Бирюзовая маска
Шрифт:
— Хуан посылал в Мехико за этим костюмом для Керка, — сказала Сильвия. — И он носил его так, будто родился в этом серебре, коже и вышитых ремешках. Он был таким же хорошим наездником, как и Хуан.
Ее голос звучал низко, в нем не отражались эмоции, говорила она так, как будто думала вслух, совершенно не замечая меня, хотя я и стояла рядом с ней.
Керк был сфотографирован во весь рост и надменно улыбался в камеру, а его узкое лицо с полными губами было не более красиво, чем лицо любого красивого мужчины. Но в нем было еще что-то, чего я пока не понимала.
— Теперь ты видишь, почему из-за него сходили с ума женщины, — продолжала Сильвия все тем же безжизненным голосом. — Дора и Кларита были только двумя из многих. Хотя обе они были к нему ближе всех. Я думаю, Хуан всегда хотел, чтобы он был с Дорой, так как в этом случае Керк, несомненно, стал бы его сыном.
— Но я думала, что Хуан отослал его, чтобы он не мог на ней жениться.
— Это было исключительно дело рук Кэти. Она убедила Хуана, что Дора слишком молода. Кэти любила Керка, но не хотела, чтобы Дора вышла за него замуж. Вот они и договорились, что он на несколько лет уедет. Хуан поручил ему работу в Южной Америке — в Эквадоре — Керк хорошо говорил по-испански и мог чувствовать себя там, как дома. Он должен был вернуться в Санта-Фе через несколько лет и тогда жениться на Доре, если она к тому времени все еще будет желать этого. Но, конечно, когда он вернулся, Дора уже была замужем за твоим отцом, и Керк был в ярости. Дора стала еще более прекрасной и обворожительной, и Керк еще больше влюбился в нее. Он думал, что Дора убежит с ним, и я не думаю, что его мог кто-нибудь убедить в том, что она любит другого. Во всяком случае, он снова попал в руки Кордова. Так как он очень хорошо знал лошадей, Хуан послал его сюда заботиться о конюшне, и, таким образом, он работал на ранчо до самого дня своей смерти.
Я изучала это слегка наглое лицо на фотографии. Оно выражало излишнюю самоуверенность — как будто бы он ни минуты не сомневался в том, что женщины и лошади должны его слушаться. В его глазах не отражалось страдание, но была видна твердая решимость.
Что же все-таки так взволновало меня при виде этого лица? Как будто бы я где-то видела его раньше — как будто бы я знала Керка Ландерса очень хорошо.
— Он не похож на тебя, — сказала я Сильвии.
— Разумеется, нет. Мы не родные по крови. Он был моим сводным братом. Я рада, что мы не похожи.
Холодные нотки появились в ее голосе, и я быстро взглянула на нее. До этого момента я была уверена, что она любила своего сводного брата, но подобным тоном она, казалось, отказывается от него.
— Как ты относилась к нему? — спросила я. — Как сестра?
— Я ненавидела его. Он был жесток, эгоистичен и беспечен. Он не раз мучил Дору и играл с Кларитой, потому что это его забавляло. Я мечтала о Поле, а он был против, и едва не убил его в том их поединке. Если бы он был жив, то встал бы между мной и Полом.
Она кое-как свернула газету — чувства ее почти захлестнули — и выбежала из комнаты. Я еще немного постояла, оглядываясь и пытаясь оценить человека, которого любила моя мать, когда была еще очень молодой, до того, как встретила моего отца. Но даже если бы здесь и обитал дух Керка, он бы мне ничего не сказал.
Но все-таки кое-что прояснилось. Мне показалось, что я узнала костюм Керка, в котором он был изображен на фотографии. Это была та же одежда, которую засунули в ящик вместе с маской и дневником и которую Гэвин без каких бы то ни было объяснений забрал у меня. Я вспомнила, что была удивлена этим еще тогда, и теперь снова это сильно удивило меня.
Сильвия уже больше не показывала мне дом, и я вернулась в зал. Она была там и грела руки у камина, как будто продрогла до костей. Несколько в стороне сидела Кларита, лицо ее было погружено в тень. Мне показалось, что она не хочет привлекать к себе чьего бы то ни было внимания.
Когда я вошла в комнату, Гэвин поднялся, чтобы предложить мне место между собой и Хуаном; дедушка натянуто улыбнулся, все еще не простив мне мое упрямство.
Когда я села, он указал на стену над камином.
— Именно здесь, Аманда, всегда висела бирюзовая маска, когда дети были маленькими. Надо принести ее обратно и повесить на место.
— Она исчезла из моей комнаты, — сказала я ему. — Я положила ее в ящик шкафа, но кто-то унес ее оттуда.
Гэвин быстро взглянул на меня:
— Новые выходки?
— Не знаю, — ответила я. — Но я рада, что ее забрали из моей комнаты, потому что она преследовала меня. Но убрала ее не я.
Вошла Мария и доложила, что завтрак подадут в гостиной.
Хуан спросил, где Элеанора, и Мария ответила, что она просматривает коробки в бывшей комнате сеньоры Кордова. Мария пригласит ее на завтрак.
Гостиная была длинной и узкой, в ней стоял темного дерева стол с плетеными ковриками у каждого стула. Нас уже ждали отодвинутые от стола стулья с высокими спинками и кожаными сиденьями; полотна, изображающие мрачные испанские сцены, висели вдоль стен, но было так темно, что их невозможно было оценить. Окна в глубоких нишах выходили во двор, в котором не было ничего, кроме иссушенной земли.
— Когда я была маленькой, я ненавидела эту комнату, — сказала Сильвия. — Никогда не могла здесь есть. Мне казалось, что из этих картин сюда спустится одна из фигур инквизиторов, одетая в капюшон, и будет нам угрожать.
— Это глупо, — сказал Хуан. — Здесь всегда звучала хорошая беседа, и смех, и были прекрасные вина. Здесь чувствовались испанские традиции.
Мария зажгла кремово-белые свечи в оловянных подсвечниках, и пламя немного осветило комнату. Мы не ждали Элеанору и приступили к пирогу с чудесной начинкой из мяса, хотя он и был, на мой вкус, излишне переперчен. Подали также и испанский рис, и sopapillos, кусочки тонкого хлеба, который мне особенно понравился.
Мы уже наполовину расправились с предложенными нам блюдами, когда Кларита, которая сидела в конце стола у самой двери, внезапно закричала и поднесла салфетку ко рту.
Сильвия уставилась на дверь и так побледнела, что я подумала, не упадет ли она сейчас в обморок. Стул Хуана загораживал дверь с моей стороны, но я увидела мрачное выражение на лице Гэвина, увидела, как он откинулся на стуле.
Хуан, заметив, что что-то происходит позади него, обернулся и взглянул на дверь. Там стояла гибкая фигура, одетая в темно-синие одежды. Я разглядела обтягивающие замшевые брюки с потускневшими серебряными пуговицами, короткую куртку, отделанную белой тесьмой и вышивкой, и белое сомбреро на голове — и тут я увидела что-то еще. Там, где должно было быть лицо, под полями сомбреро, была синяя маска, черты лица которой были разрисованы серебром и бирюзой, рот по форме напоминал букву О, и казалось, что маска застыла в немом крике.