет, Геныч, не тупая. Но ты, кажется, считаешь меня полной дурой, подсовывая более чем сомнительные договорчики.
Муж сгреб охапку документов, желая запихнуть их в кейс из кожи анаконды, что, разумеется, не вышло, а Инна, подняв один из упавших на ковер листов, заявила:
– Не торопись. Оставь мне бумаги, я все внимательно изучу, привлеку своего юриста. Мы предложим новые формулировки…
Муж вылетел от нее в бешенстве, не забыв, однако, прихватить все принесенные им документы, ни один из которых Инна так, конечно же, и не подписала.
Инна была уверена, что после этой неуклюжей попытки заставить ее подмахнуть бумаги, лишавшие ее большей части того, чем она обладала по праву, супруг и думать забудет об ее юбилее, однако каково же было ее удивление, когда очередная команда вертлявых бородатых юношей в приталенных костюмах и суровых очкастых девиц на высоченных каблуках, желавших обсудить какие-то совершенно комичные аспекты все еще
– Ведь ничего не будет? – спросила супруга Инна, позвонив ему, отлично зная, что в течение дня звонки на личный мобильный были строго запрещены. Однако Геннадий практически мгновенно взял трубку. – Отмени заказ, мне эти пионеры в итальянских костюмах больше не требуются.
Супруг, опять как ни в чем не бывало, произнес, причем, кажется, на полном серьезе:
– Нинка, с чего ты взяла, что не будет? Конечно же, будет! Я для своей Нинки ничего не пожалею.
На этот раз сердце, подобно стеариновой свече, таять не стало, а на языке у Инны вертелся вопрос, который она так и не задала: «Даже тысячу сто двенадцать рублей девяносто три копейки за акцию, которая стоит больше трех тысяч?»
Хотя, вероятно, следовало бы спросить – хотя бы для того, чтобы получить возможность услышать ответ супруга.
Если бы он вообще дал ответ.
– Неприятности, Инна Евгеньевна? – спросила, заглядывая в кабинет директора издательства журнала «Всякая литературная всячина» (реверанс в сторону Екатерины Великой, чей частный, издававшийся крошечным тиражом и предназначавшийся только для избранного круга лиц, журнал именовался «Всякая всячина». Впрочем, для читателей «Всякой литературной всячины» пояснение явно избыточное) маленькая, с короткими седыми волосами, дама во всем черном – Людмила Львовна, правая рука Инны. – Зеленого чаю?
Зеленый чай был своего рода кодовой фразой и одновременно спасательным кругом – если во время заседания дверь открывалась и появлялась Людмила Львовна, вопрошавшая, не подать ли зеленого чая, и Инна просила подать, то это означало, что надо придумать предлог, дабы заседание как можно быстрее завершилось, а гость покинул кабинет. Если же зеленый час не требовался, то это было сигналом, что все в порядке.
Смешно было, когда гость благодарил заботливую помощницу и, не понимая подтекста, просил подать себе зеленого чая, не ведая, что тем самым намекает на свое собственное исторжение из стен издательства журнала «Всякая литературная всячина».
Впрочем, для подобных случаев у Людмилы Львовны имелись обширные запасы различных, и в самом деле вкусных, сортов зеленого чая.
Инна, усмехнувшись, потерла виски и заметила:
– Не плохо бы, да. Но наш гость удалился по собственному почину.
Людмила Львовна наклонилась и подала Инне с ковра завалившийся за ножку стола документ, не замеченный и, соответственно, не прихваченный накануне Геннадием, и произнесла:
– Ну, значит сделаю! А то на вас лица нет…