Биография неизвестного
Шрифт:
– Все повторяется, Вера, – говорила она. – Все в жизни повторяется. Почему, как только начинаешь верить человеку, он непременно тебя кидает, будто это выведенная кем-то аксиома, которой все должны беспрекословно следовать? Он не стал объясняться со мной, сказав, что это низко для него. Он счел правильным провести вечер в компании какой-то своей подруги, солгав мне при этом. Он скрыл от меня, Вера! Он все от меня скрыл… Знаешь, каково это – стоять лицом к лицу с женщиной и слышать от нее, что человек, которого ты любишь, тебе лжет? Видеть ее самодовольное лицо и чувствовать себя униженной… Господи, да ведь я никогда еще такого стыда не испытывала! Лучше бы он сам мне все рассказал! А он только пожал плечами, сказав, что встретились они случайно. Возможно, это все безумство и я поступаю опрометчиво и импульсивно, но как я могу верить человеку, который мне солгал? Как я могу связать с ним жизнь, если он вот так легко может уйти, сказав, что объясняться со мной для него низко?..
– Но, может быть, ему и вправду не в чем оправдываться? – предположила я, отчаянно ища спасательный круг для тонущих отношений Егора и Альбины. – Все так легко сломать и так трудно выстроить заново…
– Я ему не верю, – твердила Альбина, при этих словах поднося к глазам платок и вытирая несуществующие слезы. – Не верю…
Альбине позвонила мама, и она, слезно рассказав ей все с начала, горько разрыдалась, громко всхлипывая.
– Я осталась совсем одна, – говорила она матери. – Как я буду одна, мама?..
Худая и маленькая, она как будто уменьшилась вдвое, и ее аккуратное, по-детски наивное в тот момент личико было глубоко несчастно. Мне стало жаль ее, и я положила свою руку поверх ее, крепко сжав ее пальцы. Все сомнения вмиг исчезли, исчезла и настороженность, растворилась в чувстве безграничного участия выжидающая напряженность. В тот момент Альбине нужна была поддержка близкого, и я поддержала ее, стараясь успокоить ее уговорами и увещеваниями, тем самым стремясь спасти в глазах Альбины Егора, которого я ни разу в жизни не видела. Шаткое положение их отношений представлялось мне катастрофой, которая в любой момент могла обрушиться на и так бывшие эфемерными мои стремления завоевать расположение Федора. Я почему-то была совершенно уверена в том, что Альбина в случае разрыва не станет долго горевать, найдя утешение в объятиях моей мечты.
В тот вечер мы не поехали после работы домой, а доехали на метро до знакомого Альбине бара, выпили несколько рюмок текилы, которая крепко взялась за нас, провели полную музыки, света и мелькающих в темноте и танце рук ночь, после чего Альбина, едва волоча ноги, уехала на третьей утренней электричке, а я вернулась домой по пустым, наполненным седым туманом улицам. Было семь часов утра, когда я, не раздевшись, легла на свою постель, закуталась в одеяло и крепко заснула.
ГЛАВА 17
Проснулась я от того, что кто-то громко хлопнул дверью. Я приоткрыла глаза, силясь придать своей комнате четкие очертания. Но все выглядело смутным, взгляд мой не фокусировался ни на чем, а голова была неподъемной, так что я, с трудом оторвав щеку от подушки, не смогла сразу подняться, а только перевернулась на спину и уставилась в потолок.
Снова раздался хлопок. Но на этот раз я поняла, что это была не дверь, – кто-то стучал на улице, что-то заколачивая с глухим треском. Обернувшись к окну, я зажмурилась, потому как бледный свет пасмурного дня показался мне ослепительно ярким.
Приложив ладонь ко лбу, я медленно поднялась на постели. Одета я была в блузку и узкую юбку. Пиджак мой лежал на пуфе рядом со столом. Облизав сухие губы, я снова зажмурилась и хотела потереть глаза, но вовремя вспомнила, что они накрашены. Я опустила ноги на пол и села на край кровати. Несколько минут я сидела так, ни о чем не думая. Все казалось мне ненастоящим, будто ничего и не было вовсе, а был только сон – долгий-долгий сон, который отчаянно не хотел меня покидать.
Усилием воли я поднялась с кровати, расстегнула блузку, блуждая по комнате в поисках домашнего костюма, стянула юбку и сунула ноги в плюшевые тапочки. Я бесшумно открыла дверь, будто могла кого-то разбудить, однако в квартире было тихо. Проходя в ванную комнату мимо кухни, я невольно заглянула в нее. Глаза мои встретились с глазами мамы, которая тихо сидела за столом. Я вздрогнула.
– Ты меня напугала, – выдохнула я. Голос мой был глухим, хриплым.
Мама опустила глаза на чашку с чаем, которую держала в руках.
– А ты напугала меня, – сказала она. – Где ты была вчера?
Я прошла на кухню и села напротив мамы.
– Прости, я забыла позвонить, – произнесла я упавшим голосом, избегая встречаться с мамой взглядом. – Я была с Альбиной. Мы были в баре.
Мама ответила не сразу. Я чувствовала на себе ее взгляд, но не решалась поднять глаза.
– Позвони отцу, – сказала она. У меня было чувство, будто она сказала не то, что хотела. – Он не спал всю ночь, ждал тебя.
– Где он? – спросила я, встретившись с мамой взглядом.
– На кафедре.
– Который час?
– Начало второго.
Я во все глаза уставилась на маму.
– Как – начало второго? – охнула я, вскакивая со стула.
Часы на комоде в прихожей показывали четверть второго. Сердце у меня упало. Накануне я списалась с Этти, подтвердив нашу встречу в Lilla rosso в полдень следующего дня. Я забыла не только о родителях, но и о лучшей подруге.
Я бросилась в свою комнату, открыла сумочку и извлекла из нее разрядившийся телефон. Заряжать его у меня не было времени, так что, выругавшись, я кинула его на кровать. Распахнув шкаф, я достала из него простое шерстяное платье, быстро переоделась, взбив по пути волосы. Остановившись на секунду у зеркала, я смахнула с щек осыпавшуюся тушь, после чего схватила пальто, бросив на ходу застывшей у двери на кухню маме, что я заеду позже к отцу в университет, и вылетела из квартиры.
Застегивая пальто, я бежала по узким улицам Москвы, пробегая перед едущими автомобилями и звенящими трамваями. Стрелки на часах двигались предательски быстро, а я надеялась, что Этти, так же как и я ее, подождет меня, пусть даже ожидание это продлится несколько дольше. Сбивая пешеходов и задыхаясь от бега, скоро я расстегнула пальто, потому что мне стало жарко.
Я успокаивала себя мыслью, что Этти сотни раз опаздывала и никогда не извинялась, а я всегда преданно ждала ее, уже давно бросив впустую обвинять ее в непунктуальности. Обвинения эти все равно никак не воздействовали на нее, а только заставляли меня раздражаться. Не задумываться о мелких несовершенствах любимого человека намного лучше, чем предаваться пустым рассуждениям о них, потому как рассуждения эти приводят только к взаимным обидам. Человека невозможно исправить, и я давно решила для себя, что принимаю Этти со всеми ее несовершенствами.
Подходя ко входу в кафе Lilla rosso, я заглянула в окно и бросила взгляд на столик, за которым мы всегда обедали с Этти. Столик был пуст. Я зашла в кафе и, будто желая удостовериться в этом, подошла к столику, возле которого одиноко темнели два стула. Ни намека на то, что Этти была здесь.
Чувствуя себя виноватой перед подругой, я решила пойти к ней домой.
Я слышала, как за темно-коричневой дверью квартиры прозвенел звонок. Несколько мгновений я стояла, слушая отдаленное эхо звонка. Когда звонок затих и наступила тишина, я позвонила снова.