Бирюзовая маска
Шрифт:
— Ей уже пора подрасти, — сказал Гэвин. Его голос снова звучал твердо и безжалостно. Это была та его черта, которая мне не нравилась. Он мог оправдывать и поддерживать — но лишь до того момента, когда женщина решала действовать самостоятельно. Он умел давить так же, как и дедушка. Мое отношение к нему было противоречивым. Он просто не мог долго быть тем добрым и сострадательным человеком, каким я узнала его этим утром.
Я отвернулась от уходящего в темноту портрета карлицы Инес, от этого сумасшедшего взгляда, и покинула ту часть помещения. Мои шаги гулко звучали на выложенном плитками полу, и Хуан Кордова, должно быть, слышал, как я ушла, хотя продолжал стоять там, где я его оставила разговаривающим о чем-то важном с Гэвином. Кларита была с ними. Мне не хотелось больше слушать их беседы. Я вернулась к портрету доньи Эмануэллы и взглянула на ее танцующие, дерзкие глаза. В них не было и капли сумасшествия.
На другом конце комнаты разговор постепенно становился громче, но я не обратила на это внимания.
Что чувствовала Эмануэлла по отношению к своей кузине, карлице? Любила ли она ее, была ли добра к ней? Или же она страдала из-за нее? Насколько преуспел Пол Стюарт в исследованиях, которые он провел в Испании? Мне хотелось погрувиться в его книгу и прочитать об этих двух женщинах, так далеко отстоявших от меня в истории семьи.
Голоса становились все громче, и постепенно до моего сознания дошло, что они говорят об Элеаноре. Я взглянула в их сторону. Мужчины вышли из дальнего угла зала, и теперь были хорошо освещены. Они забыли про меня, чего нельзя было сказать о Кларите. Она стояла немного в стороне, пристально глядя в моем направлении, как будто желала, чтобы я отвернулась, или приказывала мне не слушать. Я же прислушалась с удвоенным вниманием.
— Мы не можем больше оставаться вместе! — воскликнул Гэвин. — Это невозможно. И Элеанора, и я не желаем этого!
— Элеанора не знает, чего она хочет, — протестовал Хуан.
— Ты думаешь, что это относится и ко мне?
— Я думаю, что у тебя есть долг.
— Уже нет. Элеанора хочет избавиться от всех ограничений. Она отказывается от всех бумаг на ее имя. Она хочет видеть живые деньги. Но если вы их ей дадите…
— Я не дам их ей, — ответил старик. — В глубине души ты знаешь, что не можешь оставить ее. Но если ваш брак развалится, я изменю завещание и оставлю все своей внучке Аманде.
Его голос был сильный и уверенный — он и не старался говорить тихо. Он достигал и открытой входной двери, где внезапно появилась Элеанора — бледное лицо, горящие глаза. Она все слышала, и я в этот миг увидела — или мне это просто показалось — что она чем-то напоминает карлицу: все ее покрытое позолотой совершенство составляет контраст с неприметной, низкорослой фигурой.
Если она меня и заметила, то не подала виду и ринулась мимо меня через всю длинную комнату, так что волосы рассыпались по плечам, и встала перед высоким, стройным мужчиной — Хуаном Кордова.
Внезапно я увидела, что внимание Гэвина приковано не к Элеаноре, а ко мне. Выражение участия исчезло, теперь на его лице читалось холодное выжидание. Но у меня не было времени, чтобы понять, чего же он ждет: Элеанора была в центре всеобщего внимания.
— Ты не сделаешь этого, дедушка! — кричала она. — Я не останусь с Гэвином. Я его ненавижу! Я единственная, о ком ты должен сейчас думать — не об Аманде, а обо мне. Я единственная, о ком ты должен заботиться.
Хуан повернулся к ней: лицо его выражало гордость и жестокость.
— О тебе всегда будут заботиться, хотя и скромно. Но если ты решишься оставить Гэвина, все перейдет к Аманде.
Она бросилась на него с кулаками, да так, что он едва удержался на ногах. Затем он пришел в себя, притянул ее к себе и стал успокаивать, пока она не начала понемногу утихать. Я просто остолбенела от подобного взрыва эмоций. Перед лицом всего этого померкли бы любые мои слова. Поэтому я молча продолжала стоять там, где и стояла.
— Возможно, вам осталось жить совсем недолго! — запричитала Элеанора, прижавшись к нему, как ребенок, хотя я ей не очень-то поверила. — И когда вы уйдете, здесь никто не позаботится о вас.
Он разговаривал с ней по-испански, и хотя в его тоне было очень много нежности, я была уверена, что он ей ничего не обещает. Гэвин прошел мимо них с каменным лицом и направился ко мне. В нем не чувствовалось и намека на доброту.
— Почему вы ничего не сказали, чтобы это остановить? — требовательно спросил он. — Я думал, что вы тот единственный человек, который от него ничего не требует. Но разумеется, вы стоите и ничего не предпринимаете — ведь все достанется вам, не так ли? Недвижимость, деньги — все, чем владеет Кордова?
Я почувствовала прилив ярости, но в то же время была очень сильно задета, хотя мне удалось с этим справиться. Но в любом случае я не желала, чтобы дедушка таким образом меня использовал. Гэвин был чудовищно несправедлив, но я не хотела, чтобы из-за его слов и из-за махинаций Хуана Кордова изменились мои планы.
— Уходите, Аманда, — с яростью в голосе сказал Гэвин. — Уезжайте из Санта-Фе!
Я с трудом могла представить, что восхищалась его человечностью. Произошел взрыв — и стало смертельно холодно, и в нем не осталось ничего человеческого.
Но все-таки я подошла к нему.
— Я бы никогда здесь не появилась, если бы знала, что мною воспользуются таким образом. Теперь же я не желаю уезжать.
Мои слова прозвучали в полной тишине. Несколько секунд комната была погружена в молчание, какое бывает только в часовнях. Донья Эману-элла с усмешкой смотрела на противоположную стену. Гэвин еще раз взглянул на меня и вышел. Хуан оторвал от себя Элеанору и быстро направился ко мне, его трость хоть и соприкасалась с полом, но не служила ему для поддержки. Волнение придало ему силы.
— Конечно же, Аманда, ты никуда не уедешь. Ты единственный человек, которому я доверяю. Мне осталось совсем немного времени, и ты должна остаться со мной.
У меня не было сил ответить ему по-доброму. То, что он совершил, было непростительно.
— Я уже сказала вам, почему намерена остаться, — произнесла я. — Я не уеду отсюда, пока не узнаю правду о том, что случилось с моей матерью. Я думаю, кое-что прояснилось, но всему свое время. Для меня важно только это.
Он долго, изучающе на меня смотрел и мрачно кивнул. Затем мимо меня прошел к двери. Многое нужно было сказать, но не сейчас.