Бируни
Шрифт:
Смерть Богра-хана развязала Нуху руки для возобновления борьбы за Хорасан. Обдумывая план действий, он вспомнил о своих тюркских вассалах, которым еще его дед Абдулмалик выдал жалованную грамоту на владение Газной. Вместо умершего еще в 963 году Алптегина в Газне правил его бывший гулям Сабуктегин. К тому времени Сабуктегин уже совершил несколько удачных походов в Индию и пользовался репутацией талантливого полководца, способного сокрушить любого врага. Под стать ему были и его сыновья, с детских лет приученные к седлу. Среди них особенно выделялся Махмуд, который в двадцать лет уже сделался правой рукой отца и в своем понимании военного
Им двоим и поручил Нух разгромить Абу Али. В 994 году саманидская армия под командованием Сабуктегина вступила в Хорасан. В жестоком сражении войско Абу Али было разбито, а сам он бежал к берегу Каспийского моря, в Гортан, где надеялся отсидеться и, собравшись с силами, снова ринуться в бой.
Первая победа после серии горьких разочарований вернула Нуху уверенность в своих силах. В благодарность за службу он назначил Сабуктегина правителем многих городов и областей и пожаловал ему громкий титул «Защитника веры и надежды державы». Махмуд был поставлен во главе саманидской армии в Хорасане и, получив более скромный, хотя тоже почетный титул «Меч государства», с триумфом въехал в Нишапур.
Мечи на время были вложены в ножны, но борьба еще не окончилась. Хорасанские смуты резко обострили и без того недобрые отношения между хорезмшахом Абу Абдаллахом и эмиром левобережного Хорезма Мамуном, который давно уже мечтал свергнуть династию Иракидов и объединить под своей властью весь Хорезм. В отличие от Кята, где земля, как и в доисламские времена, находилась в руках родовой аристократии, в своем владении на левом берегу Джейхуна эмир Мамун широко насаждал военно-ленную систему — поместье во временное пользование мог получить каждый, кто признавал себя вассалом эмира, обязуясь по первому его требованию вставать под его знамена на коне и с мечом. В основе глухой, неутихающей вражды двух разделенных рекой Хорезмов лежал, таким образом, конфликт между отживавшим свой век дехканством и нарождающимся служилым классом, единственной профессией которого была война.
До поры Мамуну не представлялось случая привести в действие свой коварный план. В отличие от хорезмшаха, который считался легитимным монархом, признававшим сюзеренитет Бухары, Мамун был всего лишь саманидским наместником в Гургандже. Это означало, что любую враждебную вылазку против Кята бухарский эмир мог расценить как пряное посягательство на свои права. Теперь же, когда саманидское государство утратило былую мощь и бухарский эмир из последних сил пытался удержать под своей властью откалывающиеся провинции, Мамун почувствовал, что для осуществления его замыслов вот-вот наступят благоприятные времена.
Не с его ли легкой руки наполнились глухим ропотом висаки тюркской гвардии, расположенные неподалеку от хорезмшахского дворца? Не с правого ли берега проникли в Кят странные люди, внушавшие гулямам, что их собратьев в Гургандже за службу жалуют землей, тогда как здесь всеми благами пользуется разжиревшая родовая знать, а им, бесстрашным и верным воинам, дворцовый хазандар выписывает лишь бухарскую ткань «занданичи» и провиант и в их походных кошелях золотой динар давно уже не частый гость?
В 995 году гонцы принесли в Кят добрые вести, а вместе с ними надежду, что смертельной опасности удастся избежать. Мятежник Абу Али, засевший в Горгане, наконец собрал под своими знаменами разноплеменный и разноязыкий сброд и предпринял еще одну попытку захватить Хорасан.
Бухарский эмир, только что получивший известие о разгроме хорасанской оппозиции, проявил в отношении Абу Али истинно царское великодушие, приказав ему следовать в бессрочную ссылку в Гургандж.
Этому решению Нуха суждено было стать завязкой кровавой интриги, погубившей правобережный Хорезм.
В честь победы Махмуда над мятежниками хорезмшах устроил торжественный прием. К полудню на дворцовом майдане собрались вельможи из старинных дехканских фамилий, войсковая старшина, служилые чины, богословы и законоведы, предводители податных сословий. Хорезмшах появился в сопровождении именитых родичей, свитских и надимов, и вслед за ним длинная процессия двинулась в мечеть. После молитвы и проповеди с благопожеланиями саманидскому эмиру Абу Абдаллах пригласил всех в верховную суффу, где уже были накрыты столы. Рассаживались в порядке чинов и званий: по одну сторону — вельможи и свитские, по другую — военачальники, одетые в халаты из румского шелка и скарлатного сукна.
По знаку хаджиба в суффе появились кравчие; проворно скользнув каждый к своему столу, обнесли всех вином. После первой чаши впустили музыкантов и певцов — застольный гомон утонул в густом протяжном напеве «хусравони», а чуть позже, когда кравчие по второму кругу обошли столы, суффу наполнил сочный радостный мотив «тарона». Веселье продолжалось до закатной молитвы, а вечером, когда гости, отяжелевшие от еды и питья, начали было разъезжаться, хорезмшаху доложили, что нарочный от хазараспского наместника просит аудиенции со срочным письмом.
Тем из близких, кто уже успел откланяться и уехать, были тотчас пущены дежурные гулямы вдогон; Абу Насра вернули с половины пути, и Абу Рейхан, недоумевая, чт'o могло случиться в такой поздний час, поехал домой один.
Абу Наср возвратился далеко за полночь и, не скидывая дорожного халата, прошел в павильон при обсерватории, где Бируни имел обыкновение засиживаться допоздна. Он чуть покачивался, от него попахивало вином.
— Аллах послал две добрые вести, — сказал он, расслабленно опускаясь на кошму. — Первая из Рея. Сообщают, что месяц назад скончался Сахиб. Вторая из Хазараспа. Позавчера там был задержан Абу Али ибн Симджур.
Абу Наср рассказал в подробностях о том, как по доносу местного соглядатая гулямы хазараспского наместника схватили на караванном тракте в одном фарсахе от Хазараспа хорасанского мятежника Абу Али, которого безуспешно разыскивал Сабуктегин. Негодяй в сопровождении целой свиты направлялся к постоялому двору, не таясь и не скрывая лица, так, словно не было на нем тяжкого греха отступничества, за который снимают голову с плеч независимо от знатности и чинов. Посоветовавшись с меджлисом, Абу Абдаллах приказал срочно доставить его в Кят и, выяснив обстоятельства бегства, под конвоем препроводить в Бухару. Саманидскому эмиру, который, вероятно, уже сбился с ног в поисках беглеца, такой подарок придется по душе.