Бирюзовая маска
Шрифт:
Я держала в руках резную деревянную маску и в состоянии безмолвного шока не могла оторвать от нее взгляда. Все лицо было выкрашено дымчато-синей краской, а его черты обведены с большим мастерством серебряными и бирюзовыми линиями. Брови были выложены из крошечных бирюзовых камешков, надглазья обведены бирюзовой и серебряной краской. Ноздри были серебряными щелочками, но главное в этой маске был рот. Он был в форме овала — как будто открыт для крика — и его линии были опять обведены серебром и бирюзой. Уставившись на это синее лицо, я чувствовала, что мой рот тоже открывается, и я с усилием сдержалась, чтобы не закричать.
С другого конца комнаты Гэвин увидел все это и сразу же подошел ко мне.
— В чем дело, Аманда? Что случилось?
Я не смогла ничего ему ответить, тогда он мягко взял меня за плечи, и я увидела в его глазах теплоту и симпатию.
— Вас опять что-то напугало.
— Да! — Я держала маску дрожащими руками. Это — как дерево. Я уже видела это раньше, и это часть кошмара — она связана с тем временем.
Гэвин взял маску у меня из рук и обследовал ее.
— Я тоже видел ее раньше, когда был маленьким. Задолго до смерти вашей матери. Мне кажется… да, она висела на стене здесь, в гасиенде. Я даже помню то место в зале.
— Но откуда я ее помню?
— Не пытайтесь вспомнить, — сказал он. и у меня появилось ощущение, что он знает об этой маске больше, чем сказал мне.
Я не обратила внимания на его совет. Я должна была вспомнить, и я забрала у него маску, рассматривая ее, заставляя себя смотреть прямо в ее злые суженные глаза.
Мне казалось, ее рот кричал мне в какой-то немой агонии, соответствовавшей моему собственному ужасу. Кто бы ни сделал эту маску, он хотел, чтобы она приводила человека в состояние агонизирующего страха, и я это чувствовала.
— Я не помню, — сказала я. — Просто я чувствую ужас и опасность. Но я знаю, эта маска может мне кое-что сказать.
На кровати лежала картонная коробка поменьше, в ней была книга в кожаном переплете. Гэвин достал книгу и положил в коробку маску, закрыв ее крышкой.
— Ну вот, теперь вы ее не видите больше.
Я протянула руку к коробке.
— Я возьму ее с собой. Что-то есть в этой маске такое, что я хочу вспомнить.
— Хорошо, — сказал он. — Если вам это нужно. А вот — я нашел замочек для вашего ключика.
Он поднял с кровати книгу в кожаном переплете и отдал ее мне. Я сразу увидела, что обе обложки скреплялись дужкой, на которой был маленький замочек. Даже не вынимая ключик из сумочки, я уже знала, что он подойдет. Но в нем не было никакой необходимости. Один конец дужки был вырван из кожи, и книга уже не была закрыта.
— Наверное, это дневник, — сказала я, беря у него книгу.
Подняв кожаную обложку, я посмотрела на форзац и увидела на нем имя Кэти Кордова, написанное тем же сильным почерком, который я видела в письме, посланном Кэти моему отцу. Год на дневнике был годом смерти моей матери.
Пролистывая страницы, я увидела, что все они густо исписаны тем же почерком. Здесь Кэти оставила мне ответ на мой вопрос. Ответ на все.
Я торопливо переворачивала страницы, читая даты, ища месяц, когда умерла моя мать — это тоже было в мае, хотя я и не знала числа. Дойдя до абзаца, посвященного пикнику, я стала внимательно читать, забыв о Гэвине и обо всем, что меня окружало. Да, она описала свои планы на этот день и вписала имена участников. Я быстро пробежала глазами следующие страницы и неожиданно испытала потрясение, дойдя до конца дневника. Все оставшиеся листы были вырваны, от них остались лишь обрывки. Что бы ни написала Кэти о пикнике и об остальных днях и месяцах года, все исчезло.
Я протянула дневник Гэвину.
— Она написала о пикнике. Наверное, она написала о том, что случилось — но все исчезло, все вырвано. Кто-то был здесь — может, сегодня — и вырвал эти страницы. Кто-то, кто испугался.
Гэвин взял у меня книгу и посмотрел на оставшиеся обрывки, на которых кое-где можно было прочитать одно-два слова.
— Похоже, вы правы. Но не слишком рассчитывайте на то, что здесь было написано, Аманда.
— Но я рассчитываю! Эти страницы нужно найти.
— Если в них есть какой-то изобличающий материал, их теперь уже, наверное, уничтожили.
Почувствовав внезапную слабость от разочарования, я села на кровать. Что мне теперь делать? Куда идти?
— Может, будет лучше для нас вернуться назад в город, — сказал Гэвин. — Я отложил одну деловую встречу до вечера, но мне нужно успеть на нее. И я думаю, здесь нам уже делать нечего.
Я согласилась, думая о своем.
— Да, мне тоже нужно вернуться. Я поговорю с дедушкой. Я покажу ему эту маску и дневник. Если только мне удастся убедить его в том, во что я сама верю, может, он мне поможет.
— Во что вы верите? — мягко спросил Гэвин.
— Что моя мать никого не убивала. И, может, она не по своей воле упала со скалы. Может, кто-то ее столкнул, потому что она была свидетелем случившегося.
Гэвин отрицательно покачал головой и с сожалением посмотрел на меня.
— Боюсь, вы фантазируете. Вы надеетесь на слишком многое.
Я с негодованием выхватила у него из рук дневник.
— Вот доказательство! Кэти хотела, чтобы я знала. Она понимала, что я имею право знать.
— Знать что? Разве вы не понимаете, что, если бы ваша бабушка знала, что Доро невиновна, она кричала бы об этом везде и всюду? Я помню Кэти. Я помню ее мужество. И я помню, как сильно она любила вашу мать.
— Может, она не говорила об этом, потому что правда причинила бы вред кому-то еще, кого она любила. Она могла решить, что лучше спасти живого человека, чем реабилитировать умершего. Но все равно она хотела, чтобы я знала.
— Пойдемте, — сказал Гэвин. — Мы скажем Марии, чтобы она убрала здесь, а сами вернемся в город.
Мы сказали Марии и Франсиско на прощание hasta la vista и уехали. Я видела, что все это дело уже начинает надоедать Гэвину, но мне было все равно. Я шла своим собственным путем, и я не позволила бы никому меня остановить.